Галина Таматарова

— Ты чек видела? Я тебя спрашиваю, ты видела цифру итоговую? Или ты думаешь, что осетрина у нас в подвале нерестится, а икру я из аквариума ложкой черпаю? Карина швырнула на кухонный стол, покрытый модной, но уже слегка поцарапанной скатертью «под мрамор», длинную бумажную ленту. Глеб, ее муж, высокий, жилистый мужчина с лицом человека, который привык тащить на себе всё — от ипотеки до капризов начальства — устало потер переносицу. Он даже не посмотрел на чек. Он знал эти цифры наизусть. — Карин, ну это же мама. И Светка с детьми. Куда им деваться? У Светки в двушке ремонт встал, там пыль столбом, а у мамы... ну ты знаешь маму, у нее давление скачет от одиночества. — От одиночества у нее давление скачет только тогда, когда ей нужно, чтобы мы метнулись кабанчиком на другой конец города и привезли ей три пачки гречки по акции, — отрезала Карина, наливая себе чай. Чайник был старый, со сколом на носике — новый купить всё руки не доходили, все деньги улетали в эту прорву, которую они горд

Боль сшибла ее с ног не сразу. Прихватывая то и дело живот, беспокоясь за маленького, она втащила мужа через порог и даже пыталась поднять на диван, но не смогла. Оторвав голову от пола, муж не удержался и уронил ее снова и, стукнувшись, сказал: — Ты, Валька! Сними ботинки мне! Кому говорю! И воды дай! —Он сгрудил под голову коврик. - Подай, кому говорят! Она села на стул и, немного согнувшись, слушала ребенка. Ребенок не толкался. Испугавшись, что надорвалась, она горько сказала: — Замерз бы ты лучше. Он уже спал, бледный от выпитого, неловко вывернув, как чужую, левую руку. Валя хотела набросить на него пальто, оперлась рукой о стол и напряглась, вставая. И тут схватило. Она растерянно ойкнула и снова села. Отпустило. Она чуть-чуть выпрямилась, но боль снова навалилась, уже не резким ударом, а стремительной волной. Она сползла со стула, даже не застонав, боясь стоном испугать ребенка. Боль взмыла, облегла сердце, застучавшее в центре боли, перехватила горло, ослепила. Валя шарила р