Надежда Корсунова

Когда я слышу про советское прошлое, первым делом вспоминаю не Москву с её Красной площадью и не сияющий Ленинград. Перед глазами всплывает тихий городок с тридцатью тысячами жителей, где каждый знал каждого, а жизнь текла размеренно, словно река за околицей. Именно в таких местах и проживало настоящее сердце страны — простые люди, чья судьба редко попадала на страницы центральных газет. Где все друг друга знали в лицо Жизнь в малом городе разительно отличалась от столичной суеты. Представьте: выходишь из дома — и уже на пороге встречаешь соседку Марию Петровну, которая непременно спросит про здоровье и заодно расскажет последние новости. Дойдя до магазина, обязательно столкнешься с бывшим одноклассником или коллегой отца. Анонимности не существовало в принципе. Это создавало удивительную атмосферу. С одной стороны — постоянный негласный контроль, когда любой твой шаг становился достоянием общественности. Сходил не туда, сказал что-то не так — и уже через час об этом знал весь район. С

Тайга не любит лишнего... Она признает лишь шум ветра в верхушках вековых кедров, треск ломающейся под снегом ветки да далекий, тоскливый вой волка. Егор знал это правило лучше, чем таблицу умножения. За пять лет, прожитых в глуши, он научился быть тише самой тишины. Ему было за шестьдесят. Когда-то, в прошлой жизни, у него было другое имя, другая одежда и другие заботы. Он чертил проекты мостов, спорил с заказчиками, стоял в пробках и покупал продукты в супермаркетах. Но та жизнь рассыпалась в прах после одной трагической осени, когда болезнь забрала у него жену и дочь. Мир людей стал для него невыносимо громким, цветным и пустым. И он ушел. Он купил старое промысловое зимовье на берегу безымянной реки, за сотни километров от ближайшего поселка. Отремонтировал крышу, сложил новую печь и стал жить. Отшельником. Бирюком. Дни его были похожи один на другой, как капли дождя. Заготовка дров, проверка силков на зайцев, рыбалка, чтение старых книг при свете керосиновой лампы. Егор не искал