Первое время между Шурой и Людой царила напряженность - они были соперницами, хотя и невольными.
Хотя делить им было некого, так как Матвея нет в живых, свекровь со свекровм одинаково к ним относились, стараясь не делать различий между матерями своих внуков. У Шуры была Лидочка, их любимая внучка, а Люда, возможно, носит в себе мальчика. Зинаида молилась об этом.

А в селе люди и правда нашли повод посплетничать. Над Зиной потешаться не могли, видели, как женщина от горя убивается, но вот некторые сплетницы не гнушились задать каверзный вопрос Шуре по поводу пребывания Людмилы в их доме.

- Как там вторая жена? Скоро уж рожать?
- А ты, Шурка, все еще любимая невестка, али другая теперь твое место заняла?

И так потешались люди, покуда не надоело.

Но постепенно, день за днем обе женщины начали находить общий язык, так как обе несли тяжесть обмана одного мужчины на своих плечах.

- Шура, ты знаешь, я бы очень хотела, чтобы у меня родилась дочь, - как-то, стирая вещи, тихо произнесла Людмила. - Не хочу, чтобы он вдруг в отца пошел. Хоть я и любила Матвея, но вся эта любовь улетучилась, когда я узнала о его обмане. А ты... Ты любила мужа?

- До самого того письма любила, - кивнула она. - Сильно любила, казалось, что для другой любви уж и места нет в моем сердце. Тосковала весь тот год, что его не было. А потом... Я ведь даже топиться пошла... Но уже не от любви. Её как-будто рукой сняло, словно что-то оборвалось. Я хотела жизни себя лишить от безвыходности, как мне казалось.

Они смотрели друг на друга, и в их глазах отражалось одно и то же – понимание, сочувствие и тихая грусть. Делить им было нечего, идти им обеим было некуда. Да и если было бы куда идти, как свёкров бросить? Анатолий и Зинаида, хоть и были суровы, но нуждались в уходе. Узнав о том, что Матвея не стало, Анатолий за сердце каждый день хватался, а Зинаида, пролежав два дня в постели, теперь хоть и передвигалась, но головные боли изводили её.
И две женщины, связанные общей бедой и нелепой шуткой судьбы, стали опорой друг для друга.

****

- Шура, что это? Почему так больно? - Шура поснулась ночью от криков Люды. Было понятно, что она рожает и от страху не к свекрови пошла, а к своей "сопернице".

- Так, успокойся, всё будет хорошо. Я через это прошла, так что не переживай, буду рядом. Только за фельдшером сбегаю.

Накинув на ночнушку тулуп свёкра, она всунула ноги в валенки и побежала по зимнему декабрьскому снегу за врачом.

Люда родила сына, которого назвала Михаилом в честь своего отца.

Через два месяца после родов Люда заболела. Её лихорадило три дня. Дом стоял в напряжённом молчании: Зинаида молилась, Анатолий всё к фельдшеру ходил и требовал лекарств, а Шура не отходила от кровати, прикладывая ко лбу Люды прохладные полотенца и почаще отпаивая её отваром из малины с мёдом. Маленький Миша не капризничал, был тихим, словно понимал, какое трудное время сейчас все переживают.

- Если я умру, ты позаботишься о нём, Шура? - глухо простонала Люда.

- Ты чего такие глупости говоришь? А ну, выброси эти мысли из головы, - рассердилась Шура. - От простуды мало кто помирает. Ну подумаешь, горячка свалила, так ничего, пройдет. Главное, чтобы молоко не перегорело. Сцеживай его.

- Шурочка, коли меня не станет, ты напиши моим, ладно? Там у меня в документах адрес написан. Вдруг что со мной случится.

- Ничего с тобой не случится. Пей отвар и скоро придешь в себя, - успокаивала её Шура. А сама вдруг поймала себя на очень интересной мысли.

И на следующий день, когда жар прошел, но Люда еще спала, к Шуре подошла Зинаида и тихо сказала:

- Страдает она. Тяжко ей без родительской ласки и любви. Мы не обижаем её, но всё-таки... Слышала я на днях, как качая Мишу, она плакала и говорила, что у него дедовы глаза.

- Я хочу написать её родителям. Знаю, где адрес взять, - кивнула Шура.

- Напиши, дочка, - Зина погладила невестку по голове и та почувствовала какое-то материнское тепло, которое доселе редко знавала.

Зинаида несколько последующих дней была ласкова с двумя женщинами. И на внуков смотрела так, словно пыталась запомнить навсегда их черты лица. Она словно предчувствовала свой уход из жизни.
Спустя неделю после того, как Люда поправилась, Шура вышла из дома и увидела свекровь, сидевшую на крыльце. Она словно задремала, облокотившись о столбик. Но когда невестка её окликнула и дотронулась до плеча, то поняла, что Зинаида умерла...

***

На сороковой день после похорон Шура решилась. Она и так долго собиралась с мыслями, так что пора...
В тот день, придя после кладбища, Анатолий и Люда пошли по делам в сельский совет, Шура всё же села за письмо.
Писала долго, с паузами, стирая слёзы тыльной стороной ладони. Писала честно о Матвее, о его двойной жизни, о том, как он обманул её и Люду. Писала о том, как они теперь живут под одной крышей, вынужденные стать подругами, потому что им обеим некуда идти, что никого у них в этом мире не осталось кроме детей, что их объединяют. Ведь Лида и Миша брат с сестрой. Писала и о том, как в селе потешаются над ними, шепчутся даже спустя время. Она просила их хотя бы просто написать пару теплых слов дочери, поддержать в трудное время.

Письмо она отправила с попутным извозчиком до станции. И месяц Шура ждала ответа, и вот наконец-то он пришел. Родители Люды не стали тратить слова на бумаге, а коротко сообщили о том, что в скором времени приедут.

Родители Люды приехали в самый разгар сенокоса. Мария и Михаил, увидев дочь с внуком на руках, заплакали. Они стояли у ворот, не решаясь войти. Увидев мать, Люда замерла, она перевела взгляд на Шуру, а та улыбнулась. Наконец Мария, всплеснув руками, бросилась к дочери, прижимая её к себе. Отец же взял Мишу на руки и смотрел на внука виноватым взглядом.

- Дочка, ты прости нас. Прости. Мы ведь тебя потом искали, но не знали, куда ты уехала.

- Я давно вас простила и зла не держу, - улыбнулась Люда. В те минуты она и правда забыла все обиды. Её родные люди здесь, рядом. И всё прошлое надо оставить в прошлом.

- Тогда долго не будем тут гостить. Через два дня домой поедем, так что собирай вещи.

- Нет, - покачала головой Люда. - Если Шура и папа Толя позволят, я останусь тут.

- Конечно, ты можешь тут остаться, - сказала Шура. - Но разве тебе не хочется поехать с родными к себе домой?

- Здесь уже мой дом. И тебе, Шура помощь моя нужна. Папа Толя совсем слабый стал. Простите, - виновато посмотрела на "свёкра" Люда. - Да и здесь я к насмешкам привыкла, а там заново всё людям объясняй.

Родители приняли выбор дочери. Уезжая, они оставили немного денег, а на прощание Мария обняла Шуру.

- Спасибо тебе. За всё. За мудрость твою и доброту. Кто бы знал, что жена полюбовницу в дом примет и подругой ей станет.

- Да уж, люд сельский до сих пор потешается. Но ничего, нам ведь больше некого делить. Я понимаю, что мы и правда нужны друг другу.

****

В августе 1940 года во дворе их дома за столом собрались соседи и еще несколько человек из семьи Демьяна Корзинкина.
Демьян Корзинкин, сельский плотник, сидел рядом с Людмилой, которая несколько часов назад стала ему женой.

- Людочка, ты счастлива? - спрашивала её Шура ранним утром в день свадьбы.

- Счастлива. Знаешь, Шурочка, мне кажется, что я давно к этому шла. Тихая семейная жизнь, что может быть лучше? Мне кажется, что с Демьяном я буду самой счастливой.

- Я тоже в это верю, - улыбнулась Шура.

- А ты... Тебя еще Гриша замуж не позвал?

- Так рано еще, - махнула рукой Шура. - У нас ведь только всё завертелось, закрутилось. Да и не хочу я вот так, как в первое свое замужество, чувствам поддаваться. Ведь мне уже не восемнадцать лет, а двадцать восемь. Теперь я знаю, что нам надо лучше узнать друг друга. Вот годик помилуемся, а там, может быть, тоже свадебку справим.

Люда обняла её и прошептала:

- Странная шутка судьбы. Когда-то мы были соперницами, теперь друг другу счастья желаем.

- Наверное хоть за это Матвею спасибо надо бы сказать.

***

Анатолий ушёл из жизни тихо, в мае 1941 года, за месяц до того, как грянула Великая Отечественная война. И теперь уже Шуру поддерживали не только Люда, но и её муж Демьян, и Григорий, который понял, что в ближайшее время Шурочке будет не до свадебного гуляния.

А потом началась война...

Среди первых на фронт призвали Григория, которого отправили в танковые войска.

- Я надеюсь, что до осени ты вернешься. -плакала Шура, провожая его.

- И тогда мы сыграем свадьбу. Обещаешь?

- Клянусь.

Он поцеловал её, прижав к себе крепко. Чтобы кто не говорил, но не нужны ему всякие легкомысленные молодухи. Вот она, любовь его, и его душа.

А через две недели настала пора и Людмиле прощаться с мужем. Проводив Демьяна, она рыдала день и ночь, пока Шура не прикрикнула на неё:

- Слезами только беду притягиваешь. Разве у тебя одной муж ушел воевать? Не рыдать ты должна, а молиться за него. Всем сейчас плохо, всем тяжко.

- Прости, Шура. Просто мне так страшно.

- Всем страшно, - женщина обняла её. - А давай-ка, переходи ко мне. Вместе будет проще наших мужиков ждать, письма им писать станем, детишки наши друг от друга не отходят, вдовем за ними и приглядим.

****

Весной в 1944 году пришла похоронка - Демьян погиб под Нарвой. Люда читала письмо, стоя у колодца. Потом упала на землю и зарыдала, и с этими рыданиями будто душа из неё выходила.

Шура подбежала, обняла её, прижала к себе.

- Я не смогу без него жить, не смогу. Я без него словно без сердца и без души. - всхлипывала Люда. - А теперь вот жизни нет...Когда Матвея не стало, мне тоже было больно, но не так...

Шура не могла найти слов, чтобы её утешить.
На неделю Людмила слегла, а потом, словно ото сна очнулась - встала и пошла на работу, нося свою боль в душе тихо, никому не показывая.

В мае 1945 года весть о Победе пришла, тогда же и Шура получила очередное письмо от Григория, который писал, что скоро вернется домой, только немного задержится еще, но к осени обещал прибыть в село. И тогда уж они точно поженятся.

А вот Люда... Она вдруг стала задумчивой, ходила погруженная в свои мысли, и вдруг однажды вечером она сказала Шуре.

- Я приняла решение уехать к родителям. Не могу я здесь больше находиться, всё мне о Демьяне напоминает. Да и там я нужнее. Брат мой погиб под Сталинградом, и родителям сейчас не легче, чем мне. Детей ведь сложнее хоронить.

Шура молчала, а потом кивнула.

- Наверное, так будет лучше. Хоть мне и нелегко будет с тобой расставаться, но ты приняла правильное решение.

- Я писать тебе буду. И дети наши... Они будут общаться, ведь они брат и сестра по отцу, - Люда сжала её руку и грустно улыбнулась.

ЭПИЛОГ

Уехала она в конце июня. Мишка и Лида плакали, но Люда заверила сына, что они будут иногда приезжать в гости.

Григорий вернулся аж в октябре, и на следующий день, без всяких гуляний и без посиделок они пошли и расписались в сельском совете.

Дом, который ранее принадлежал родителям Матвея после замужества Шуры, отошел сельскому совету. Иногда, проходя мимо дома, в котором поселилась учительница, прибывшая по распределению, Шура вспоминала годы, проведенные здесь. Были тут и радости, и слезы, и горести. Она была здесь женой, была же здесь и посмешищем для всего села, когда испуганная и ненужная никому Людмила приехала в деревню. Часто вспоминала Шура свои слова, сказанные ею при встрече Люде.
Кто бы знал, как судьба распорядиться дальше с ними... То, что было потехой на всё село обернулось дружбой.

Люда так и не вышла больше замуж, да и судьба Шуры не была уж такой безоблачной - она успела родить Григорию двух детей, прежде чем его не стало в 1956 году. Скончался от старых ран и контузии, полученных во время Великой Отечественной войны.

Лида и Миша общались как брат и сестра, сохраняя родственные отношения на всю жизнь.

#Хельга
источник