Сергей Аличкин

Николай Павлович принял страну, находившуюся в состоянии неопределенности относительно дальнейшего направления развития. Его предшественник, Александр I, получивший превосходное воспитание, стремился направить империю по пути либерализации, одновременно укрепляя позиции монарха. Однако новый император придерживался совершенно иных взглядов. Основное различие между политическими курсами Александра I и Николая I проявлялось в их отношении к проведению реформ. Александр Павлович подписал закон о «вольных хлебопашцах», предусматривавший возможность освобождения крестьян с согласия владельцев земель. Тем не менее завершить начатое преобразование ему не удалось — опасения перед возможными волнениями вынудили императора приостановить процесс полной отмены крепостничества, отложив решение вопроса до более благоприятного момента. Вместе с тем Александр активно поддерживал развитие науки и образования, открыв ряд новых университетов. Его целью было создание государства с мощной монархической в

В январской стуже 1942-го под Москвой, где снег перемешался с кровью и порохом, в пехоте появился ничем не примечательный паренёк – Николай Иванович Галушкин. Невысокий, худощавый, с лицом, которое не запоминалось в толпе. Но в его глазах уже тлела искра, которая скоро превратится в огонь, заставивший немцев дрожать. Эта история – о тихом мстителе, чьи пули летели точнее любых клятв, о детдомовце, ставшем кошмаром для вермахта. Николай рос без родителей – гражданская война забрала их рано. В детдоме он научился выживать: охотился на дроздов с рогаткой, сдавал по три копейки за пару. Потом пришла мелкашка, и пацаны признали – он лучший стрелок. Эта детская забава стала фундаментом легенды. В январе 1942-го Галушкин шагнул на фронт пехотинцем. Под Москвой почти все товарищи полегли, а он, раненный в руку, угодил в госпиталь. В мае вернулся – и судьба улыбнулась: снайпером в первый батальон 49-го стрелкового полка, 50-я дивизия, 33-я армия Западного фронта. Никто не учил его искусству н

В маленькой немецкой квартире, где воздух пропитан запахом старых книг и лекарств, сидит он - последний свидетель той войны. Руки дрожат от паркинсона, суставы ноют от артрита, ночами мучает простата. Вокруг родственники: такие же развалины, в памперсах и креслах-каталках, с ложками, что едва находят рот. Они живут в пряничном домике своего маразма, дни напролёт уставившись в ток-шоу и телемагазин ненавидящими глазами. Забыли всё. А он помнит. Каждую деталь, ярко и свежо, как будто война кончилась вчера. И теперь, когда пора выбирать обивку для гроба, воспоминания вернулись с новой силой - не отпускают, жгут душу. Он был одним из тех юных богов, которых Вермахт забрал сразу после школы. Зачем профессия, образование? Нам говорили: после победы мы будем наравне с богами, за нас всё сделают другие. Он таскал ящики для MG, подсумки с патронами, дышал порохом и верил в неуязвимость. Осколок во Франции, пуля в Югославии - выжил, не стал калекой. Ремень скрипел свежей кожей, пальцы гладили

Герой Советского Союза и Полный Георгиевский кавалер Констанитин Иосифович Недорубов В годы Гражданской войны, да и после нее, Советская власть всячески боролась со старыми символами царского режима и армии. Офицеров расстреливали за погоны и царские награды. А порой и просто за службу в Русской императорской армии. Красные взрывали церкви и храмы, расстреливали священников и, казалось, слишком буквально пытались воплотить в жизнь принцип взятый из Интернационала: "Мы наш, мы новый мир построим — Кто был ничем, тот станет всем". Этот момент прекрасно показан в романе советского писателя Михаила Шолохова "Тихий Дон", когда дед Гришака - Григорий Коршунов, ради новой власти отказывается снимать свои кресты: — Что ты, дедушка! Сваток, аль не при уме? Да кто же в эту пору кресты носит, кокарду? — Ась? — Дед Гришака приставил к уху ладонь. — Кокарду, говорю, сыми! Кресты скинь! Заарестуют тебя за такое подобное. При Советской власти нельзя, закон возбраняет. — Я, соколик, верой-правдой свое