Гвардия бабы Веры.

На одном из сельских приходов, недалече от нашего, жила была женщина. Простая, трудолюбивая, четверых детишек воспитавшая и задолго до своей смерти мужа-шахтера похоронившая. И еще она была верующей. Даже тогда, когда во времена хрущевские церковь в селе закрыли, а затем и развалили, молиться не переставала, и на большие праздники православные вместе с другими сельчанками в город в храм ездила.
Простая у нее вера была. Без изысков, но и без сомнений. Как ее родители, да дед с бабкой верили. Правда, не нравилось некоторым образованным православным, что молитвы эти верующие бабушки, когда вечером на лавочках собирались всё одним мотивом распевали, и вместо «Свете Тихий» пели «Свитэ Тыхый». Но старушки на их замечания не реагировали, улыбались смущенно и пели так, как мать поставила и дед благословил.
Время шло, детишки по городам разъехались. Одни далеко, другие хоть и рядом, но, все равно, сами живут. Мать, конечно, не забывают, помогают, чем могут, да каждое лето внуков, как положено, любвеобильно к бабушке отправляют, на харчи деревенские.
Время текло по своему порядку извечному, внуки росли, бабушка с соседками и соседями старела, одиночество и болезни переносила с терпением и потихоньку начала о очередном самом главном событии жизни задумываться. Их, как известно, два. Первое – собственное рождение с крещением, второе, также абсолютно собственное – смерть.
Но случилось еще одно, никем не ожидаемое: в селе разрешили церковь открыть.
Нашелся крепкий настырный и въедливый мужик, причем свой, деревенский и к тому же верующий. По начальствам походил, в областной большой кабинет пробился и дали разрешение. Да и куда было власти деваться? Сами ведь также виноваты, что старый храм порушили. Хотя и не они лично, персонально закрывали, но все же, как в верхах утвердили: все они приемники, как доброго и великого, так и ошибочного, и ненужного.
Постройка своей сельской церкви стала такой всепоглощающей заботой той части сельских обитателей, которая уже место на кладбище себе определили, необходимое для погребения собирали и внукам указания о достойных проводах раздавали, что они в противоречие всем земным правилам, помолодели, похорошели и стали к своим детям и внукам придирчивее и даже вреднее.
В чем вредность? Да в том, что раньше старушки, как испокон века у нас принято, лишь советы раздавали, о том, что делать надобно, а с того дня, как землю под храм выделили и фундамент выкопали стали с потомства своего конкретной помощи требовать.
- Пойди помоги камень в бывшем карьере отобрать, сходи за машину договорись, надо ограду вокруг церкви соорудить, денег на кирпич выдели - и просьбы эти с каждым днем всё требовательней становились.
Нельзя сказать, что сыновья с дочерями и внуками против сооружения храма были, но привыкли они за время безрелигиозное лишь к одной обязанности с Богом связанное: на Пасху да Крещении маму или бабушку в город свезти, да священника к болящей или умершей оттуда же привезти, чтобы пособоровал или отпел.
Были, конечно, и те, кто заботы эти новые радостными считали, близко к сердцу принимали и силы свои не жалели, что бы и в их селе службы совершались и колокольный звон звучал, но немного таких, раз-два да обчелся.
До дня нынешнего помнят сельчане, как ездила в районный отдел образования директор сельской школы с требованием, что бы уволили из ее немногочисленного учительского коллектива преподавателя по физике и трудовому воспитанию, так как он чертежи будущей церкви нарисовал и, по сути, обязанности прораба в ее построении исполнял.
В Районо ее выслушали, немного удивились, а некоторые даже возмутились и пообещали с физиком побеседовать, объяснить ему, что своим поведением он общественность атеистическую смущает и детям суеверия религиозные прививает. Увольнять же остереглись, потому что другого физика для сельской школы найти не только в то время, но и сейчас практически невозможно. Беседа же «на ковре» у начальника образования всего района не получилась. Физик умным оказался. Конституцию с собой взял и последние постановления по «духовному возрождению Отечества» к ней присовокупил. Глава просвещения всего района учителя выслушал и отпустил лишь с одним напутствием:
- Ну, вы там не того, без особого, так сказать…
И добавил знакомое:
- Энтузиазма.
Бабушка Вера, так звали нашу старушку, от своего пожилого поколения ни в чем и ничем не отставала. Более того, она была в группе, которую в годы позднего, да и раннего социализма, активом называли. Определение данное, бабули отвергали, оно им никак не нравилось, и чрезвычайно обрадовались, когда приехавший из города освящать закладку фундамента церкви священник, сказал им, что они теперь не активисты, а те, кто стоит «во главе угла» всей стройки.
Воодушевленные евангельским названием, бабушки вместе с своим прорабом-физиком, отправились к председателю, вернее председательнице еще сохранившегося в тот год колхоза, просить помощи в виде асфальта к будущему храму и мясных продуктов с еще не до конца растянутой животноводческой фермы, чтобы прокормить двух нанятых для возведения церковных стен каменщиков.
Глава колхоза, в соответствии со своим идеологическим воспитанием, сказала, что ей опиум для народа среди ее оставшихся работников не нужен, денег на асфальт не дала в пол килограмме ежедневного мяса, для наемных строителей, отказала.
Энтузиазма данный отказ у бабуль не убавил, так как еще по пути к хозяйственной власти они уже решили, что ежели чего, то они по очереди каменщиков кормить будут, а прораб-физик, уверенно заявил, что дорогу к церкви горняки, с недалекой от них шахты, обязательно помогут проложить, так как они, в отличии от председательницы, каждый день из под земли с Богом беседуют.
Каждое утро, после того, как с домашним хозяйством бабушка Вера справлялась, а его хозяйства этого не много было: курочек десятка два, да две козы, шла она к церкви строящейся, наряды давать, то есть определить, что ей да ее помощницам в день нынешний сделать надобно.
Федор Степанович, ровесник ее, рядом с церковью строящийся живущий, так и говорил:
- Вон, Верка идет, развод проводить.
Вообще то, Федор неплохим дедом был, вот только сомнения его одолевали, что дело это начатое – церковь соорудить, до ума бабули доведут. Сомневался и всё тут! Даже когда поп городской, по грязи весенней, закладку храма освятил, всё вокруг водой свой обрызгал, а мужики сельские, которые на шахте работали, фундамент залили, сомнения его не покинули.
Вернее, даже не сомнения уже, а так – недовольство. Дело в том, что у Федора Степановича, бывшего колхозного конюха, в сарае кобыла имелась, собственная. Хотя и много ей лет уже было, но дело своё она знала и большим подспорьем окрестных соседских сельских огородов была. Весной вспахать, пробороновать, картошку посадить, за водой для полива к речке съездить. Это все Стешка умела делать.
Почему Стешка? Да хозяин же – Степаныч, значит и кобыла чья? Степаныча. Поэтому и Стешка. Нет тут никакого ребуса.
На стройке гужевой транспорт, из-за неимения бензинового автомобильного, очень бы пригодился. Да не шла гвардия бабы Веры с поклоном к Федор Степановичу с просьбой об одной лошадиной силе, на стройке очень необходимой, по причине иной и мало кем повторимой особенности в жизни деда.
Дело в том, что матерился дед Федор так, что порой, окрестные галки с воронами разлетались, а соседская домашняя птичья живность огород Степаныча вообще, как опасную для жизни зону обходила.
Уже и сам бы, вкупе с кобылой, отправился Федор Степанович к своим сверстницам, которых он с детства знал, помогать, да боялся, что прогонят, услышав его речевые рулады от которых действительно «хоть святых выноси».
Так бы, наверное, и дальше продолжалось. Смотрел бы дед на стройку из-за своего забора или со скамейки, что за калиткой у палисадника стояла и на которой он, сохраняя верность годам фронтовым, самокрутки свои выкуривал. Но случилось такое, что заставило Степаныча, без просьб и понуканий, запрячь свою Стешку в телегу и ехать на стройку.
Увидел, уже перед Пасхой, дед Федор, двух бабулек из гвардии бабы Веры, толкающих перед собой двухколесную тачку, камнем загруженную. Выплюнул Степаныч самокрутку, сказал пару слов из собственного лексикона и пошел запрягать.
С того дня, к разводу утреннему почти всегда кобыла Стешка вкупе с своим абсолютно молчаливым хозяином, у строящейся церкви материализовывались, что во многом решило транспортно-строительную проблему.
Время шло. Весна с Летом уже целовались, как они обычно всегда на Пасху делают, и поехала наша бабушка Вера в Вербную неделю, в город, к отцу благочинному.
Глава окрестных храмов начальницу церковной гвардии, которая по его же определению, есть «во главе угла» данного села, выслушал, несказанно удивился от известия, что стены нового храма уже стоят и заверил старушку, что поздравить с Пасхой и освятить куличи и снедь пасхальную он обязательно пораньше приедет.
Пасха у нас всегда особенная. Утром солнышко, к обеду дождик, но в том году у еще недостроенной церкви она особой была. Неповторимой.
Собралось все село. Всё! До единого. Вокруг стен храмовых расположились, пред собой для освящения куличи пасхальные, яйца крашенные, лакомства праздничные расположили. Опрятные все, красивые, в одежде праздничной
Даже председательша тихонько, чтобы меньше заметили, пришла и за народом рядом, стояла. Наблюдала со скептицизмом за происходящим, не понимая, как это без нее, у вполне, по ее мнению, нормальных людей, столь нездоровый интерес к тому, чего нет. И как это, без ее участия, от дороги, что в город идет, к строящемуся храму больше ста метров асфальта проложено…
Благочинный приехал не сам, а еще с двумя священниками и с хором.
Бабушка Вера с хлеб-солью на рушнике священников встретила.
И раздалось над селом то, чего не раздавалось больше тридцати пяти лет:
Христос Воскресе из мертвых
Смертию смерть поправ…
За священниками у импровизированного аналоя с Крестом и Евангелием стояла гвардия бабы Веры с прорабом-физиком, Федором Степановичем и… кобылой Стешкой, украшенной весенними полевыми цветами.
и в послесловии.
Пока почти год церковь строили, никого из гвардии бабушки Веры на кладбища не отнесли. Благословение они выполняли, чтобы в храме их отпевать. В своем. Ими сооруженном.
Чье благословение?
Бог знает.