#интересныеавторы #владимирфадеев #миркнигисловапоэзии

Со страницы Владимира Фадеева:
«МЫ ПОСТРОИМ СКОРО СКАЗОЧНЫЙ ДОМ…»
14 декабря 1950 года родился Геннадий ГРИГОРЬЕВ, русский поэт, по мнению многих критиков и поэтов, «последний российский народный поэт», т.е. поэт, на чьи стихи складывались песни, чьи строчки сразу же расходились на поговорки. Печататься Григорьев начал рано, лет с десяти. Его стихи о полетах советских космонавтов публиковали «Искорка», «Костер», «Пионерская правда», «Пионер», но как настоящий поэт сформировался в питерском литературном клубе «Дерзание». Учился на филфаке ЛГУ – до третьего курса, потом - матрос-моторист, проходчик метростроя, слесарь-сантехник, журналист… опять студент , теперь Литинститута и опять только до третьего курса. «Безбытное» существование сопровождалось несколькими попытками суицида. Популярность приходит во время перестройки – любовь публики завоёвывают его шлягеры «Сарай», «Баллада об испорченном телевизоре», «День Зенита», выходят сборники стихов «Алиби», «Свидание со СПИДом», «Нет бездельников у нас», «Мы болеем за «Спартак», «Доска, или Встречи на Сенной». (Книги «Выдержка» и «Небо на ремонте» вышли уже после смерти поэта). Григорьев, как и его поэзия, — герой анекдотов и легенд Петербурга, неотделимая часть современного фольклора. В 1999 году награждён премией «Золотое перо» за цикл радиопередач «Литературные фанты» - более 200 радиопьес! - на «Радио России».
Геннадий Анатольевич Григорьев умер в 2007 году в возрасте 56 лет.
В 2010 году учреждена Международная поэтическая премия им. Геннадия Григорьева.
ЭТЮД С ПРЕДЛОГАМИ
Мы построим скоро сказочный дом
С расписными потолками внутри.
И, возможно, доживём до...
Только вряд ли будем жить при...
И, конечно же, не вдруг и не к нам
В закрома посыплет манна с небес.
Только мне ведь наплевать на...
Я прекрасно обойдусь без...
Погашу свои сухие глаза
И пойму, как безнадёжно я жив.
И как пошло умирать за...
Если даже состоишь в...
И пока в руке не дрогнет перо,
И пока не дрогнет сердце во мне,
Буду петь я и писать про...
Чтоб остаться навсегда вне...
Поднимаешься и падаешь вниз,
Как последний на земле снегопад.
Но опять поют восставшие из...
И горит моя звезда – над!
ХХХ
Не знаю, куда это делось…
Я имею в виду Державу,
что огнём выжигала ересь
и мечом добывала славу.
-
Меж великих морей лежала.
Богатырских детей рожала.
Перед ворогом – не дрожала.
Ах, какая была Держава!
-
Пол-Европы зерном кормила,
воевала моря и страны…
И держали её кормило
венценосные капитаны.
-
И столы ломились от яства,
ибо щедро земля дарила.
И была у пастыря паства.
И была у Державы сила!
-
И совсем не народным стоном
(это наглые наговоры!),
золотым колокольным звоном
оглашались её просторы.
-
Называлась она красиво…
Называлась она Россия.
Сто язы́ков в узде держала!
Ах, какая была Держава!
ХХХ
Бога нет...
Ну что ж, и слава Богу...
Без Него достаточно хлопот.
Сея в сердце смутную тревогу,
над землей
пасхальный звон плывет.
Бога нет...
Но так, на всякий случай,
позабыв про деньги и харчи,
затаи дыхание и слушай,
как пасхальный звон плывет в ночи.
Все сильней, все праведней, все выше
золотой
звучащею стеной
движутся колокола,
колыша
черный воздух
над моей страной.
Бога нет...
Ну что ж, я понимаю...
И, влюбленный в белый, бедный свет,
я глаза спокойно поднимаю
к небесам,
которых тоже нет.
АНГЕЛ НА ИГЛЕ
Лист бумаги погас на столе,
погружается город в потёмки.
Видишь - ангел сидит на игле.
У него начинаются ломки.
Он над городом мрачным завис.
Он и сам понимает, что хроник...
И так хочется ринуться вниз,
чтобы хрустнули крылья о кронверк.
ФРОНТОВОЕ ПИСЬМО
Каких только чудес
на белом свете нету!
Конверт о трех углах,
обычный, фронтовой...
Полвека, почитай,
он провалялся где-то.
И вот пришел с войны
и лег передо мной.
Наткнувшись на него
среди макулатуры,
я понимал: читать
чужие письма - грех.
Но аккуратный штамп
"Проверено цензурой"
как бы уже письмо
приоткрывал для всех.
Был цензор фронтовой
рабом цензурных правил.
И он /а вдруг письмо
да попадет врагу!/
лишь первую строку
нетронутой оставил
да пощадить решил
последнюю строку.
Я цензора сейчас
не упрекну в бездушье.
Он свято чтил свой долг.
он знал свои права.
Не зря же он письмо
замазал жирной тушью.
наверно, были там
и вредные слова.
Писалось то письмо
в окопе? на привале?
и кто его писал -
солдат ли? офицер?
Какие сны его
ночами донимали?
о чем он помышлял
во вражеском кольце?
.........
Лишь "Здравствуй, жизнь моя!" -
оставлено в начале.
И "Я люблю тебя!"
оставлено в конце.