Антонина Филатьева (Плотникова)

Ночь на заимке — не молчание, а особая тишина, полная голосов. Дремлет тайга, лишь изредка встрепенётся птица во сне да подшепнёт что-то верхушкой кедра пробегающий над горами ветер. Агафья Карповна, как всегда, спала чутко. Слишком много лет провела она в этой избушке на берегу Ерината, в глуши хакасской тайги, чтобы не слышать, как дышит лес. Она помнила каждый скрип половиц, каждый шорох за стеной. И потому проснулась мгновенно, ещё до того, как её сознание успело понять причину. Но тело уже знало: что-то не так. Козы в хлеву не блеяли, собаки не лаяли — стояла та гнетущая, звенящая тишина, которая бывает лишь перед грозой или когда рядом ходит большая беда. Сердце восьмидесятилетней отшельницы заколотилось чаще, но руки, привыкшие к тяжёлому труду, оставались спокойны. Она прислушалась. Сначала был звук — тяжёлый, влажный, небрежный. Будто кто-то огромный и мохнатый протёрся шкурой о тёсаные брёвна сруба снаружи. Потом послышалось сопение, громкое, как работают кузнечные меха.