ирина Бочарова(Быстрова)

Максим сидел за рабочим столом, перед ним светился экран, на нём шли строки кода — ровные, сухие, одинаковые. Они сменяли друг друга без спешки, без смысла. Он не ловил себя на мысли «получилось» или «ошибся». Не было ни раздражения, ни интереса. Пальцы двигались механически: нажимали клавиши, стирали, снова набирали. Внутри — пусто. В какой-то момент он перестал различать время. День, вечер, неделя — всё растворилось в одном длинном «сейчас». Он мог бы сказать, что устал, но усталость предполагает чувство. А у него не было чувств. Была ровная глухая тишина, будто кто-то опустил на всё стеклянный колпак. Он видел индикатор часов в правом нижнем углу, видел, как меняется врем, но это было похоже на смену цифр в лифте: едешь, да, но куда — неважно. Он не ждал выходных. Не ждал ночи. За окном медленно шёл снег. Не красивый, из кино, а настоящий — мелкий, упрямый, как пыль из холода. Свет фонарей упирался в стекло и рассыпался на тонкие бледные полосы. Город в такие вечера будто перес

— Врачи уже отключили аппаратуру. Клиническая смерть, время — 19:42, — буднично бросил реаниматолог, снимая перчатки. Шансов не было: осколок в голове, три остановки сердца. Но в палату ворвалась она — в белоснежном платье, перепачканном грязью, и тяжелых армейских ботинках. Лена не плакала. Она подошла к телу, грубо схватила безжизненную руку и с силой натянула обручальное кольцо. — Я не давала тебе команды отбой! — её крик заставил санитаров вздрогнуть. — Встать в строй, Волков! Мы еще дом не построили! Она ударила его по груди книгой — инструкцией по строительству. И в мертвой тишине, где уже не гудели приборы, вдруг раздался одинокий, судорожный вздох. Врач побледнел, глядя на монитор, который секунду назад показывал прямую линию... Ноябрь в Нижнем Новгороде выдался таким, что небо, казалось, лежало на крышах домов тяжелой свинцовой плитой. Дождь со снегом хлестал по окнам такси, размазывая огни фонарей в мутные пятна. Лена сидела на заднем сиденье, прижимая к груди папку с докуме