Борис Аркадьевич Кандаков

Разработано Freepik Когда половина класса не понимает математику, это почти никогда не «проблема одного ленивого ребенка». Это уже однозначно сигнал, что в системе что‑то поломалось. В методике, в организации учебы, в семейном подходе к обучению. Но и превращать школу в бесплатный репетиторский центр «24/7 по первому звонку» тоже нельзя. Там есть свои границы ответственности. В школе действительно всегда были предметы, которые даются легче, и те, где приходится вспотеть. Кто-то читает запоем, но засыпает над уравнениями. Кто-то щелкает задачи, а сочинение вымучивает часами. Пока «плавает» один-два человека – логично думать про личные особенности, пробелы, дисциплину. Но как только выясняется, что у конкретного учителя по математике стабильно не понимает половина класса, история резко перестает быть «индивидуальной». Полкласса не может одновременно одинаково «отупеть» к одному и тому же предмету. Это уже не статистическая погрешность, а системная проблема, и разбираться с ней должны не

Разработано Freepik Есть фразы, которые в профессии учителя звучат как сигнал тревоги. Не громкий, не истеричный, а такой, после которого внутри что‑то тихо опускается. Одна из них вроде такой – «вы ж учитель, вот и найдите подход». Обычно она звучит в момент, когда с некоторыми учениками что-то идет не так. Обычно с теми, из-за кого чаще всего шум в классе, и с теми, кто во время урока ходит по кабинету, а еще – кто демонстративно спорит или просто игнорирует все замечания учителя. Вот, к примеру, педагог делает замечания, пытается вернуть внимание, тратит силы. А результата – «ноль». Потом следует разговор с родителями. И вместо совместного поиска решения вдруг выясняется, что проблема, оказывается, была исключительно в педагоге. Не удержал, не заинтересовал, не нашел подход. В этот момент разговор перестает быть про ребенка и обучение. Он становится разговором о том, кому удобнее не нести ответственность. И сегодня учитель все чаще оказывается в позиции «виноват заранее». Даже если

Рамка пищит на каждую пуговицу, на брелок, на значок с любимым персонажем. Пятьдесят раз за утро. Сто. Охранница даже не поднимает голову — привыкла. «У нас не было таких случаев», — скажет она потом журналистам. А еще скажет: «У меня нет права обыскивать каждого ребенка». И вот уже карточка прикладывается к турникету — пип! — проход разрешен. Мальчик идет по коридору. В рюкзаке — кухонный н*ж. Мама впереди, она здесь работает учителем истории. Сын сотрудника, хороший мальчик. Шахматист с призовыми местами. Что может пойти не так? Отличник Андрей (имя изменено) никогда не был сложным ребенком. Школа гордилась им — год назад он занял призовое место на районных соревнованиях по шахматам. Фотография в группе учебного заведения, поздравления. Мама — уважаемый педагог, двадцать лет стажа, последние два года преподает историю в той же школе № 191. Но математика давалась тяжело. К концу года — три тройки. Для обычного ребенка — нормально. Для замкнутого подростка, чья мать посвятила жизнь об

Разработано Freepik Когда ребенок заходит в школу, все вроде бы понятно. Дверь за ним закрылась за его безопасность отвечает образовательная организация. В классе, в коридоре, на перемене школа, учителя, дежурные. Но как только прозвенел последний звонок, дети высыпали во двор, кто-то остался на стадионе, кто-то пошел к магазину за чипсами… И вот тут начинается самое интересное, а где заканчивается зона ответственности школы и начинается зона ответственности семьи? Вот закон об образовании обязывает школу создавать безопасные условия, в которых не пострадает ни жизнь, ни здоровье ребенка. Параллельно Гражданский кодекс говорит, что если малолетний ребенок (до 14 лет) кому-то причинил вред, в то время, когда находился под надзором школы, школа отвечает, пока не докажет, что сделала все возможное. То есть действует своеобразная презумпция виновности школы. Сначала школа считается виноватой, а потом уже она должна объяснять, почему именно в этот раз не виновата. Ну тут удивлять пока нечем