Евгения Кирченко-Ляпунова

Париж, гостиничный номер, вечер после официальных мероприятий. Советская кинозвезда Элина Быстрицкая стоит в ванной комнате, склонившись над раковиной. Она занята тем, к чему с детства приучила мама: перед сном обязательно нужно устроить постирушку, чтобы наутро надеть свежее бельё. Вдруг дверь открывается - входит горничная. Актриса замирает, прячет руки в мыльной пене. Горничная смотрит на неё несколько секунд и молча исчезает. Элина Быстрицкая не на шутку испугалась. Кто знает эти западные порядки? Может, в фешенебельных отелях строго запрещено устраивать стирку в номере? Быстрицкая стоит ни жива ни мертва: сейчас та побежит ябедничать начальству, будет скандал, позор на всю делегацию. Через минуту дверь снова распахивается. Служащая возвращается, но не с начальством, а с дочерью-подростком. Она указывает на советскую знаменитость и что-то строго выговаривает девочке. Дословный перевод актриса не поняла, но смысл уловила сразу: "Вот посмотри, это известная артистка, а сама стирает с

Как Сергей Галицкий стал символом нового бизнеса, спорта и социальной ответственности. В декабре 2025-го имя Сергея Галицкого снова оказалось на слуху — уже не только как мецената и футбольного функционера, но как символа перемен. На первой церемонии вручения премии «Герои Forbes» он стал обладателем награды в номинации «Легенда» — за вклад в развитие бизнеса, спорта и общественной жизни России. Этот статус — итог более чем трёх десятилетий работы человека, который начинал с небольшого бизнеса, а к середине 2000-х возглавил одну из крупнейших розничных сетей страны. Его путь — это пример того, как предприниматель может стать не просто успешным бизнесменом, но тем, кого воспринимают как ролевую модель. В 1994 году Галицкий основал компанию «Тандер» — тогда это была одна из многих сетей. Спустя годы «Тандер» вырос и превратился в гигантский розничный бренд, известный как «Магнит». Сеть охватила сотни городов, тысячи магазинов, миллионы клиентов. Этот рост стал не просто коммерческим успе

Максим сидел за рабочим столом, перед ним светился экран, на нём шли строки кода — ровные, сухие, одинаковые. Они сменяли друг друга без спешки, без смысла. Он не ловил себя на мысли «получилось» или «ошибся». Не было ни раздражения, ни интереса. Пальцы двигались механически: нажимали клавиши, стирали, снова набирали. Внутри — пусто. В какой-то момент он перестал различать время. День, вечер, неделя — всё растворилось в одном длинном «сейчас». Он мог бы сказать, что устал, но усталость предполагает чувство. А у него не было чувств. Была ровная глухая тишина, будто кто-то опустил на всё стеклянный колпак. Он видел индикатор часов в правом нижнем углу, видел, как меняется врем, но это было похоже на смену цифр в лифте: едешь, да, но куда — неважно. Он не ждал выходных. Не ждал ночи. За окном медленно шёл снег. Не красивый, из кино, а настоящий — мелкий, упрямый, как пыль из холода. Свет фонарей упирался в стекло и рассыпался на тонкие бледные полосы. Город в такие вечера будто перес