Лидия Базилевская(Климова)

— Это ж как так, Галь?! Мы для Ксюши теперь чужие люди? Ты — тетка, я — мать?! Выскочила замуж за богатого, и о нашем существовании забыла. Галь, у них ведь сын родился, а она нам об этом не сказала. Разве ж так можно? Сестричка, где ж мы ее с мужем упустили? Ведь воспитывали правильно… ***  Галина вздохнула, ставя тяжелые сумки на пол.  — Сереж, ты там долго? — крикнула она вглубь квартиры, хотя знала: муж просто курит на балконе, глядя на детскую площадку. Сергей вышел через минуту, шаркая стоптанными тапками. Взгляд у него был потухший, как у старого пса, которого забыли почесать за ухом. — Да иду я, Галь. Чего шумишь? Купил я хлеба, купил. Они прошли на кухню. Обычный вечер. Чайник, бутерброды с сыром, новости по телевизору. Но между ними, прямо посреди стола, незримо висело то, о чем говорить не хотелось, но и молчать уже не было сил. Все началось семь лет назад. Тогда эта квартира не казалась такой огромной и пустой. *** — Галочка, родненькая, ну выручай! — голос сестры в труб

– Тоня, иди сюда, я тебе носки в рюкзак положу! – голос Елены разнесся по квартире, и Юля, сидевшая на кухне, вздрогнула и едва удержалась от комментария. Шестнадцатилетняя племянница послушно появилась в дверях комнаты. Высокая, нескладная, с длинными руками, которые она как будто не знала, куда деть. – Мам, так обещают, что тепло будет. – Обещают! – Елена фыркнула так, будто синоптики лично оскорбили ее семью. – А если похолодает? А если дождь? Ты же не умеешь заботиться о себе. Заболеешь еще... Юлия отпила кофе. Горький и противный, но хоть какое-то занятие для рта, чтобы не ляпнуть лишнего. Три года она наблюдала этот цирк и до сих пор не привыкла. Тоня не умела включать стиральную машину. Не потому что глупая – потому что мать ни разу не подпустила ее к технике. «Испортишь». «Зальешь соседей». «Там сложные программы». Девочка не выносила мусор – Елена боялась, что дочь поскользнется на лестнице или ее укусит бродячая собака во дворе. Убирать в своей комнате Тоне тоже не давали –

— Пап, скажи ей! Почему она себя так ведет? Она мне не мать, она не имеет права мне ничего говорить. Пусть замолкнет вообще! Пусть вот этих двух воспитывает, а меня не трогает. И плевать, что мы в ее доме живем! ***  Ася стояла у окна, машинально протирая подоконник тряпкой, хотя пыли там не было уже дня три. Взгляд то и дело убегал к воротам частного дома. — Ась, ты чего там застыла? — голос Гриши из гостиной звучал расслабленно. — Чайник уже свистит. Ася вздрогнула, бросила тряпку на батарею и пошла на кухню. Гриша сидел за столом, листая ленту в телефоне. Он был хороший мужик, правда. Добрый, спокойный, руки из нужного места растут. Когда они два года назад расписались, Ася думала, что вытянула счастливый билет. Ну и что, что у него своей квартиры нет? У Аси дом большой, от бабушки остался, достроенный, уютный. Места всем хватит. Так она думала. Тогда. В прихожей хлопнула входная дверь. Ася невольно сжала ручку чайника так, что костяшки пальцев побелели. — Пап! Я пришел! — раздалс

Есть ощущение, что в отечественном шоу бизнесе внезапно сорвало крышку у кастрюли, которую десятилетиями держали на слабом огне. И первым, кто выскочил наружу вместе с паром, оказался Прохор Шаляпин. Тот самый персонаж, над которым еще вчера хихикали, закатывали глаза и вспоминали исключительно в контексте странных браков и еще более странных ток шоу. Сегодня этот человек внезапно говорит так, что хочется не переключать канал, а подвинуться ближе и дослушать. Шаляпин больше не шут при дворе. Он теперь человек, который с удовольствием поджигает занавес и наблюдает, как бегают те, кто привык годами греться у софитов. Его интервью у Алены Жигаловой оказалось не болтовней ради кликов, а публичной раздачей оплеух всем звёздам эстрады. И что особенно приятно для зрителя, Прохор перестал извиняться за каждое слово. Он больше не просит любви. Начнем с внешнего вида. Шаляпин внезапно стал выглядеть как человек, у которого закончился период выживания и начался период удовольствия. Исчезли фрик