Татьяна Калитченко

Та ночь началась с обычной, липкой бессонницы, которая часто навещает женщин моего возраста. В пятьдесят два года организм словно начинает жить по своему, неведомому расписанию, игнорируя усталость. Я лежала в густой темноте нашей спальни, слушала мерное дыхание Андрея и считала трещины на потолке, которые знала наизусть. Каждую из них мы планировали заделать во время следующего ремонта. «В следующем году», — говорил он. Теперь я понимала, почему ремонт всё время откладывался. Андрей спал, раскинувшись по-хозяйски, его рука лежала поперек моей половины кровати. Тяжелая, теплая рука человека, с которым я прожила четверть века. Двадцать пять лет. Серебряная свадьба через три недели. Я уже выбрала ресторан — «Венецию» на набережной, тот самый, где мы отмечали десятилетие. Уже внесла предоплату, обсудила меню с администратором (никаких оливок, Андрей их терпеть не может, больше мясных нарезок). Купила платье — темно-синее, бархатное, скрывающее недостатки фигуры и подчеркивающее глаза. Я г

Услышав из уст мальчишки такое, я, признаться, остолбенел. Девочка лет пяти, шарахнувшаяся от меня в сторону, быстро спряталась за его спину, откуда смотрела на меня полными ужаса глазами, а её ручонки крепко держались за куртку её малолетнего защитника. - С чего ты взял, что я собирался её обидеть? – Удивился я. – Я просто подошёл к ней узнать, где её родители. Она одета не по сезону и вся дрожит. Мальчишка оценивающе смотрел на меня секунд десять, а потом сказал: - За неё, кроме меня заступиться некому. - Она твоя сестра? - Нет, она бомж, но я её защищаю. То, что потом рассказал мне о девочке этот мальчишка, привело меня в состояние шока. - В первый раз я её увидел вон около того подъезда, - мальчик показал рукой в соседний двор. – Она, свернувшись калачиком, спала на холодных ступеньках, ведущих в закрытый подвал, и мне стало её очень жалко. Бабушки на лавочке сказали, что она, видимо, сирота. А ещё немая. Потом я отбил её в магазине у охранника, который ударил её за то, чт