дина шакирьянова

— Три миллиона, Маша! Три миллиона рублей! — Кирилл ворвался в кухню, размахивая телефоном. — Матвею нужна операция за три миллиона! Маша замерла с чашкой кофе в руках. В животе что-то оборвалось и полетело вниз. — Что? Какая операция? — Рак. У него рак печени, последняя стадия. Единственный шанс — операция в Израиле. Три миллиона. — Нет, — прошептала она. — Что значит "нет"? — Кирилл не понял. — Нет, Кирилл. Мы не можем. У нас эти деньги на дом. Он смотрел на неё, как на чужую. В глазах — недоумение, потом — злость. — Маша, это мой брат. Он умирает. — Я знаю, кто он. Твой брат-алкоголик, который последние десять лет только пил и клянчил деньги. Который смеялся над тобой, когда ты вкалывал на трёх работах. — Он болен! — Он всегда был болен! Болен ленью, болен безответственностью! А теперь мы должны отдать всё, что заработали потом и кровью? Маша присела на корточки, начала собирать осколки. Руки дрожали. Десять лет. Десять лет они с Кириллом строили эту жизнь. Вспомнилось, как снимали

Марина была уверена: двадцать лет брака — это знак качества. Она готовила мужу грандиозный подарок, мечтая увидеть его счастливые глаза. Но вместо благодарности судьба преподнесла ей урок, который навсегда разделил её жизнь на «до» и «после». Старый дом на окраине, свет в окне и сцена, от которой стынет кровь, — история о том, как рушатся иллюзии. *** — Ты что, совсем спятила? Куда ты попрешься в такую погоду? — Светка, моя лучшая подруга, орала в трубку так, что мне пришлось отодвинуть телефон от уха. — Света, это сюрприз! — я пыталась перекричать шум дождя, барабанящего по крыше моего внедорожника. — Вадим думает, что я забыла про эту его «берлогу». А я выкупила участок рядом! Представляешь? Мы объединим земли, и он наконец построить там свою мастерскую. Он мечтал об этом пять лет! — Марин, мужики не любят таких сюрпризов. Поверь моему опыту, — буркнула Света. — Если мужик прячется в гараже или на даче — не лезь туда. Целее будешь. Я лишь рассмеялась и нажала отбой. Светка всегда

Та ночь началась с обычной, липкой бессонницы, которая часто навещает женщин моего возраста. В пятьдесят два года организм словно начинает жить по своему, неведомому расписанию, игнорируя усталость. Я лежала в густой темноте нашей спальни, слушала мерное дыхание Андрея и считала трещины на потолке, которые знала наизусть. Каждую из них мы планировали заделать во время следующего ремонта. «В следующем году», — говорил он. Теперь я понимала, почему ремонт всё время откладывался. Андрей спал, раскинувшись по-хозяйски, его рука лежала поперек моей половины кровати. Тяжелая, теплая рука человека, с которым я прожила четверть века. Двадцать пять лет. Серебряная свадьба через три недели. Я уже выбрала ресторан — «Венецию» на набережной, тот самый, где мы отмечали десятилетие. Уже внесла предоплату, обсудила меню с администратором (никаких оливок, Андрей их терпеть не может, больше мясных нарезок). Купила платье — темно-синее, бархатное, скрывающее недостатки фигуры и подчеркивающее глаза. Я г

Карина стояла под черным зонтом, вжав голову в плечи, и смотрела, как ее муж, Максим, рыдает на плече у другой женщины. Это была не просто слеза, украдкой смахнутая пальцем. Это были настоящие, мужские, с надрывом рыдания. Его широкие плечи содрогались, лицо, обычно такое сдержанное и уверенное, было искажено гримасой такого искреннего горя, что у Карины внутри все застыло. Он обнимал эту женщину, стройную блондинку в элегантном плаще, прямо у свежевырытой могилы дяди Василия. Прижимал к себе, как родную. А вокруг родственники, знакомые, коллеги покойного, все видели эту сцену. Прямо на паперти маленькой кладбищенской часовенки. Карина застыла в десяти шагах, за огромным гранитным ангелом, скрытая от их взглядов, но не от боли. Предательство, живое, дышащее, облеченное в плоть и дорогие духи, разворачивалось у нее на глазах. И момент был выбран самый неподходящий, у могилы человека, которого Максим, казалось, особо и не жаловал при жизни. Дядя Вася был чудаковатым, не от мира сего ста

– Я выхожу замуж, – тихо произнесла Лера, пряча взгляд от сидящих напротив родителей. – Мы не будем устраивать шикарную церемонию, так, отметим в кругу семьи. Я всё уже решила, и вашего мнения не спрашиваю! Просто ставлю в известность. Родители сидели в полном шоке. Как так получилось? Как их всегда правильная и хорошая дочка приняла такое, мягко выражаясь, глупое решение? В глазах матери читалась тревога, смешанная с горьким разочарованием. Женщина не могла понять, где именно допустила ошибку в воспитании единственного ребенка. – Ты хоть понимаешь, что делаешь? – наконец нарушил тишину отец. Его голос звучал глухо, будто доносился издалека, сквозь толщу воды. – Тебе всего восемнадцать лет, Лера. Это не шутка. Ты только в институт поступила! Лера подняла глаза, стараясь смотреть прямо, не отводить взгляд. Она заранее знала, что разговор будет непростым, но не собиралась давать родителям не единого шанса отговорить её. Она взрослая и имеет право решать сама! – Я люблю его, папа, – прои

— Чего вытаращился? Дом этот внучке моей достанется. Потому что я так сказал! У нее, кроме меня, никого нет. Ты, папаша, о ней не заботишься. Бессовестный, дите свое бросил. Я разве так тебя воспитывал?! *** Алла сидела на пассажирском сиденье, обмахиваясь журналом, и то и дело оборачивалась назад, где в детском кресле посапывал годовалый Ванюшка. — Ген, ну долго еще? — спросила она, вытирая испарину со лба. — Мелкий сейчас проснется, кашу просить будет. А у нас вода в термосе уже остыла. Гена вцепился в руль так, что костяшки пальцев побелели. Он вообще всю дорогу был какой-то дерганый. Молчал, курил в открытое окно одну за одной, хотя обычно при сыне старался не дымить. — Да почти приехали, Алл. Вон за лесополосой крыши виднеются. Потерпи. Алла вздохнула и снова посмотрела в окно. Ей эта поездка, честно говоря, далась нелегко. Собраться с годовалым ребенком — тот еще квест. Но повод был весомый. Они с Геной женаты уже два года, сыну год, а дед — Сергей Борисович — внука ни разу не