Зоя Воробьева

Последние комья земли с глухим стуком упали на сосновый гроб. Стояла та осенняя, сырая тишина, что бывает только на деревенских кладбищах после похорон. Василий не вытирал слёз. Горячие капли текли по обветренным щекам, впитывались в воротник потрёпанной телогрейки. Односельчане, постояв минуту-другую в почтительном молчании, начали расходиться: кто к машинам на окраине погоста, кто пешком по разбитой дороге к деревне. Похоронили Алевтину Петровну, мать Василия. Семьдесят пять лет — возраст приличный, но для сына она навсегда осталась той самой, что будила его в школу, отпаивала малиновым чаем при простуде и всегда ждала, не тушив свет на крыльце, как бы поздно он ни вернулся. Василий оставался у свежей могилы, пока тяжёлая рука не легла на его плечо. – Всё, Вась, пошли. Сколько не стой, не вернётся она больше, – голос у деда Мирона был хриплый, пропитанный махоркой и годами. – Отпели, проводили как положено. Теперь тебе самому с домом управляться. Негоже мужику в сорок с хвостом од