Предыдущая публикация
Две невестки часть 1
Село в Восточной Сибири. 1933 год.
В то время, когда в селе вовсю создавалось коллективное хозяйство, когда люди спорили о будущем, и когда начиналась новая и еще не понятная жизнь, в одном из деревенских домов жила Шура. Молодая, еще совсем недавно полная надежд, теперь же она была сломлена и чувствовала себя одиноко. А еще она была запугана - казалось всё ей, что лишняя она на этом белом свете.
Её муж, Матвей, уехал на заработки в город еще до того, как Шура почувствовала первые признаки беременности. Обещал вернуться скоро, привезти денег и сделать пристройку к родительскому дому, чтобы в будущем заполнить её детьми.
Шура осталась жить в доме его родителей, Анатолия и Зинаиды. Свекровь женщина суровая и властная, относилась к Шуре с явным пренебрежением. Шура была дочерью кулака-вдовца, который от жадности своей довел себя до сердечного приступа. И в тот день, когда у него всё забирали, упал на землю ничком, и больше не поднялся, так и помер.
Шуру это раскулачивание не коснулось, потому что успела она выйти замуж за Матвея. Голыдьба, как говорил её отец. Может быть и так, но она любила его и пошла наперекор родительскому слову, которому пришлось, впрочем, смириться.
И в дом мужний она пришла с хорошим приданым - корова, лошадь, да два десятка кур. С этим она позже вступила в колхоз еще до того, как к отцу пришли всё изымать. Умнее и дальновиднее Потапа Семеновича она оказалась.
Только вот если изначально рада была свекровь такой невестке, то после того, как её отца не стало, а дом его отошел сельскому совету, отношение Зинаиды к Шуре поменялось.
И что бы Шура ни делала – стирала ли белье, готовила ли еду, убирала ли двор, всё было не так - всё вызывало у Зинаиды недовольный взгляд и колкие замечания.
- Ты, Шура, шевелилась бы уже, дел невпроворот, – говорила она, наблюдая, как невестка старательно чистит картошку. – Как нёха, того и гляди, уснёшь. Наверное, и в твоей кулацкой семье только и делали, что на печи лежали.
Шура молча сжимала губы, стараясь не показывать, как ранят её эти слова.
Не лежала она на печи, и вместо матушки покойной хозяйкой в доме была. А свекровь об этом знала, только отчего она её вдруг белоручкой считает? Шура никогда не ленилась - ни в работе, ни в учебе. Когда еще подростком была, то отец настоял на обучении у старого учителя, что из соседней губернии к ним в село переехал жить. Она пограмотнее многих была, но и белоручкой и зазнайкой её нельзя было назвать.
Шура старалась, изо всех сил старалась быть хорошей невесткой, но каждый ее шаг, каждое движение, казалось, вызывало лишь новую волну недовольства. А теперь за неё и заступиться некому - отца нет, а мужу и не хотела жаловаться, чтобы разлад меж ним и его матерью не вносить.
- Мама, вы же видите, как я стараюсь, – тихо говорила она, когда Зинаида начинала придираться к ней. - Если чего не умею, так научусь. Глядя на вас и научусь, буду делать так, как вам понравится.
- Научишься, научишься, – усмехалась Зинаида. – Только вот когда? А пока что картошка сама себя не почистит, и корова сама себя не подоит.
Анатолий, муж Зинаиды, был человеком более молчаливым, но его равнодушие тоже ранило молодую хозяйку. Он видел, как тяжело приходится Шуре, но предпочитал не вмешиваться в бабские дела. Иногда, когда Зинаида отворачивалась, он мог бросить Шуре короткое:
- Не слушай ее, Шура. Делай по-своему.. - скажет, и уйдет, будто стесняясь вот этой слабой поддержки.
А когда спустя год после свадьбы Матвей на заработки уехал, то Шура совсем осталась без защиты. Даже беременность её не смягчила Зинаиду.
- Ты бы с Шуркой поласковее, внука нашего носит всё-таки, - пытался осадить Анатолий супругу.
- Ой, будто она одна такая! Вон, у Шевцовых невестка третьего носит, а глянь, без дела не сидит. Наша же как белоручка. То тошнит её, то голова болит, лишь бы отговорки придумать.
- Зинка, ну ты ж сама беременной была, али забыла? - старался напомнить Анатолий жене о таком тяжелом времени. Но лучше бы не напоминал.
Глаза Зинаиды стали влажными от слез, грусть появилась в её взгляде. Из трех детишек, что на свет она произвела, только Матвей и выжил.
После слов мужа помягче немного она с невесткой была, да вот только и не баловала шибко. Всё говорила, что не будет на потеху селу неженку из невестки делать. И так не может отмыться от клейма "родня кулака Сапожкова".
****
Шура родила дочь, которую назвала Лидочкой в честь своей бабушки. Матвей так и не приехал, хотя в письмах обещал вернуться как время подойдет рожать. Только время подошло, а его всё нет. А через месяц почтальон принес сухое письмо, будто в спешке написанное.
- Вот чего? Чего ты сердишься? - ругалась Зинаида, когда Шура дочитала и отбросила листок в сторону. - Мой сынок ведь не на печи пролеживает, а деньги зарабатывает. Что, мало прислал разве?
- Да уж намного меньше, чем ранее. Мне не деньги нужны, мама, мне муж нужен, а дочери отец, - подойдя к колыбели, она вытащила малютку и прижала её себе. - Он даже не написал, когда приедет. Не пообещал, что вскоре свидимся мы. Про дочь лишь несколько слов: "поцелуй Лиду за меня".
- А чего тебе еще надо? Ты, Шурка, благодарной ему быть должна. Он же ради тебя старается.
Шура покраснела, вспомнив слова отца, за которые ей по сей день было стыдно. И как бы не была права свекровь, а мужа ей очень не хватало.
***
Лидочка росла с каждым днем, а Шура изо всех сил угодить свекрови, доказать, что она не обуза, что она достойна их дома. Она вставала до рассвета, чтобы растопить печь, готовила еду, ухаживала за поросятами, коровой и козой. И про ребенка не забывала, только всё было тщетно.
Однажды, когда Лидочке исполнилось четыре месяца, пришло письмо от Матвея. Письмо, которое перевернуло мир Шуры с ног на голову.
Только не на её имя пришло, а на имя матери. Зинаида, прочитав его, ошарашенно смотрела то на листок, то на невестку. И молчала, словно рыба. Шура в этот раз проявила характер. Подошла и выхватила листок из рук свекрови.
Слова, написанные неровным спешным почерком, казались ей чужими:
"Мамочка, я не знаю как сказать обо всём Шуре. Ты уж найди слова правильные. Пусть поймет меня и простит. И ты прости меня, что струсил и через тебя передать хочу то, что должен был ей в глаза сказать. Я не вернусь.. Здесь я понял, что совершил ошибку, что не должен был поддаваться юношескому чувству, и не должен был жениться на Шуре. В рнабочем поселке, где идет стройка, я встретил другую. Её зовут Людой, вот она моя настоящая любовь! Она красивая и интересная девушка. Это другая любовь, мама, не похожая на ту, что я к Шуре испытывал. Без Люды мне дышать тяжело, без неё нет смысла моей жизни. Знаю, что поступаю как последний проходимец. Ты передай Шуре, что помогать ей буду, денег высылать на дочь, но в село не вернусь, я останусь с Людой."
Шура перечитала письмо несколько раз, но смысл не менялся. Слова, как острые осколки, впивались в её сердце. Она почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Родителей нет, дом отобрали, а теперь и муж бросил. Куда ей идти? Кому она нужна?
А если... Если Матвей вернется в село вместе со своей зазнобой? Только вот Шуре невыносимо было даже представить увидеть своего супруга с другой.
Завыла Шура, представив себе, что муж возвращается, а ей даже некуда идти. А тут еще и свекровь масла в огонь подлила. Когда Шура соль рассыпала, та закричала:
- И так соль на вес золота, а ты, безрукая, переводишь такое добро! Правильно Матвей сделал, что другую нашел!
- Зинка, перегибаешь! - Анатолий вспылил и ударил кулаком по столу. - А с Матвея я шкуру спущу за такие проделки! Да я... Да я его на порог не пущу после такого поступка. Разве так мы его воспитывали? Это что же у нас теперь - один сын и две невестки?
- То есть, для тебя Шурка теперь важнее сына? А если его зазноба внуков нам родит, что, не увидим мы их?
Такая тоска и такая боль взяла девушку. Посмотрела она на свою свекровь невидящими глазами, затем развернулась и ушла в комнату.
- Лидочка, доченька моя, – шептала она, склонившись над колыбелью. – Прости маму. Мама не может больше так жить. Никто меня не любит, никто не нужен. Прости, дочка, но не хочу я, чтобы ты видела, как твою маму обижают и унижают.
Затем она прошла мимо свёкров и вышла на улицу.
- Глянь, куда она пошла, словно безумная? - Анатолий вздрогнул, вспомнив взгляд невестки. - Зина, иди приведи её обратно. Да помягче с ней.
- Еще чего, - пожала плечами Зинаида. Она понимала, что неправа, понимала, что невестку сильно обидела и перегнула палку. И не виновата она ни в чем, просто злость на сына сорвала на Шуре. Но слишком уж гордой она была, чтобы первой подойти, да еще и прощения попросить.
- Приведи, я сказал! - Анатолий вдруг снова ударил кулаком по столу и, глядя на мужа, Зинаида испугалась - такого взгляда она не видела очень давно.
А Шура тем временем шла по знакомой тропинке, ведущей к реке. Мысли одна хуже другой роились в её голове. Вода тихо плескалась у берега, словно приглашая к вечному покою. Шура, рыдая, подошла к самому краю обрыва.
Она уже собиралась сделать шаг, стянула с себя косынку и бросила её на землю, как вдруг услышала позади себя голос. Голос, который она так часто слышала, но который никогда не звучал так пронзительно.
- Шурка! Что ты делаешь, окаянная?
Это была Зинаида. Свекровь, которая всегда смотрела на нее с укором, теперь стояла перед ней, бледная, с широко раскрытыми глазами. Шура замерла, не в силах пошевелиться.
-Ты что, решила счеты с жизнью свести? – Зинаида подошла ближе, ее голос дрожал. – Ты, бедовая, решила, что твоей дочери сиротой жить лучше? Ты хоть подумала о том, что делаешь?
- А зачем мне жить? Зачем? Чтобы Лида видела, как вы постоянно надо мной измываетесь? Никому нет дела до меня, до моих чувств, - Шура рыдала, стоя на краю обрыва. - Если Матвей со своей новой бабой приедет, так вы меня как собаку блохастую из дома выставите. Да вы к своему Полкану больше уважения и любви испытываете, чем к матери своей внучки!
- Дай мне руку, - потребовала Зина, но Шура покачала головой.
Женщина вдруг резко шагнула вперед, схватила Шуру за локоть и рывком дернула на себя. А потом... Она вдруг прижала невестку к себе и держала так, всхлипывая.
- Никто меня не любит, матушка, – говорила Шура сквозь рыдания. – Как бы я ни старалась, как бы ни угождала, все равно я для вас чужая. Матвей меня бросил, родителей у меня нет. Куда мне идти? Кому я нужна?
- Пошли домой, Шура. Пойдем. Дочери ты нужна...А Матвею я сама лично напишу, чтобы сюда даже носа не показывал.
Зинаида еще раз обняла Шуру. Впервые за всё время их совместной жизни она почувствовала тепло и поддержку от свекрови.
Зинаида отвела Шуру домой. Она уложила ее спать, а сама села писать письмо, в котором не стеснялась в выражениях, называя сына предателем и трусом. Она писала, что если он посмеет появиться в их доме, то она тряпкой, которой полы моет, по его лицу и по лицу его зазнобы пройдется.
Матвей, как и следовало ожидать, не приехал. То письмо, адресованное матери, было последним.
продолжение следует
#Хельга
источник
В то время, когда в селе вовсю создавалось коллективное хозяйство, когда люди спорили о будущем, и когда начиналась новая и еще не понятная жизнь, в одном из деревенских домов жила Шура. Молодая, еще совсем недавно полная надежд, теперь же она была сломлена и чувствовала себя одиноко. А еще она была запугана - казалось всё ей, что лишняя она на этом белом свете.
Её муж, Матвей, уехал на заработки в город еще до того, как Шура почувствовала первые признаки беременности. Обещал вернуться скоро, привезти денег и сделать пристройку к родительскому дому, чтобы в будущем заполнить её детьми.
Шура осталась жить в доме его родителей, Анатолия и Зинаиды. Свекровь женщина суровая и властная, относилась к Шуре с явным пренебрежением. Шура была дочерью кулака-вдовца, который от жадности своей довел себя до сердечного приступа. И в тот день, когда у него всё забирали, упал на землю ничком, и больше не поднялся, так и помер.
Шуру это раскулачивание не коснулось, потому что успела она выйти замуж за Матвея. Голыдьба, как говорил её отец. Может быть и так, но она любила его и пошла наперекор родительскому слову, которому пришлось, впрочем, смириться.
И в дом мужний она пришла с хорошим приданым - корова, лошадь, да два десятка кур. С этим она позже вступила в колхоз еще до того, как к отцу пришли всё изымать. Умнее и дальновиднее Потапа Семеновича она оказалась.
Только вот если изначально рада была свекровь такой невестке, то после того, как её отца не стало, а дом его отошел сельскому совету, отношение Зинаиды к Шуре поменялось.
И что бы Шура ни делала – стирала ли белье, готовила ли еду, убирала ли двор, всё было не так - всё вызывало у Зинаиды недовольный взгляд и колкие замечания.
- Ты, Шура, шевелилась бы уже, дел невпроворот, – говорила она, наблюдая, как невестка старательно чистит картошку. – Как нёха, того и гляди, уснёшь. Наверное, и в твоей кулацкой семье только и делали, что на печи лежали.
Шура молча сжимала губы, стараясь не показывать, как ранят её эти слова.
Не лежала она на печи, и вместо матушки покойной хозяйкой в доме была. А свекровь об этом знала, только отчего она её вдруг белоручкой считает? Шура никогда не ленилась - ни в работе, ни в учебе. Когда еще подростком была, то отец настоял на обучении у старого учителя, что из соседней губернии к ним в село переехал жить. Она пограмотнее многих была, но и белоручкой и зазнайкой её нельзя было назвать.
Шура старалась, изо всех сил старалась быть хорошей невесткой, но каждый ее шаг, каждое движение, казалось, вызывало лишь новую волну недовольства. А теперь за неё и заступиться некому - отца нет, а мужу и не хотела жаловаться, чтобы разлад меж ним и его матерью не вносить.
- Мама, вы же видите, как я стараюсь, – тихо говорила она, когда Зинаида начинала придираться к ней. - Если чего не умею, так научусь. Глядя на вас и научусь, буду делать так, как вам понравится.
- Научишься, научишься, – усмехалась Зинаида. – Только вот когда? А пока что картошка сама себя не почистит, и корова сама себя не подоит.
Анатолий, муж Зинаиды, был человеком более молчаливым, но его равнодушие тоже ранило молодую хозяйку. Он видел, как тяжело приходится Шуре, но предпочитал не вмешиваться в бабские дела. Иногда, когда Зинаида отворачивалась, он мог бросить Шуре короткое:
- Не слушай ее, Шура. Делай по-своему.. - скажет, и уйдет, будто стесняясь вот этой слабой поддержки.
А когда спустя год после свадьбы Матвей на заработки уехал, то Шура совсем осталась без защиты. Даже беременность её не смягчила Зинаиду.
- Ты бы с Шуркой поласковее, внука нашего носит всё-таки, - пытался осадить Анатолий супругу.
- Ой, будто она одна такая! Вон, у Шевцовых невестка третьего носит, а глянь, без дела не сидит. Наша же как белоручка. То тошнит её, то голова болит, лишь бы отговорки придумать.
- Зинка, ну ты ж сама беременной была, али забыла? - старался напомнить Анатолий жене о таком тяжелом времени. Но лучше бы не напоминал.
Глаза Зинаиды стали влажными от слез, грусть появилась в её взгляде. Из трех детишек, что на свет она произвела, только Матвей и выжил.
После слов мужа помягче немного она с невесткой была, да вот только и не баловала шибко. Всё говорила, что не будет на потеху селу неженку из невестки делать. И так не может отмыться от клейма "родня кулака Сапожкова".
****
Шура родила дочь, которую назвала Лидочкой в честь своей бабушки. Матвей так и не приехал, хотя в письмах обещал вернуться как время подойдет рожать. Только время подошло, а его всё нет. А через месяц почтальон принес сухое письмо, будто в спешке написанное.
- Вот чего? Чего ты сердишься? - ругалась Зинаида, когда Шура дочитала и отбросила листок в сторону. - Мой сынок ведь не на печи пролеживает, а деньги зарабатывает. Что, мало прислал разве?
- Да уж намного меньше, чем ранее. Мне не деньги нужны, мама, мне муж нужен, а дочери отец, - подойдя к колыбели, она вытащила малютку и прижала её себе. - Он даже не написал, когда приедет. Не пообещал, что вскоре свидимся мы. Про дочь лишь несколько слов: "поцелуй Лиду за меня".
- А чего тебе еще надо? Ты, Шурка, благодарной ему быть должна. Он же ради тебя старается.
Шура покраснела, вспомнив слова отца, за которые ей по сей день было стыдно. И как бы не была права свекровь, а мужа ей очень не хватало.
***
Лидочка росла с каждым днем, а Шура изо всех сил угодить свекрови, доказать, что она не обуза, что она достойна их дома. Она вставала до рассвета, чтобы растопить печь, готовила еду, ухаживала за поросятами, коровой и козой. И про ребенка не забывала, только всё было тщетно.
Однажды, когда Лидочке исполнилось четыре месяца, пришло письмо от Матвея. Письмо, которое перевернуло мир Шуры с ног на голову.
Только не на её имя пришло, а на имя матери. Зинаида, прочитав его, ошарашенно смотрела то на листок, то на невестку. И молчала, словно рыба. Шура в этот раз проявила характер. Подошла и выхватила листок из рук свекрови.
Слова, написанные неровным спешным почерком, казались ей чужими:
"Мамочка, я не знаю как сказать обо всём Шуре. Ты уж найди слова правильные. Пусть поймет меня и простит. И ты прости меня, что струсил и через тебя передать хочу то, что должен был ей в глаза сказать. Я не вернусь.. Здесь я понял, что совершил ошибку, что не должен был поддаваться юношескому чувству, и не должен был жениться на Шуре. В рнабочем поселке, где идет стройка, я встретил другую. Её зовут Людой, вот она моя настоящая любовь! Она красивая и интересная девушка. Это другая любовь, мама, не похожая на ту, что я к Шуре испытывал. Без Люды мне дышать тяжело, без неё нет смысла моей жизни. Знаю, что поступаю как последний проходимец. Ты передай Шуре, что помогать ей буду, денег высылать на дочь, но в село не вернусь, я останусь с Людой."
Шура перечитала письмо несколько раз, но смысл не менялся. Слова, как острые осколки, впивались в её сердце. Она почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Родителей нет, дом отобрали, а теперь и муж бросил. Куда ей идти? Кому она нужна?
А если... Если Матвей вернется в село вместе со своей зазнобой? Только вот Шуре невыносимо было даже представить увидеть своего супруга с другой.
Завыла Шура, представив себе, что муж возвращается, а ей даже некуда идти. А тут еще и свекровь масла в огонь подлила. Когда Шура соль рассыпала, та закричала:
- И так соль на вес золота, а ты, безрукая, переводишь такое добро! Правильно Матвей сделал, что другую нашел!
- Зинка, перегибаешь! - Анатолий вспылил и ударил кулаком по столу. - А с Матвея я шкуру спущу за такие проделки! Да я... Да я его на порог не пущу после такого поступка. Разве так мы его воспитывали? Это что же у нас теперь - один сын и две невестки?
- То есть, для тебя Шурка теперь важнее сына? А если его зазноба внуков нам родит, что, не увидим мы их?
Такая тоска и такая боль взяла девушку. Посмотрела она на свою свекровь невидящими глазами, затем развернулась и ушла в комнату.
- Лидочка, доченька моя, – шептала она, склонившись над колыбелью. – Прости маму. Мама не может больше так жить. Никто меня не любит, никто не нужен. Прости, дочка, но не хочу я, чтобы ты видела, как твою маму обижают и унижают.
Затем она прошла мимо свёкров и вышла на улицу.
- Глянь, куда она пошла, словно безумная? - Анатолий вздрогнул, вспомнив взгляд невестки. - Зина, иди приведи её обратно. Да помягче с ней.
- Еще чего, - пожала плечами Зинаида. Она понимала, что неправа, понимала, что невестку сильно обидела и перегнула палку. И не виновата она ни в чем, просто злость на сына сорвала на Шуре. Но слишком уж гордой она была, чтобы первой подойти, да еще и прощения попросить.
- Приведи, я сказал! - Анатолий вдруг снова ударил кулаком по столу и, глядя на мужа, Зинаида испугалась - такого взгляда она не видела очень давно.
А Шура тем временем шла по знакомой тропинке, ведущей к реке. Мысли одна хуже другой роились в её голове. Вода тихо плескалась у берега, словно приглашая к вечному покою. Шура, рыдая, подошла к самому краю обрыва.
Она уже собиралась сделать шаг, стянула с себя косынку и бросила её на землю, как вдруг услышала позади себя голос. Голос, который она так часто слышала, но который никогда не звучал так пронзительно.
- Шурка! Что ты делаешь, окаянная?
Это была Зинаида. Свекровь, которая всегда смотрела на нее с укором, теперь стояла перед ней, бледная, с широко раскрытыми глазами. Шура замерла, не в силах пошевелиться.
-Ты что, решила счеты с жизнью свести? – Зинаида подошла ближе, ее голос дрожал. – Ты, бедовая, решила, что твоей дочери сиротой жить лучше? Ты хоть подумала о том, что делаешь?
- А зачем мне жить? Зачем? Чтобы Лида видела, как вы постоянно надо мной измываетесь? Никому нет дела до меня, до моих чувств, - Шура рыдала, стоя на краю обрыва. - Если Матвей со своей новой бабой приедет, так вы меня как собаку блохастую из дома выставите. Да вы к своему Полкану больше уважения и любви испытываете, чем к матери своей внучки!
- Дай мне руку, - потребовала Зина, но Шура покачала головой.
Женщина вдруг резко шагнула вперед, схватила Шуру за локоть и рывком дернула на себя. А потом... Она вдруг прижала невестку к себе и держала так, всхлипывая.
- Никто меня не любит, матушка, – говорила Шура сквозь рыдания. – Как бы я ни старалась, как бы ни угождала, все равно я для вас чужая. Матвей меня бросил, родителей у меня нет. Куда мне идти? Кому я нужна?
- Пошли домой, Шура. Пойдем. Дочери ты нужна...А Матвею я сама лично напишу, чтобы сюда даже носа не показывал.
Зинаида еще раз обняла Шуру. Впервые за всё время их совместной жизни она почувствовала тепло и поддержку от свекрови.
Зинаида отвела Шуру домой. Она уложила ее спать, а сама села писать письмо, в котором не стеснялась в выражениях, называя сына предателем и трусом. Она писала, что если он посмеет появиться в их доме, то она тряпкой, которой полы моет, по его лицу и по лицу его зазнобы пройдется.
Матвей, как и следовало ожидать, не приехал. То письмо, адресованное матери, было последним.
продолжение следует
#Хельга
источник
Следующая публикация
Комментарии 2