Снег крупными хлопьями падал на город, укутывая город в безмолвное, торжественное одеяние.

Но внутри офиса Ильи Подбегалина о тишине не было и речи. Электричество, казалось, пульсировало вместе с ликованием гостей, отмечавших триумфальную победу Ильи на выборах. Бенгальские огни, вспыхивая мерцающими искорками радости, освещали холл, где гремела музыка и смех. В воздухе витал пьянящий коктейль из счастья, шампанского и запаха мандаринов. Из окон то и дело виднелись яркие всполохи салюта, расцветавшие в морозном ночном небе, словно подтверждая незыблемость момента.
На улице, у парадного входа, где морозный воздух бодрил и кусал за щеки, стояли две женщины, одинаково красивые, но такие разные. Винни-Долгоклювка, тридцатипятилетняя, отважная, с ясным, проницательным взглядом, и Минни-Маус, ее ровесница, в прошлом блистательная модель, чья грация до сих пор ощущалась в каждом движении. Обе они были женами Ильи Подбегалина, сказочника, который каким-то чудом смог вплести их жизни в одну, необыкновенную историю любви. Сегодня он был не просто сказочником, но и депутатом, победителем.
«Здравствуйте, проходите!» – с теплой улыбкой приветствовала Винни очередную пару гостей, помогая им стряхнуть снег с пальто. Минни грациозно кивала, ее глаза сияли от гордости и предвкушения.
«Сейчас Илюша приедет, он за подругой Шарлоттой поехал, – добавила Винни, ее голос звенел от волнения. – Он так хотел, чтобы все сегодня было идеально».
Гости, раскрасневшиеся от мороза и опьяненные атмосферой праздника, спешили внутрь, где ждали тепло и изобильный стол. Женщины остались одни на улице, их дыхание клубилось белыми облачками в свете уличных фонарей и отблесков бенгальских огней.
«Ну чё, погреемся, подруга?» – проговорила Минни, прижимаясь к Винни. Ее роскошная шубка, подаренная Ильей, еле-еле спасала от пронизывающего ветра. «Пока наш муж отлучился, можно и подышать теплым воздухом». В ее голосе звучала легкая игривость, но и нетерпение. Минни была создана для тепла и комфорта, и холод ей давался с трудом.
Винни слегка покачала головой, обернувшуюся в меховой капюшон, ее глаза сузились. «Нет-нет, подожди, – ее голос был тверд. – Наш муж, наш депутат, приедет, и вот тогда мы отпразднуем, как следует! Красота. Нельзя пропустить его триумфальное возвращение. Это ведь момент, Минни, момент, который мы ждали». Она говорила с таким убеждением, что Минни невольно согласилась, притихнув.
Минни посмотрела на Винни, потом на фейерверки, что вновь расцвели над крышами. Ее взгляд был полон мечтательности. «Видишь, какое счастье-то, Винни? Какое счастье привалило! Кто бы мог подумать, что наш Илюша… наш сказочник… станет депутатом? Это же… это же как в сказке, которую он сам и придумал».
Винни кивнула, ее лицо осветил отблеск бенгальского огня, который кто-то из гостей запустил прямо у входа. «И не говори, – ответила она, ее голос стал мягче, почти задумчивым. – Иногда мне кажется, что мы живем внутри его историй. Но это… это самая лучшая из них. Счастливая. Он заслужил это. Все, что он делает, он делает для нас, для нашего будущего». Она крепче сжала руку Минни, словно пытаясь передать ей всю глубину своих чувств. Они стояли так несколько долгих мгновений, две женщины, связанные одной судьбой, одним мужчиной, одним общим счастьем, покуда третья, Эми-Роуз только что пошла на поправку, всё ещё находилась, под присмотром врачей, после чудовищного взрыва, который случился два года назад, Их необычная семья была для них крепостью, и сегодня эта крепость отмечала новую победу.
Внезапно вдали показались фары. Сначала одна точка света, потом две, быстро приближающиеся по заснеженной дороге. Мотор мощного джипа рычал, нарушая тишину ночи.
«Машина! Это Мария! Наша Мария!» – воскликнула Минни, ее алые губы растянулись в радостной улыбке. Она подпрыгнула на месте, совсем как девчонка. «Ну наконец-то нашего Илью везут! Я уже замерзла ужасно». В ее голосе звучала такая неприкрытая радость, такое облегчение, что Винни невольно улыбнулась.
Но ее улыбка быстро померкла. Винни внимательно вгляделась в приближающийся джип, что был служебным автомобилем Марии, телохранительницы Ильи. Марии, которая была тенью Ильи, его молчаливым стражем, его верной опорой. Винни вздохнула, легкая жалость мелькнула в ее глазах. «Эх, Маша наша бедненькая, – произнесла она, почти шепотом. – Как рабыня Изаура, туда-сюда ездит, день и ночь на ногах. Никакого праздника ей, только работа. Всегда одна, всегда в движении». В этих словах не было осуждения, только тихая констатация факта.
Джип остановился прямо перед ними, двигатель заглох, и его массивный силуэт заполнил собой пространство перед офисом. Свет фар выключился, погружая место в полумрак, освещенный лишь фонарями и отблесками бенгальских огней.
«Так, Винни, – Минни нахмурилась, ее улыбка угасла, пока она смотрела на темные окна джипа. – Я что-то не пойму… А почему Маша одна приехала? Где Илья? Обычно он всегда выходит первым из машины, такой довольный, такой важный…» В ее голосе зазвучали нотки беспокойства, легкое, пока еще смутное предчувствие.
Винни пожала плечами, пытаясь отогнать собственную тревогу. «Сейчас узнаем, – сказала она, хотя и в ее тоне появился оттенок настороженности. – Может, Илюша просто уснул по дороге? Или Шарлотта задерживается, и Мария привезла его раньше?» Она пыталась звучать убедительно, но внутри что-то уже не давало покоя.
Дверь водителя открылась, и из машины вышла Мария. Она была одета в длинную, темную зимнюю шубу, которая скрывала ее фигуру, почти делая ее частью ночной тьмы. Высокие зимние сапоги до колен казались массивными и надежными. Ее лицо, обычно непроницаемое, сегодня было абсолютно лишено всяких эмоций, что было необычно даже для нее. Оно казалось высеченным из камня, не отражая ни радости праздника, ни усталости от дороги. В свете фонарей ее глаза блеснули едва уловимым, холодным огоньком. Она неторопливо подошла к женам Ильи, ее шаги бесшумно ступали по свежевыпавшему снегу.
«Здравствуйте, Винни-Долгоклювка, Минни-Маус», – голос Марии был ровным, без единой интонации, словно она читала текст по бумажке. Ни поздравлений, ни объяснений. Только приветствие.
Минни, не в силах сдержать нарастающее беспокойство, сделала шаг вперед. «Подруга, – начала она, пытаясь придать своему голосу дружелюбный тон, несмотря на тревогу. – Почему ты одна? Где Илья? Мы его ждем, все гости ждут».
Мария остановилась в паре шагов от них, сложив руки на груди. Ее взгляд скользнул от Минни к Винни, нигде не задерживаясь. «Он с Шарлоттой остался, – произнесла она, и каждое слово было произнесено с ледяной отчетливостью. – Сказали, позже будут».
Слова Марии повисли в воздухе, холодные и чужие, как снежинки. Праздничный свет бенгальских огней казался вдруг издевательским. Минни и Винни переглянулись. Что-то было не так. Совсем не так. Илья никогда бы так не поступил, не в такой день.
«Маша, ты что, с ума сошла…» – начала Винни, ее голос начал подниматься, в нем прозвучали нотки ярости, смешанной с недоверием. В ее голове вспыхнули десятки вопросов: почему Илья не приехал? Почему он не позвонил? Почему Мария такая спокойная? Слишком спокойная.
Винни не успела договорить. мощная рука Марии метнулась со скоростью молнии. В ней что-то блеснуло – короткий, острый клинок, который она держала в скрытой ладони. Удар был точным, расчетливым, без колебаний. Нож вошел в грудь Винни-Долгоклювки, прямо под ребра, с глухим, ужасающим звуком.
Глаза Винни расширились от шока и невыносимой боли. Она охнула, пытаясь сделать вдох, но из ее горла вырвался лишь хрип. Тепло ее тела мгновенно вытеснила ледяная сталь. Она ухватилась за рукоять ножа, пытаясь вытащить его, но силы быстро покидали ее. Кровь тут же хлынула на ее светлую шубку, ярко-алым пятном расцветая на белом меху. Колени Винни подогнулись, и она тяжело рухнула на снег, ее взгляд был устремлен в ночное небо, где все еще взрывались салюты. Мучительные судороги пронзили ее тело, она попыталась что-то сказать, но из горла вырывалось лишь бульканье.
Минни-Маус, стоявшая рядом, ничего понять не успела. Все произошло слишком быстро, слишком нереально. Только что они радовались, ждали Илью, и вот Винни лежит в крови на снегу. Ужас, чистый, первобытный ужас сковал ее, но лишь на долю секунды. Инстинкт, яростный, отчаянный, взял верх.
«Винни! Нет!» – выдохнула Минни, ее крик застрял в горле. В ее глазах вспыхнул огонь ярости. Не думая ни о чем, она бросилась на Марию, пытаясь вступить в схватку. Ее тонкие, изящные руки, предназначенные для объятий и ласк, сжались в кулаки, которыми она попыталась ударить телохранительницу.
Но Мария была готова. Она была машиной, созданной для боя, и ее движения были отточены до совершенства. Когда Минни набросилась на нее, пытаясь нанести удар, Мария, не раздумывая, сделала подсечку. Нога Минни, обутая в изящный сапожок, не удержалась на скользком снегу. Ее равновесие пошатнулось, и она с глухим ударом упала, ударившись виском о ледяную корку. Тупая боль пронзила голову, но боль от увиденного была сильнее.
Минни еще не успела осознать произошедшее, как Мария, двигаясь с пугающей эффективностью, склонилась над ней. Ее ледяная рука схватила Минни-Маус за шею, прижимая ее к холодному снегу. В ее глазах не было ни капли сострадания, лишь холодная решимость. Клинок, которым только что была убита Винни, блеснул вновь.
Минни распахнула глаза, пытаясь вырваться, ее сердце колотилось как сумасшедшее. Она увидела лезвие, занесенное над ее горлом. Почувствовала его холодное прикосновение. Последнее, что она увидела, было безэмоциональное лицо Марии, последнее, что она почувствовала, – это обжигающий, невыносимый холод клинка, полоснувшего по ее горлу.
Крик замер, превратившись в мучительный, клокочущий хрип. Дыхание перехватило, воздух больше не поступал в легкие. Из глубокой раны на шее хлынула горячая, липкая кровь, заливая снег вокруг нее. Минни-Маус, в прошлом блистательная модель, чья жизнь была воплощением красоты и изящества, теперь билась в агонии на окровавленном снегу. Ее глаза остекленели, тело конвульсивно дергалось, пытаясь ухватиться за ускользающую жизнь, но было уже поздно.
Мария не произнесла ни слова. Не обращая ни малейшего внимания на то, как Винни-Долгоклювка и Минни-Маус, обливаясь кровью, делали свои последние, мучительные движения, как их тела сотрясались в предсмертной агонии, она встала. Ее движения были спокойны и целенаправленны. Она подняла свои массивные сапоги над заляпанным кровавыми пятнами снегом, вернулась к своему джипу, села за руль и, не оглядываясь, завела двигатель.
Джип, словно призрак ночи, медленно отъехал от парадного входа офиса Ильи Подбегалина, оставляя за собой лишь тишину и два умирающих женских тела на снегу. Мотор зарычал, и машина быстро растворилась во тьме, унося Марию прочь.
А праздник продолжался. Из раскрытых дверей офиса все еще доносились веселые крики гостей, смех, музыка. Яркие вспышки бенгальских огней, которые кто-то продолжал запускать у входа, освещали заснеженную поляну. Именно эти праздничные огни, предназначенные для чествования победы, теперь бросали мерцающий, багровый свет на две фигуры, лежащие на снегу. Винни-Долгоклювка и Минни-Маус. Истекающие кровью. Мертвые. Их тела, замершие в последних муках, были окружены яркими всполохами света и пятнами алой крови, что медленно впитывалась в девственно белый снег. В этот миг мир остановился только для них, пока вокруг, в пылу торжества, никто не замечал чудовищной тишины, что опустилась над местом их упокоения.