— Да плевать мне на него! — Кирилл швырнул другую игрушку об стену. — Я домой хочу!

— Это теперь твой дом, — Аня старалась говорить спокойно, но голос дрожал.

— Нет! Моя мама вернётся! Она просто...

Он замолчал. Сел на пол. У Ани не было сил его успокаивать. Она качала на руках Мишу, а внутри всё переворачивалось.

В четверг Дима ударил Машу. Не сильно, просто толкнул, когда она подползла к его ногам. Но девочка стукнулась головой о ножку стула и разревелась. Аня сорвалась.

— Ты что делаешь?! Ей годик! Она же маленькая!

— Отстань! — Дима забился в угол. — Я не хотел!

— Я понимаю, что вам тяжело, — Аня подняла Машу, проверила шишку. — Но вы не можете вымещать это на маленьких!

— Вы нас ненавидите! — вдруг закричал Дима. — Мы вам не нужны! Мама была права!

— Что?

— Она говорила, что вы нас выгоните! Что мы вам мешаем!

Аня застыла. Значит, Настя готовила их к этому. Говорила... что?

— Дима, я не...

Но мальчик убежал в комнату, захлопнул дверь. Через неё донёсся плач — сдавленный, в подушку.

Слава звонил каждый день. В глазах Ани это было издевательством.

— Как там? — спрашивал осторожно.

— Как в аду, — шептала она в ванной, включив воду, чтобы дети не слышали. — Я не сплю, не ем. Миша заболел. Старшие ненавидят меня, соседи жалуются на шум. Я потеряла пять кило за две недели. Не могу больше.

— Потерпи ещё немного. Я скоро приеду.

— И что? Что ты сделаешь?! — она срывалась. — Это твои дети, но расхлёбываю я! Я не нанималась быть нянькой для четверых! Мне что, уволиться с работы? На что мы жить будем?

Слава молчал. Потом начинал орать в ответ: — Это мои дети! Я не могу их бросить!

— А я? А наши дети? А я кто тебе теперь? Домработница?

Они заканчивали разговор на этом. Аня бросала трубку, смотрела в зеркало. Под глазами круги, волосы сальные, лицо осунулось. Она не узнавала себя.

В субботу утром Кирилл разбил чашку. Случайно, но это была последняя капля. Аня заорала так, что сама испугалась своего голоса. Кирилл замер с осколком в руке. Дима выглянул из комнаты. Близнецы разревелись от испуга.

— Всё, — сказала Аня. — Я больше не могу. Мне нужно уехать. Хотя бы на пару дней.

Она стала собирать близнецов. Кидала вещи в сумку трясущимися руками. Взяла телефон, набрала маме: — Мам, я к тебе. С младшими. Прямо сейчас.

Потом позвонила свекрови: — Галина Петровна, мне нужна ваша помощь. Я не справляюсь. Можете приехать побыть с мальчиками до завтра, пока Слава не вернётся?

Разговор был тяжёлым. Свекровь охала, вздыхала, но согласилась приехать через два часа.

— Бабушка скоро будет, — сказала Аня старшим. — Продержитесь немного?

Дима вдруг произнес тихо: — Все нас бросают.

Аня замерла, прижимая к себе сумку с детскими вещами. Хотела что-то сказать. Но не нашла слов.

У мамы было тихо. Двухкомнатная квартира в старом доме, с толстыми стенами и высокими потолками. Мама забрала Машу, уложила её в своей комнате, Миша затих на руках у Ани.

— Ну вот, — мама поставила перед ней чашку чая. — Рассказывай по порядку.

Аня открыла рот и разрыдалась. Беззвучно, как в детстве, когда боялась, что отец услышит. Чай остывал, плечи тряслись. Мама не трогала, не гладила по голове — знала, что бесполезно. Ждала.

— Я не могу больше, — выдавила наконец Аня. — Не могу и всё.

— А надо? — спросила мама тихо.

Вопрос повис в воздухе. Надо ли? Надо ли продолжать ломать себя, носиться как белка в колесе, пытаться полюбить чужих детей, сохранить брак, не сорваться?

— Не знаю, — честно сказала Аня. — Правда не знаю.

— Ты любила его?

— Да.

— А сейчас?

Аня посмотрела на спящего Мишу, на его пухлые щёки с красными пятнами лихорадки.

— Сейчас я не чувствую ничего. Только усталость. И злость.

— На него?

— На всех, — призналась Аня. — На себя — за то, что не могу. На Славу — за то, что втянул меня в это. На его бывшую — за то, что бросила детей. На её подругу, которая их привезла. На свекровь — за то, что не забрала их к себе сразу... На тебя — за то, что не рядом.

Аня запнулась, испугавшись собственных слов. Но мама только кивнула:

— И имеешь право, — она пожала плечами. — Только что дальше?

Дальше. Это слово ещё существовало? Был какой-то «дальше»? Аня не видела его. Квартира, ипотека, четверо детей, работа, на которую нужно выходить через полгода. Муж на вахте. Никаких перспектив. Никакой помощи.

— Не знаю, — повторила она. — Надо как-то выжить сейчас. Хотя бы сегодня.

— Выживешь, — мама забрала у неё Мишу. — Иди спать. Завтра решим.

Мобильный разрывался. Аня нащупала его на тумбочке, не открывая глаз.

— Да.

— Ты где? — голос Славы, запыхавшийся. — Я дома. Мать сказала, ты уехала.

Аня села на кровати, щурясь от дневного света. Часы показывали два.

— У мамы.

— Поговорить можешь?

— Могу, — она встала, проверила, спят ли близнецы. — Что?

— Что происходит, Ань? — в голосе мужа сквозило отчаяние. — Мать сказала — ты просто собралась и уехала. Бросила всё. Мальчишки как волчата — огрызаются, ничего не говорят. Кирилл вообще заперся в ванной и не выходит. А Дима сидит в углу и повторяет, что я их тоже брошу.

Аня прикрыла трубку рукой, пытаясь усмирить гнев, поднимающийся в горле.

— А что должно происходить, Слава? — тихо спросила она. — Я одна с четырьмя детьми. Двое из которых — не мои, ненавидят меня и считают виноватой в том, что их мать уехала. Я не сплю, не ем, не могу выйти в магазин. Младшие орут круглые сутки. Миша заболел. Что ты хочешь услышать?

— Ты должна была подождать меня!

— Я не должна, — вдруг спокойно сказала Аня. — Я ничего тебе не должна, Слава.

В трубке повисла тишина. Потом:

— Ты хочешь уйти? — его голос дрогнул.

Хочет ли? Аня посмотрела в окно. Напротив мамина девятиэтажка стоял детский сад. Дети на прогулке, в ярких куртках, бегают, кричат. Обычный апрельский день. Обычная жизнь, которой у неё уже не будет.

— Я не знаю, чего хочу, — призналась она. — Но здесь хотя бы могу дышать. Мама помогает с близнецами. Могу помыться. Выспаться. Подумать.

— О чём думать? — его голос взлетел, сорвался. — Это мои дети! Я их не брошу!

— А я? — прошептала Аня. — А наши дети? А я кто тебе теперь? Прислуга?

— Я не это имел в виду...

— Я тут не выживу, Слава, — она вытерла слёзы. — Просто не справлюсь. Если ты их не бросишь, потеряешь меня. И я тебя за это не виню, правда. Я бы на твоём месте тоже не бросила. Но и жить так не стала бы.

Она выключила телефон. Села на край кровати, опустив голову. В дверь постучали.

— Аня, иди есть, — мама заглянула в комнату. — Борщ сварила.

Борщ. Обычный обед. Обычный день. Как в другой жизни.

— Сейчас.

Телефон завибрировал — сообщение от Славы: «Я не справляюсь. Они всё рушат. Психуют. Мы тонем».

Она смотрела на эти слова целую минуту. Что-то сломалось внутри — старое, отжившее. И что-то новое начало расти. Не тёплое, не живое. Скорее как корка льда на ране. Защита.

Аня набрала ответ: «Попроси мать забрать их к себе. Хотя бы на время».

Отложила телефон. Оделась, умылась. Вышла к маме.

— Ну что? — спросила та, помешивая борщ в тарелке.

— Не знаю, — Аня села за стол. — Но есть уже могу.

Мама улыбнулась краешком губ. В её взгляде было что-то странное — то ли облегчение, то ли грусть.

— Это уже хорошо. Начало.

Телефон снова завибрировал. «Ты вернёшься домой?»

Аня отодвинула телефон. Дом. Слово, потерявшее смысл. У неё больше не было дома. И не будет — если они не решат всё заново.

— А знаешь, — сказала она маме, — давай встретимся со Славой. В кафе. Вы с папой посидите с близнецами. А мы поговорим. Время пришло.

— Пришло, — кивнула мама. — Только решайте вместе. Не бери всё на себя, как обычно.

Аня задумалась. Решать вместе. Раньше они так и делали. До того, как жизнь навалилась и раздавила.

«Встретимся завтра в 12. В кафе у моей работы. Без детей. Нам надо поговорить».

Отправила сообщение. Села ровнее, расправила плечи. Что-то в ней выпрямлялось. Медленно, со скрипом, как старая пружина. Но выпрямлялось.

Кафе было полупустым — между завтраком и обедом. Слава сидел у окна, крутил в руках зажигалку. Похудел. Под глазами тени, щетина неровная. У Ани внутри что-то дрогнуло — знакомое, тёплое. Но тут же погасло.

Он поднял голову, встал. Неловко дёрнулся, словно хотел обнять, но передумал. Они сели друг напротив друга. Как чужие.

— Как близнецы? — спросил он тихо.

— Нормально. У Миши температура спала. Маша капризничает. — Аня заказала чай, даже не взглянув в меню. — Мальчики?

— Теперь у матери. — Слава отложил зажигалку. — Я отвёз их вчера. Диму пришлось долго уговаривать. Думал, что я их совсем бросаю.

— А ты?

— Остался с ними. На пару дней. Пока не привыкнут.

Они замолчали. Так странно — казалось, говорить не о чем. Хотя раньше болтали часами. О работе, фильмах, планах. Какие теперь планы?

— Я не знала, что будет так, — вдруг сказала Аня. — Когда выходила за тебя. Не представляла.

— Я тоже, — он смотрел в окно. — Думал — справимся. Я платил алименты, но хотя бы мальчишки были с матерью. А теперь... — он пожал плечами. — Кошмар какой-то.

Грубое слово повисло между ними. Но в нём была правда. Чистая, без прикрас.

— Ты вернёшься? — наконец спросил он.

Аня молчала. Смотрела на его руки — рабочие, в мозолях. На кольцо. На царапину под глазом — новую, свежую. Наверное, Кирилл. Вспыльчивый, как отец.

— А ты готов признать, что мы в тупике? — спросила она. — Это не семья, Слав. Это не жизнь. Это выживание.

Он вздохнул. Потом кивнул:

— Да. Мы не вытянем.

Это было странно — услышать, как он признаёт поражение. Слава никогда не сдавался. Упрямый, решительный. Но в этот момент Аня увидела, как он тоже устал. Как выгорел дотла.

— Я их не брошу, — сказал он тише. — Они мои.

— Я знаю, — Аня коснулась его руки. Первый раз за встречу. — И не прошу. Но нам нужно решить. Я тоже не брошу своих.

— Я предлагаю так, — он говорил отрывисто, деловито. — Мать согласна забрать старших к себе. Временно. На полгода, может, год. Я буду помогать ей, приезжать часто. А ты с близнецами останешься в нашей квартире. Я буду вахтами работать, деньги высылать. А потом... посмотрим. Может, всё наладится. Может...

Он не договорил. Не было смысла. Они оба понимали — разъехавшись, уже не съедутся. Что-то разбилось, треснуло. И это уже не склеить.

— Давай так и сделаем, — кивнула Аня. — Я вернусь домой. Ты будешь приезжать. К нам. К близнецам. Работать.

— А мы? — он поднял глаза.

— А мы... — она замялась. — Мы попробуем. Не рвать сразу. Дать себе время. Понять.

Он кивнул. Нашарил её руку, сжал. Она не отняла.

— Прости, — вдруг сказал он хрипло. — Я не думал, что так выйдет.

— Я тоже, — она улыбнулась краешком губ. — Мы просто жили.

Они вышли из кафе, остановились у тротуара. День был прохладным, но солнечным. Май на пороге. Новый месяц, новая жизнь. Не та, о которой мечтали. Но та, которую выбрали.

— Значит, решили, — Слава сунул руки в карманы. — Мальчишки остаются у матери. Ты вернёшься в квартиру. А дальше...

— Дальше видно будет, — закончила Аня.

Они не обнялись на прощание. Не поцеловались. Просто кивнули друг другу, как деловые партнёры. И разошлись — в разные стороны.

Иногда любовь не умирает — её просто заглушает жизнь. И если ты не сбежал — ты уже герой. Но это не значит, что ты победил.