Даша же все больше замыкалась в себе. Она редко разговаривала, большую часть времени, свободного от работы, она проводила глядя в окно или перебирая старые вещи. Мечта об учебе, казалось, окончательно угасла, оставив после себя лишь горечь и разочарование.

Маша понимала, что сестре тяжело, но не знала, как ей помочь. Она сама была на пределе сил, но ради Сонечки и ради сестры старалась держаться.
А еще некогда ей было унывать, потому что все силы были брошены на работу и на то, чтобы найти пропитание. Молоко у Даши в конце зимы пропало и девочку надо было чем-то кормить.


Весной, когда Сонечке исполнился год, Дарья вдруг собралась в город.

- Зачем тебе туда? - удивилась Маша.

- На ярмарку. Я всё-таки решила серьги бабушки продать или попробовать выменять их на какую-то еду. Все запасы на исходе, а когда еще будет урожай... Не могу уже терпеть это чувство голода.

Маша тяжело вздохнула - им с Дарьей достались по наследству по паре недорогих, но красивых серебрянных сережек, которые они доставали из шкатулки только по праздникам и особым случаям. Говорили, что бабушка Даши и Маши ранее служила в богатом доме, и одна пара сережек была ей подарком на свадьбу, а другую Евдокия сама купила, заработав денег в купеческом доме. Вот эти серьги и достались её внучкам.

- Даша, может быть не надо? Ну прожили как-то и сейчас проживем. Вон вчера дали немного муки и ячменя. Я на реку схожу, рыбу поймаю. А для Сонечки и вовсе молочко есть козье, баба Люда дает по доброте душевной.

- Ты за это молоко дом ей убираешь. Маша, не отговаривай, я всё решила, - Дарья избегала взгляда сестры. - Я пойду завтра с утра к сельскому совету, и если кто поедет в город, так и меня докинет.

***

Даша уехала в город на рассвете, оставив Сонечку на Машу, обещая вернуться вечером.
Маша провожала её взглядом, чувствуя легкое беспокойство. Только откуда оно взялось, девушка не могла объяснить.

И беспокойство её оказалось не пустым.

Этот выходной день для Маши тянулся медленно. Девушка старалась не думать о плохом, занимаясь домашними делами и приглядывая за Сонечкой. Девочка, как всегда, была её отдушиной. Она смеялась, играла с тряпичной куклой, норовила своей шаткой нетвердой походкой зайти в курятник и тянула ручонки к петушиному хвосту, сердясь на петуха за то, что он убегал от неё.
И каждый раз, когда Маша слышала скрип телеги или шаги за калиткой, ее сердце замирало в надежде, что это Даша благополучно вернулась.

Но она не появилась ни в тот день, ни в последующий.
Тревога Маши переросла в настоящий страх. Она начала расспрашивать соседей, кто ездил в город - не видел ли кто Дашу. Но никто ничего не знал.

Внутри неё росло зловещее предчувствие - что только девушка не передумала. Она брала с собой Соню на работу и с нетерпением ждала хоть какой-то весточки от милиционера Игната Прохорова.
Только вот он ездил каждый день в город, а новостей всё не было. При встрече с Машей он лишь тяжко вздыхал, говоря, что Дарья будто в воду канула.

Едва дождавшись выходного дня, Маша собрала Соню и отправилась с ней в город. Путь был неблизкий, как назло никто до станции не ехал и пришлось этот путь преодолевать пешком через поля, лес и хлипкий мост через реку. Сонечка испуганно прижималась к Маше, но старалась не плакать, чувствуя напряжение своей тети.

В городе царили суета и напряжение. Люди были измождены, на лицах читалась усталость и тревога. Некогда оживленная ярмарка теперь огорчала взгляд пустотой. Кто-то стоял и выменивал последние вещи на хлебную карточку, кто-то из городских жителей искал сельчан, чтобы приобрести мёд или вязанные изделия.
Маша, держа Сонечку на руках, бродила по ярмарке и спрашивала про Дашу, описывая сестру, её приметы и одежду. Ходила и в больницу, а в районном отделении милиции хмурый дядька лишь развел руками:

- Два дня назад только Прохоров приезжал, ничего нового сказать не могли. Только вот что я вам скажу, девушка... Поезжайте вы домой, напрасно ищете свою сестру.

- Почему вы так думаете? А если она где-то сейчас в беде и ей помощь нужна? А если её...

- Среди погибших такой нет. Вот тут написано, что она не замужем, что ребенок есть. Может быть, её поискать у отца ребенка? Кто он, кстати?

- Не знаю, - пожав плечами, солгала Мария. - Сестра нагуляла, а кто дитя ей заделал, промолчала.

- Ну, если будут какие-то известия, то мы сообщим.

- Вы будете её искать? - с надеждой спросила Маша, но его ответ лишь разочаровал её:

- Искать мы будем, но... У нас сейчас рук не хватает, две трети отделения на фронт отправились, а кражи и другие преступления увеличились.


Маша чувствовала, как её надежда тает. Она вернулась лишь поздно вечером, по темноте возвращаясь в село, но ничего о Даше не узнала. Отчаяние охватило её, слёзы наворачивались на глаза, а плохие мысли не отпускали девушку.

***

Прошло три недели. Как за это время Маша не сошла с ума, только Бог знает. Видимо ответственность за Сонечку придала ей силы и заставляла встряхнуться и не впадать в тоску.
И вдруг ей почтальон принес письмо с незнакомым штампом из города, что находился километрах в трехстах в сторону Урала. Обратного адреса не было, но почерк на конверте был знакомым.

Дрожащими руками она вскрыла письмо и стала читать. Почерк знакомый, но слова... Разве это могла быть Даша, её любимая сестра?

"Моя милая Маша, прости меня. Прости за все. Я знаю, что ты наверняка оббила все пороги в поисках меня, и что мысли у тебя в голове страшные. Наверняка ты думаешь, что я погибла. Но я жива. Прости меня, сестренка, но я не вернусь. По крайней мере пока. Я всегда мечтала учиться, жить в городе. У меня не получилось стать любящей матерью. Этой славной девочке нужно было родиться у тебя, а не у такой кукушки, как я. Может быть ты меня никогда не простишь, но я точно знаю, что Сонечку ты не бросишь и воспитаешь её как родную дочь."

Маша перечитала письмо несколько раз, а в душе у неё будто был тяжелый камень. Как же так? Как могла Дарья так поступить?

Тут Мария расхохоталась громко в голос. Она ведь давно всё продумывала. Вот почему, когда Маша говорила ей о вступлении в колхоз, Дарья находила кучу причин, чтобы оттянуть это время. Выходит, она всё продумывала? Колхозники оставались без документов и выезжали в город только с разрешения начальства и со справкой, выданной председателем. А Дарья могла взять свои документы и хоть на все четыре стороны отправиться.


****

Письмо от Даши стало для Маши одновременно и утешением, и новым испытанием. С одной стороны, она была безмерно рада узнать, что сестра жива, а с другой стороны слова Даши были написаны так отстраненно, так холодно и равнодушно, без тени раскаяния.
"Наверняка ты думаешь, что я погибла…" – эти слова болью отзывались в сердце. Как она могла вот так уйти и оставить дочь и её, Машу, в неведении? Неужели у неё нет сердца и она не понимала, что будет чувствовать сестра?
Девушка посмотрела на свою племянницу и слеза покатилась по её щеке. Теперь она твердо уверена - Дарья не любила свою дочь. Только вот странным образом Мария в Соне души не чаяла. Девочка была её радостью, её смыслом жизни. Маша не представляла, как можно отдать свою дочь кому-то другому, даже если это родная сестра.

***

Жизнь в селе продолжалась, и становилась тяжелее.
Еды по-прежнему не хватало, дров добывать становилось все труднее. Маша, как и многие женщины в деревне, работала с утра до вечера, таская за собой Соню или договаривалась с соседской девочкой Аленкой, которая иногда присматривала за малышкой.
Сонечка подрастала, и её потребности росли вместе с ней. Маша старалась дать ей все, что могла, но это было очень мало.

Так прошло два года. О Дарье за эти годы не было ни слуху, ни духу, а Мария поняла, что сестра вряд ли сюда вернется. И пока девочка ничего не понимает, взяла, да и записала её на себя в сельском совете.

В мае 1945 в деревню пришла весть - долгожданная Победа!

На улице танцевали и смеялись от радости все - и старики, и дети, и работяги. И те, кто теперь будет с нетерпением ждать близких с фронта, и даже те, кто потерял в Великой Отечественной своих отцов, братьев, мужей и сыновей.

Андрей, жених Маши, тоже должен вскоре вернуться с фронта. Из писем, которые он ей прислыл, Маша знала, что он был дважды ранен, но довольно скоро возвращался в строй. Он писал, что только её ласковые слова, которые были в каждой строчке писем, помогли ему выжить.

Когда Андрей, прихрамывая, появился на пороге её дома, Маша бросилась ему навстречу, радостно крича:


- Андрей! Ты вернулся! – ее голос дрожал от счастья. - Милый мой, любимый...

- Машенька, любимая моя, как же я скучал. Столько лет разлуки. Ты не изменилась, только похудела шибко... - взяв её лицо в свои ладони, он целовал её лоб, щеки, носик.

Они провели вечер, разговаривая. Андрей рассказывал о фронте, о пережитом. Маша рассказывала о жизни в деревне, о Даше, о Сонечке. Когда речь зашла о девочке, Андрей помрачнел.

- Маша, почему ты её не отвезла в детский дом? Ты сама едва выжила, а там бы о малышке позаботилось государство. Это Дашин ребенок, она не для тебя её рожала!

Лицо девушки вытянулось от удивления и аж будто бы дыхание перехватило.

- Андрюша, ты что такое говоришь? Она дочь моей сестры, племянница мне родная. Я хочу, чтобы ты знал - Соню я записала на себя через полгода после исчезновения Даши.

- Я думал, что вернусь, мы поженимся и у нас будет своя семья и свои дети... – Андрей говорил с явным неодобрением. - Я люблю тебя, но воспитывать чужого ребенка не готов.

Маша почувствовала, как внутри нее поднимается волна возмущения.

- Андрей, неужто война тебя так изменила? Неужто она, проклятая, сердце твоё черствым сделала?

Андрей ничего не ответил, лишь молча встал и ушел. Но когда он пришел на следующий день, то решил вновь сказать своё слово:

- Разговаривал я с матушкой. Никто в селе не знает, с кем твоя Дашка девчонку нагуляла. И что сестра твоя не шибко её любила. А если папаша девочки какой-то плохой человек и Соня в него пойдет?

Маша молчала. Что она скажет? Тайну сестры откроет? Но зачем? Андрей ведь уже всё решил.

- Ты должна отвезти её в детский дом. А потом, - он обнял девушку и поцеловал в макушку, - мы начнем готовиться к свадьбе. На сентябрь назначим, да?

Маша замерла. Детский дом? Отдать Сонечку? Она посмотрела на девочку, которая тихо сидела в углу и смотрела на них большими глазами.

- Нет, - покачала головой Мария.

- Что это значит? Ты не выйдешь за меня замуж? Ты передумала?

- Я не отвезу Соню в детский дом. И больше мы не будем об этом говорить.

Андрей сердито ударил кулаком в стену и вышел из дома, а Маша осталась одна, с Сонечкой на руках и разбитым сердцем. Она знала, что Андрей вряд ли вернется. Только вот неужто любовь у него такая? Что же это за любовь, которая заставляется человека торговаться, словно на ярмарке?
В ту ночь она не спала, а рыдала, уткнувшись в подушку.

И еще громче стала рыдать, когда узнала через неделю, что Андрей загулял с местной красавицей Ариной. Хороша девчонка была, только двадцать лет ей справили - темноволосая, брови вразлёт, глазища большие, голубые. Хохотушка и озорница, с которой не соскучишься. И главное, у неё не было "чужого" ребенка.

И в сентябре не Маша за Андрея замуж выходила, а Арина. Пока свадьбу скромную гуляли, Маша сидела с Сонечкой на крыльце, прижимая к себе племянницу и плача о своей несчастной жизни.
продолжение следует
#Хельга
источник