Виталий Лаптев

Мир Агафьи Карповны Лыковой был высечен из гранита, холста и молчания. Его границы были просты и неумолимы: с одной стороны — крутой, осыпающийся берег Ерината, реки, что несла талые воды с белых вершин; с другой — стена леса, древнего, как время, такого густого, что летний день в его чаще превращался в зеленоватые сумерки. А между ними — узкая полоска отвоеванной у тайги земли, огороды, кормившие семью. Здесь не было места для кукол и девичьих грез. Детство Агафьи измерялось не годами, а циклами тяжкого труда. Вместе со старшей сестрой Натальей она рыла в мерзлой земле ямы-пасти для лосей — трехметровые ловушки, на дне которых торчали заостренные колья. Девочки, задыхаясь, выкидывали землю, их ладони покрывались кровавыми мозолями. —Наташ, а он, лось-то, больно будет, когда упадёт? — как-то спросила Агафья, вытирая пот со лба. Наталья,не поднимая головы, мрачно ответила: «А нам не больно, когда пусто в животе? Зверь — зверю, человек — человеку. Так отец говорит». Рацион их был пр

Таёжная глухомань. Не место для жизни — скажут одни. Единственное место для неё — скажут другие. Ветхая избушка, вросшая в склон сопки, больше похожа на часть пейзажа: почерневшие от времени брёвна, крыша, придавленная снегами, тонкая струйка дыма из трубы. Это не просто заимка. Это — обитель Пресвятой Богородицы Троеручицы. Так зовёт её хозяйка, восьмидесятилетняя Агафья Лыкова. Для неё это и дом, и крепость, и скит, и порог. Порог между миром дольним и горним, между суетой и вечностью. — Зачем тебе это, матушка? — спрашивали её не раз приезжие из города, озирая убогую, на их взгляд, обстановку. — Холод, медведи кругом, до больницы — вертолётом. Жить-то когда? Агафья, поправляя платок, смотрела в окно на свою картофельную делянку, на коз, бродящих по склону, и отвечала тихо, но твёрдо: —Жизнь-то, милок, не в том, чтоб колоть было где. Теперь мне о другом Граде думать надо. О Небесном Иерусалиме. А здесь… здесь мне разговор с Ним удобнее вести. Этот «разговор» длится с утра до

История семьи Лыковых, укрывшейся в сибирской тайге от гонений, стала известной всему миру в 1982 году благодаря очеркам журналиста Василия Пескова под названием «Таёжный тупик». Но в центре этого повествования, со временем превратившегося в настоящую современную легенду, оказалась Агафья Карповна Лыкова — последняя из «сибирских робинзонов». Её жизнь, наполненная невероятными испытаниями, молитвенным подвигом и несгибаемой верой, заставляет многих людей в наши дни видеть в ней пример истинной, живой святости. Она не канонизирована церковью, но её существование на отдалённой заимке у реки Еринат стало для тысяч людей духовным маяком, напоминанием о силе духа и верности своим убеждениям. Феномен народного почитания Агафьи Лыковой не укладывается в рамки обычного интереска к отшельникам; это глубокое духовное признание её подвига, совершаемого не на страницах древних книг, а здесь и сейчас, на наших глазах, в суровых условиях Саянских гор. Чтобы понять феномен Агафьи Лыковой, нужно о

История семьи Лыковых, укрывшейся в сибирской тайге от гонений, стала известной всему миру в 1982 году благодаря очеркам журналиста Василия Пескова под названием «Таёжный тупик». Но в центре этого повествования, со временем превратившегося в настоящую современную легенду, оказалась Агафья Карповна Лыкова — последняя из «сибирских робинзонов». Её жизнь, наполненная невероятными испытаниями, молитвенным подвигом и несгибаемой верой, заставляет многих людей в наши дни видеть в ней пример истинной, живой святости. Она не канонизирована церковью, но её существование на отдалённой заимке у реки Еринат стало для тысяч людей духовным маяком, напоминанием о силе духа и верности своим убеждениям. Феномен народного почитания Агафьи Лыковой не укладывается в рамки обычного интереска к отшельникам; это глубокое духовное признание её подвига, совершаемого не на страницах древних книг, а здесь и сейчас, на наших глазах, в суровых условиях Саянских гор. Чтобы понять феномен Агафьи Лыковой, нужно о