Жанна Шабанова

Екатериновский массив Между Находкой и Партизанском расположен древний известняковый массив, названный по ближайшей деревне Екатериновским. Справа от него, через железную дорогу, расположен его осколок, отдельно стоящая скала Пржевальского: 42.932805, 133.071180. Ещё во второй половине XIX века в этих скалах были обнаружены многочисленные карстовые (т.е. вымытые в осадочных породах водой) пещеры, а уже в поздний советский период, в 1960-70-х гг., наши археологи обнаружили в них следы жизнедеятельности древнейшего человека времён палеолита (около 30 тыс. лет назад). Тогда в одной из пещер, названных именем Пржевальского, располагался филиал краеведческого музея, где выставлялись образцы костей животных палеофауны, а также орудия труда древнего человека, все из которых были найдены по соседству, в пещере им. Географического общества. Сейчас от этого музея остались только деревянные двери и скульптуры тигра, совы и медведицы с медвежатами, вылепленные Семёном Никитовичем Горпенко, знамен

Тишина в доме была не просто отсутствием звука. Она была плотной, осязаемой субстанцией, которая, казалось, оседала пылью на мебели, впитывалась в шторы и давила на плечи тяжелым, невидимым грузом. Елена сидела у окна, глядя, как летние сумерки медленно, словно нехотя, окутывают сад. Старая яблоня, ветви которой касались стекла, замерла, не шелохнувшись, словно тоже боялась нарушить этот вакуум. Прошло полгода. Люди говорят, что время лечит, но для Елены время остановилось в тот самый день, когда Андрея не стало. Не было ни войн, ни катастроф, просто сердце, которое любило жизнь, вдруг перестало биться во сне. Тихо, незаметно, необратимо. С тех пор Елена существовала механически. Она вставала, умывалась, заваривала чай, который забывала выпить, и смотрела в окно. Мир за стеклом продолжал жить: соседи косили траву, где-то лаяли собаки, по дороге проезжали машины, но всё это происходило словно на экране выключенного телевизора — без звука и цвета. В то утро она решила разобрать старый с

В самом сердце бескрайней тайги, там, где вековые кедры своими кронами подпирают низкое, тяжелое, свинцовое небо, а быстрые реки зимой промерзают до самого каменистого дна, жил человек по имени Глеб Степанович. Для остального мира его не существовало уже много лет. Он был лишь точкой на карте, которую никто не наносил, тенью, скользящей среди деревьев, отголоском ветра в печной трубе. Его хижина стояла на берегу безымянного озера, надежно скрытого от посторонних глаз густым, непроходимым ельником и крутыми сопками. Это было добротное, кряжистое строение, сложенное собственными руками из толстых бревен, потемневших от времени, дождей и солнца. Крыша, крытая дранкой и мхом, сливалась с окружающим лесом так искусно, что заметить жилье можно было, только подойдя к нему вплотную. Из трубы тонкой сизой струйкой вился дым — единственный признак того, что здесь, в этой глуши, теплится человеческая жизнь. Глеб Степанович был высок, широкоплеч, но годы и тяготы согнули его, словно старое дерев