Страсти – мордасти

– Барабанные палочки. Дюжина. Валенки, – голос Марии Степановны звучал звонко, как у молоденькой продавщицы на рынке.
– Стоп. Какие ещё валенки? – Эмилия Львовна подняла свои подкрашенные бровки домиком.
– Это 66 по-нашему, – засмеялась хозяйка дома Нина Ивановна.
– Господи, я не успеваю запоминать ваши прозвища.
– Ничего, Миля, привыкнешь. Стульчики, – выкрикнула Маруся, – это цифра 44, кто не знает.
В доме шла игра в лото. Хозяева, Иван Ильич и Нина Ивановна, пожилая пара, недавно отметившая золотой юбилей совместной жизни, принимали гостей всю зиму, уже несколько лет. Обычно к ним приходила семейная пара их друзей Семёновых, Михаил и Таисия. Мужики раньше работали в одной тракторной бригаде, дружили давно и крепко, и на пенсии продолжали встречаться семьями. Ну и Мария Степановна, которую все в селе звали Марусей, всегда принимала участие в игре. Она была подругой Нины Ивановны, очень активная и боевая женщина, жила по соседству и стала родным человеком в их семье.
Обычно играть собирались два раза в неделю, в среду и в воскресенье. Гости приносили что-нибудь к чаю, хозяйка иногда пекла пирог, и бутылочку беленькой ставила на стол по каким-нибудь праздничным датам. Коротали длинные, зимние вечера в приятной компании. А прошлой осенью Михаил скоропостижно скончался от сердечного приступа.
Проводив друга в последний путь, Иван Ильич заметно погрустнел, мало разговаривал, молча смотрел телевизор. Маруся, часто забегавшая к ним на огонёк, несколько раз пыталась предложить возобновить игру, но Иван только махал рукой. Заходила к ним и Таисия, вдова, но играть тоже не хотела.
Однажды Маруся привела к ним в дом Эмилию Львовну. Женщина эта была в селе «новенькая», переехавшая сюда из города по каким-то семейным причинам, и у всех вызывала интерес. Возраст её угадать было сложно, Эмилия отчаянно молодилась, носила юбки и кружевные кофточки, красила брови и ресницы. Да, вообще всё красила! Волосы, губы, ногти. Но семидесятилетний юбилей точно справила, как выяснила любопытная Маруся.
– Вот, знакомьтесь, это моя новая подруга, Эмилия, – представила её, – разговорились в магазине, она, оказывается, любительница играть в лото. Пойдём со мной, говорю ей, я знаю, где нас ждут.
Услышав эти слова, хозяйка только хмыкнула, но не удивилась, она знала, что бойкая Маруся любила заводить новые знакомства, с молодости неразборчивая была. Делать нечего, полезла доставать лото. Иван, поначалу отказавшись от игры, во второй партии присоединился к ним. Ну не смог устоять, услышав звук постукивания бочонков в холщовом мешке, когда Маруся их перемешивала. Лото было старинное, бочонки деревянные, отполированные временем. Карточки из твердого картона немного разлохматились по краям, но все цифры были отчётливо видны, некоторые были подправлены фломастером. К лото подавалась шкатулка с пуговицами на случай совпадения цифр у игроков.
Вот такой компанией из четырёх человек они проиграли всю зиму. Иногда доставали карты, играли в «подкидного дурака», или в «веришь – не веришь». Эмилия была интересным собеседником, много путешествовала в молодости и теперь живо, в красках описывала свои приключения. Называла себя «азартной женщиной», даже в казино играла.
Что Иван как-то изменился, первой заметила Маруся.
– Твой-то распушил хвост, говорливый стал, – смеялась она в кухне, когда помогала хозяйке наливать чай.
– Старый дурень, – отмахнулась Нина Ивановна, – пускай, от него не убудет.
Но тоже поняла, что муж готовится к приходу гостьи, бреется всегда, надевает чистую рубашку. Усмехнулась в душе – «горбатого могила исправит». В молодости только чего у них не было, а всё-таки пятьдесят лет вместе.
В первые деньки весны, после очередной игры, когда гости засобирались домой, Иван Ильич решительно снял куртку с вешалки, взял фонарик и, буркнув, что проводит немного, мол, кругом лужи, ушёл вместе с Эмилией.
У Нины Ивановны заныло сердце. Прошел час, Ивана не было. Ещё час выдержала Нина, ну мало ли? Заговорились. А что ещё может «старый дурень» кроме разговоров? И всё-таки она достала телефон и, поколебавшись, позвонила Марусе.
– Не вернулся? – удивилась та. – Сейчас я наберу Мильку, у меня есть её номер.
После долгих гудков Эмилия Львовна взяла трубку и спокойным голосом ответила, что Иван Ильич у неё, домой не вернётся, мол, передай Нине Ивановне, пусть не беспокоится.
Маруся сидела с открытым ртом минут пять, потом вспомнила все матерные слова касаемо мужиков и распутных женщин, и с тяжёлым сердцем побежала к соседке.
– Что? С Ваней что-то? – испугалась Нина.
– Да что с ним будет? У полюбовницы остался. Ну, чисто фильм «Любовь и голуби», – Маруся бегала по комнате, хлопала себя по бокам, не зная как вести себя, как утешить подругу.
Нина Ивановна не плакала, она как-то не понимала ситуацию.
– Какие голуби? Где Ваня? Почему остался? – задавала она вопросы, потом рассмеялась, – да кому он нужен? Ему семьдесят пять лет. Он больной, ему на ночь таблетки надо выпить, он не взял…
– А пойдём, сходим, набьём Мильке морду! Нет, ну какая подлая оказалась, змея подколодная, – в Марусе бушевала ярость, она чувствовала свою вину, что привела разлучницу в дом, – вставай, пошли, пусть уже темно и поздно, сходим, разберёмся.
– Никто никуда не пойдёт! – твердо ответила Нина Ивановна, – раньше за ним не бегала и сейчас не собираюсь.
– А я вот завтра в партком пойду, – заявила Маруся, – пусть меры примут.
– В какой? В женсовет ещё, – засмеялась подруга.
– Точно! В сельсовет пойду, раз ни парткома, ни женсовета нет. Я найду на эту парочку укорот. Да что ты смеёшься? Её муж бросил, она сидит, хохочет, – Маруся села рядом и внимательно всмотрелась в лицо подруги.
И тут Нину прорвало. Она уткнулась в Марусино плечо и завыла по-бабьи.
– За что он со мной так? Как людям в глаза смотреть? – голосила она.
– Доигрались! А если вернётся завтра, ты его не принимай, пусть идёт куда шёл! Ну, всё, всё, хватит, поднимешь себе давление, – успокаивала её Маруся.
Ночью Нина Ивановна не спала, всё ждала, что стукнет калитка. Выходила несколько раз на крыльцо, подышать холодным воздухом, а на самом деле прислушиваясь к звукам ночного села. Всё думала, почему так жизнь распорядилась? Она любила своего мужа. А вот он её нет. Конечно, нет, раз гулял всегда, и даже теперь не побоялся сплетен и молвы, опозорил её на старости лет. Гулял и раньше, но не уходил, просил прощения и … сердце Нины оживало. Был бы жив сынок, муж вряд ли бы поступил так. Но сын погиб ещё молодым и заступиться за Нину Ивановну некому.
Тут она рассердилась на себя, за слёзы, за думы. «Всё, больше ни слезинки не пролью, пусть живёт, как хочет и с кем хочет! Хватит в игры со мной играть». На глаза попалось лото, лежавшее на столе. Нина без капли сомнения бросила его в печь. Потом она выпила какую-то таблетку и провалилась в тяжёлый сон.
Иван Ильич пришёл на следующий день, забрал кое-какие вещи, не глядя ей в глаза, буркнул:
– Прости, я так решил. Ты не думай, я помогать буду.
Нина Ивановна стояла у окна, смотрела как весело капала весна с крыши и не находила слов. И как она не храбрилась, расплакалась после его ухода.
Потом… Потом много чего было. Маруся, конечно, бегала к ним ругаться, ходила в сельсовет жаловаться на Ивана. Глава администрации выслушав её, только и сказал:
– Господи, мне бы ваши заботы, Мария Степановна.
В селе все судачили. Мужики смеялись: « Вот учудил, дед Иван». Бабы были на стороне Нины Ивановны и открыто выражали неприязнь Эмилии Львовне, предрекая недолгую семейную жизнь с Ильичом, который явно сошёл с ума. Однажды прибежала Маруся и с порога закричала, что она в магазине Мильке « по мордасам надавала».
– Ну, зачем? – охнула Нина Ивановна, – не молодые мы уже такие страсти переживать.
– А это ей за игру, притворщице, – возмущалась подруга, – хорошо, что нас растащили, а то убила бы её.
Маруся немножко приврала, никакого мордобития не было, встретились в дверях магазина и Эмилия Львовна получила толчок в спину и такой поток ругательств, что просто не нашла слов в ответ и поспешила уйти.
– Нина, он вернётся, вот нутром чую, – немного успокоившись, Маруся предлагала план действий. – А ты его не принимай! Скажи, что ты не игрушка, пусть в игры свои с полюбовницей играет. Держи оборону! Слышишь? Явится он, вот увидишь.
Так и вышло. В мае, когда зацвела черёмуха, Иван тихо вошёл в дом, сел за стол.
– Прости. Бес попутал. Да и не было у нас ничего, старый я. Плохо мне там, не родное всё. Измаялся я.
Нина Ивановна смотрела на такое родное лицо со смешанными чувствами. Ильич осунулся, выглядел больным. И опять не нашлось у Нины слов. Молча вышла на улицу, присела на лавочку, вдыхая волнующий аромат черёмухи. Сидела, пока не озябла.
« Идти надо, тесто поставить на завтра», – вздохнула она и впервые улыбнулась.
Оборона пала.
#НатальяКоршунова_опусыИрассказы