Татьяна Баникевич

В подъезде пахло жареной мойвой и старой штукатуркой. Этот запах Нина Ильинична узнала бы из тысячи. Так пахнет безысходность понедельника в доме, где вентиляция забита еще с олимпиады восьмидесятого года. Она поставила тяжелую сумку на пол, перевела дух. Правое колено, которое всегда ныло перед дождем, сегодня просто горело огнем. Значит, к ночи точно ливанет. Лифт, как всегда, не работал. Где-то в шахте гулял сквозняк, посвистывая в щели закрытых дверей. Пришлось идти пешком на третий. Ступеньки казались выше, чем обычно. На площадке между вторым и третьим этажом стояла герань в консервной банке. Соседка, Зоя, выставила, чтобы не засохла в душной квартире. Нина Ильинична механически поправила сухой листок. Поднявшись на свой этаж, она сначала не поняла, что видит. Подумала — соседи ремонт затеяли, вынесли хлам. У двери сорок второй квартиры громоздились клетчатые баулы и туго набитые черные мешки для мусора. Рядом притулился старый торшер с бахромой, которую она когда-то пришивала вр