#интересныеавторы #юрийвсеволодович #миркнигисловапоэзии

Со страницы Юрия Всеволодовича:
13 декабря о благодарности.
Татьяна Львовна Сухотина-Толстая. Дневник. 11 и 13 декабря 1932 года.
[В сентябре 1930 года Татьяна Львовна сообщила в Москву брату Сергею о важном событии: “Таня [дочь Т.Л.] выходит замуж за итальянца, которого она любит уже полтора года. Зовут его Леонардо Альбертини, ему 27 лет, он доктор прав, а занимается хозяйством в Римской компании... Жить они будут в Риме или под Римом. Мои новые родственники хотят, чтобы я ни в чем не нуждалась и только просят о том, чтобы я выражала свои желания. Они очень милые и порядочные люди. Единственное обстоятельство, которое будет для Тани тяжело — это именно их обеспеченное положение... Наша трудовая жизнь была очень хороша. Мы видели много доброты и помощи, и сами помогали, чем могли. Никогда не завидовали никому и не мечтали о богатстве. Конечно, бывали минуты, когда было тяжело, когда мечтали об отдыхе и о том, чтобы вздохнуть от материальных забот, но я все же скажу, что я об этом времени жалею”. Татьяна Львовна переехала вместе с дочерью из Парижа в Рим. Через год, в сентябре 1931 года, у нее появился внук — Луиджи.
В декабре 1932 года Татьяну Львовну стали посещать мысли о смерти…]
“11 декабря 1932. Англо-американский госпиталь.
Четвертый день в больнице. Сильные мигрени и полный отказ кишок что-либо варить привели меня в отчаяние, и я решила в последний раз подвергнуться всяким анализам, чтобы узнать, в чем дело. Вылечить меня нельзя. Но я хочу знать, в чем дело, и тогда легче остерегаться. А впрочем! Собственно, это моя слабость меня привела сюда. Больше ничего. Мне 68 лет. Пора переходить на умирание.
Как жизнь пролетела! Я всё СОБИРАЛАСЬ начинать жить, что-то делать. Мне все казалось, что я должна и могу сделать что-то очень большое: написать что-то замечательное; сделаться великим портретистом; иметь большое и решающее влияние на человеческие души в смысле уничтожения насилия, войны и торжества любви людей между собой. Я чувствовала и продолжаю чувствовать в себе все эти силы и возможности. Но всегда была и есть как бы тонкая стенка, которая мешает вырваться наружу этим стремлениям. Кажется — стоит только ее сломать, как из меня польется могучий поток духовных сил.
Стенка эта — просто непростительная бездеятельность. И еще: привычка считать важным пустяки. Вместо того чтобы сесть и писать, мне представляется необходимым сначала переменить белые воротнички на платье или выгладить ленту для шеи. А впрочем... Вероятно, я ничего не была бы в состоянии сделать большого, и может быть, хорошо, что я на это не рассчитывала. Иногда пыталась... Но у меня не было того, что нужно для гения или хотя бы таланта. «Гений — это терпение». У меня нет выдержки и настойчивости. Что виновато: характер? воспитание? самовоспитание?
13 декабря 1932. Госпиталь
…Доктор молчит. Что они знают? Чем я к ним ближе, тем я яснее вижу их беспомощность.
Пожалуй, они немного более зрячи, чем мы — вот они увидали мой камень, но вот и всё. Я себя дома лучше лечу, чем они меня здесь...
Странно, если я серьезно больна. Я так сознанием далека от смерти. Я хотела бы, чтобы это сознание пришло. Я совершенно убежденно говорю себе: «Ты больна, тебе 68 лет. Много ли ты можешь прожить еще? При очень, очень счастливых обстоятельствах 10 лет. Но скорее 2 года, 3, 5 лет».
«Дней лет наших 70, а при большой крепости 80. И лучшие из них — труд и болезнь...» (79 псалом) Труд мой кончился. Началась болезнь... Ну что же? Я не жалуюсь.
Я прожила невероятно, незаслуженно счастливую и интересную жизнь. И УДАЧЛИВУЮ. И так продолжается.
Самое мое большое счастье теперь — это Таня. И пусть она знает, если эти строки попадут ей в руки, что я это счастье ценила и ценю каждую минуту моей жизни. Я никогда не умею ей этого показать. Не умею показать ей своей огромной любви и благодарности за всю ту незаслуженную любовь, ту заботу, которые она мне показывает.
Большую нежность чувствую к крошке Luigi. Но это другое.
[Окончание записи в оригинале сделано на французском.]
Раз уж я об этом заговорила, мне хочется сказать и тебе, Леонардо, какую хорошую жизнь ты мне создал. Своей постоянной, трогательной обо мне заботой ты был (и сейчас остаешься) для меня — больше, чем родной сын. Но за что я тебе особенно благодарна и люблю тебя — за Танино счастье. Помнишь, как ты сказал мне в Грессоне, прося Таниной руки: «Обещаю вам, что Таня будет счастлива». И свое слово ты сдержал. Спасибо тебе за это. При настоящей большой любви совершенно не важно, что ты иногда бываешь резковат или придирчив.”
Татьяна Львовна прожила еще почти 18 лет. Последние ее слова (чуть слышный шепот) были обращены к дочери: “Моя радость”.
ФОТО:
— Т.Л. Сухотина-Толстая. 1925.
— Леонардо Альбертини с сыном Луиджи. Рим. 1932.
— Т.М. Альбертини-Сухотина с сыном Луиджи и дочерью Анной. Рим. 1934.