Людмила Дроздова (Дьякова)

О существовании какой-то Аллы Геннадьевны Людмила узнала в кабинете нотариуса. Сидела как громом поражённая, пока молодой специалист зачитывал завещание покойной свекрови. Квартира, оказывается, делится пополам: одна доля сыну Андрею, вторая — этой самой Алле Геннадьевне Петровой. — Простите, а это кто вообще? — не выдержала Людмила. — Дочь наследодателя, рождённая до брака, — спокойно ответил нотариус, будто речь шла о погоде. Андрей, муж Людмилы, сидел рядом с совершенно белым лицом. Ему шестьдесят один год, тридцать семь лет в браке прожили, а он только сейчас узнаёт, что у его матери была ещё и дочь. Людмила чувствовала, как в груди разливается холод. — Андрюш, ты знал? — шёпотом спросила она мужа по дороге домой. — Откуда? — он развёл руками. — Мама никогда не говорила. Я вообще думал, что она с отцом со школы вместе. Валентине Степановне было восемьдесят три года, когда она ушла. Тихая, интеллигентная женщина, бывший библиотекарь. Людмила с ней всегда ладила — не то что некоторы

Особняк Артёма всегда казался мне чужой планетой — блестящей, холодной, безвоздушной. Каждый раз, переступая высокий порог с кованой дверью, я чувствовала себя не гостьей, а случайно забредшей статисткой в дорогой декорации. Высокие потолки тонули в подсветке, люстры сверкали хрусталём, а стены украшали картины, в которых я не понимала ровным счётом ничего: какие‑то пятна, полосы, фигуры, будто ребёнок игрался красками. Но я знала, что каждая такая «мазня» стоит дороже, чем все мои сбережения за последние десять лет вместе взятые. Я стояла у панорамного окна и смотрела в сад. Там, за стеклом, всё было понятнее: снег ровным покрывалом ложился на идеально подстриженные кусты, вдоль дорожек горели низкие фонари, освещая ледяные фигуры ангелов. Красиво. Холодно, но красиво. Я поймала своё отражение в стекле и криво усмехнулась: женщина в синем платье с рынка, с аккуратно уложенными, но давно поседевшими волосами, с негромкой осанкой пианистки — как-то уж слишком скромно смотрелась на фоне

– Мама, нам нужно серьезно поговорить, – Ирина придвинула стул ближе к столу и сложила руки перед собой. – Это касается всех нас. Анна Михайловна подняла глаза от чашки с остывшим чаем. Семьдесят два года прожито, а сердце все равно екает, когда дети начинают разговор с таких слов. Дмитрий устроился на диване, разложив ноги. Светлана, его жена, примостилась рядом, держа в руках телефон. – Мы тут с Димой посоветовались, – продолжила дочь, – и решили, что пора решить вопрос с квартирой. Пока все живы и здоровы. – Какой еще вопрос? – Анна Михайловна почувствовала, как холодок пробежал по спине. – Мы же все вместе живем. Вам тесно? – Да не в этом дело, мам, – подал голос Дмитрий. – Просто... ну, ты сама понимаешь. Потом, не дай бог что, начнутся проблемы. Лучше все сразу оформить по-человечески. – Что оформить? Ирина вздохнула, будто объясняла что-то очевидное: – Дарственную. На нас двоих. Чтобы потом не было никаких конфликтов из-за наследства при жизни... то есть, я хотела сказать, после