Владимир Соколов

В январе 1949 года в подвалах Лубянки случилось то, чего не видели даже самые опытные палачи. Женщина, которая много раз отказывалась подписывать признание и молчала под пытками 545 часов 22 минуты, вдруг разрыдалась, как девочка. Не от боли. Не от страха расстрела. А от слов, которые произнесли двое мужчин, появившихся в кабинете следователя для "очной ставки". Полина Жемчужина сидела напротив, выпрямив спину, как привыкла на заседаниях Политбюро. Год ночных допросов не согнул ее. Лишение сна, ослепляющий свет, угрозы, побои — ничего не помогло. Железная леди советской промышленности держалась крепче, чем иные генералы. Но когда "свидетели" начали рассказывать о ее "любимой позе", что-то сломалось. Женщина, которая управляла заводами и командовала тысячами рабочих, захлебнулась слезами, словно школьница, которую публично опозорили перед всем классом. — Вот будет хохоту на Политбюро, — довольно шепнул следователь Комаров своему коллеге. Как же дошли до такого? И что за метод придумали