Елена Ухова

Не очень уже молодая женщина тащила большой пакет, с трудом поднималась по ступенькам; ноги болели. В пакете печальное лежит. Некоторые понимают, что означает содержимое пакета. Средства гигиены, лекарства, протертая еда в контейнерах. Женщина у себя дома готовила, так удобнее. Быстрее. Шла она к бывшему мужу. Вот странная штука - жизнь. Расстались двадцать лет назад. Даже побольше. А теперь она носит лекарства и еду бывшему. Который столько нервов измотал. Столько переживаний принес. Плохо жили. Потом разошлись. И еще продолжали ссориться, - делили квартиру. Алименты на сына не платил вовремя, то там работал, то здесь. Да вообще почти не платил. Потом все потерял. Комната осталась в общежитии. Туда женщина и шла. Она недалеко жила. Окраинный рабочий район, блочные пятиэтажки, здесь родились и выросли. А потом вот, познакомились. И по горячей любви поженились. Тогда муж был хорош собой, так хорош! На Есенина похож. Веселый, разговорчивый, на гитаре играл. И работал стропальщиком, неп

Ветер в тот декабрьский вечер был не просто холодным — он был одушевленным, злым существом. Он, казалось, имел личные счеты с каждым, кто осмелился выйти на улицу, но особую ненависть питал к старому, выцветшему драповому пальто деда Матвея. Ветер пробирался под воротник, скользил ледяными пальцами по худой спине, искал остатки тепла, чтобы безжалостно их выдуть и развеять над серым, равнодушным городом. Но тепла там давно не было. Как не было его и в квартире старика на первом этаже хрущевки, где батареи едва теплились, словно сами умирали от истощения. Старый холодильник «Саратов» на кухне дребезжал, как трактор, охраняя лишь морозную, стерильную пустоту своих ржавых полок. В этом звуке Матвею Ивановичу слышался погребальный звон по его собственной жизни. У деда Матвея в кармане гулял ветер, а дома — шаром покати. Пенсия закончилась еще полторы недели назад. Смешно сказать — закончилась. Она просто испарилась. Квитанция за отопление, которое не грело, съела половину. Лекарства от дав