Настя уже чуть сбавила тон, и Федор внутри себя перевел дух.

Не хотелось через силу все делать… Ругаться. Да и понимал он, что забота о Соньке ляжет именно на плечи жены. А так… Баба Настя добрая. Громкая, конечно, и гаркнуть может, и даже огреть чем-нибудь, но не со зла… А мимо беды не пройдет.
— Настя, ну скажи, что мне делать-то было? Я ж дядька, родной дядька. Ближний родственник. А она-то…
Федор кивнул на маленькую девчонку, которая как остановилась у порога, так и стояла…
— Она-то при чем?
— Да понятно, что дитя не при чем… Хоронить-то когда будут?
— Завтрева. Поеду с утра.
— Ну, чего глазенками мыргаешь. Иди сюда, знакомиться будем.
Девочка несмело шагнула вперед. Шаг, потом еще шаг. Настя не выдержала, вскочила, сама подошла к ней.
— Ну, что ты, как неживая? Давай, помогу пальтуху снять.
Настя ловко расстегнула пуговицы, стянула с девочки пальтушку, потом большущую кофту, видно сразу, с чужого плеча, а потом ахнула…
— Господи… В чем душонка-то держится? Кожа да кости… А это что?
Настя повернула ребенка к свету и окаменела. Посмотрела на мужа. Тот посмотрел на ребенка, крякнул. Эх, мало он Ваське костылял в детстве. Бил бы больше, глядишь, человеком бы вырос. Соня осталась в тоненьком платье с коротким рукавом. Руки были сплошь покрыты синяками. Настя оттянула ворот платья, заглянула на спину и закрыла рот рукой… Постояла так. Потом как будто проснулась:
— Федька, баню, быстро! Мишка, а ну иди сюда!
Из комнаты вынырнул Мишка.
— Чего, мам?
— Не чего, а что! Сколько раз говорить! Беги к Васильевне. Скажи, что надо одежи какой на девку вот… Може есть что старое.
— Я понял, мам. Слышал все.
— Ну, а если слышал, чего еще тут?
Мишка рванул за дверь, на ходу натягивая куртку. Они с пацанами и подслушивали, и подглядывали. Шутка ли, в их семью может затесаться такая малявка, да еще и девчонка. А потом как увидели, что мамка синяки рассматривает, так сразу решили ей в своей комнате перегородку поставить. Ничего, они потеснятся, зато мелкая всегда под защитой будет, и больше никто ее не тронет. Мальчишки тут же забыли про свои козни, которые с утра придумывали, чтоб приблуде жизнь сахаром не казалась, и взялись за дело.
Мишка принес не только целую сумку тряпок, но и привел с собой Васильевну. Вернее, он не смог от нее отвязаться, и она пришла сама.
Васильевна долго ахала над непутевой жизнью Васьки-сорванца, потом сказала:
— Ты бы в голову ей заглянула. Мало ли, какие насекомые, не выведешь потом.
Соня все это время, пока вокруг нее суета была, так и стояла посреди комнаты. Она молчала, как будто все происходящее ее вовсе не касалось. Настя ахнула, кинулась к девочке, разобрала волосы на пробор и выругалась, как деревенский мужик.
Подняла криво заплетенную косичку, вздохнула. Волосы хорошие… Ой, как жалко.
— Соня….
Девочка подняла на нее испуганные глаза.
— Соня… Волосы надо стричь. Совсем… Ты не переживай, они быстро отрастут. А я тебе вот, смотри, какой красивый платочек дам…
По грязным щекам девочки покатились слезы. Настя и сама чуть не плакала, пока кромсала косы, а потом жгла их в печке. Федор зашел, увидел, что происходит, только крякнул. Эх, зря он Ваську в детстве совсем не прибил…
Как только Настя и Соня ушли в баню, из комнаты мальчишек показалась голова Андрея, самого старшего. Ему было уже двенадцать, и он руководил братьями. Имел у них авторитет, но не злоупотреблял.
— Пап, можешь нам помочь?
Федор вошел в комнату и остолбенел.
— А что вы тут такое утеяли?
— Да вот… Хотим шкаф развернуть, чтобы угол этой отгородить. Ну, чтоб жить ей. Она ж девчонка. А он тяжелый.
Федор шмыгнул носом, излишне суровым голосом сказал:
— Кормит вас мать, кормит, а толку никакого. Втроем шкаф подвинуть не можете! А ну, взялись!
— Пап, а спать она на чем будет?
Федор почесал затылок.
— Надо что-то покупать, получается…
— Пап, а давай мне пока раскладушку, ты же знаешь, я на ней спать люблю, а ей мою кровать поставим? Мне она уже почти мала, а ей самое то, она же мелкая…
К приходу Сони и Насти из бани, у пацанов и Федора было почти все готово. Ну, белье надо было застелить, да, может, коврик какой для красоты, но это уж Настя сама.
— С легким паром.
— Ой, спасибо. Уморилась, сил нет. Сонька как будто воды не видела, да и мыла тоже. От всего, как от чумы, шарахается… Сейчас отдохну немного, буду вас кормить. А потом будем думать, где Соня спать будет.
Девочка заметно похорошела. Худенькая, смешная в цветастой косынке, но глазищи большие, реснички пушистые…
— Так, пойдем, чего покажу…
Настя удивленно посмотрела на мужа, но встала. Он отодвинул занавеску в комнату сыновей. Это была самая большая комната, куда мальчишек заселили, как только Мишке исполнилось три. У родителей была маленькая спальня, и еще одна большая комната сразу являлась и залом, и прихожей, и кухней.
— Ну, что тут?
Настя увидела перестановку, замолчала. Посмотрела на сыновей.
— Сами, аль папка подсказал?
Федор улыбнулся:
— Сами… Хорошие парни у нас, Настя…
Соня не просто ела. Она хватала еду так, как будто ее не кормили целую вечность.
— Так, Соня… Хватит… Плохо будет. Ты сейчас отдохни, не переживай, у нас хватает еды. Все хорошо…
Соня с сожалением проводила взглядом тарелку, и как будто сдулась… Как будто в один момент устала.
— Пойдем, покажу тебе твою кровать.
Казалось, что девочка даже лечь не успела, как уже уснула.
Настя вернулась за стол.
— Федь, достань наливки.
Федя удивленно глянул на жену. Она вообще не пила. Если по великим праздникам глоточек. Но молча сходил за наливкой. Налил ей и себе.
Настя одним глотком осушила стопку. Федор рот открыл и свою рюмку поставил. А Настя посмотрела на него и сказала:
— Если бы твой Васька был жив, то я бы его сама, вот этими руками удавила бы…
Федор опустил голову. Он бы и сам его удавил…
Васька родился, когда Федору уже четырнадцать было, и в принципе, никто уже пополнения не ждал. Бабка пришла посмотрела на новорожденного, плюнула и сказала:
— Зря рожали.
Федя помнит, как мать кричала на нее, выгоняла. А баке было плевать. Она ходила по дому и бормотала что-то.
Федька, хоть и был уже взрослый, но бабку боялся, как огня. Все в деревне говорили, что она колдунья. Нет, Федя, конечно, понимал, что никаких колдуний не бывает, но все же…
Мать устала кричать на бабку. А та вдруг остановилась и сказала:
— Помру завтра. На похороны этого возьми.
Указала на младенца.
Мать сразу ответила:
— Еще чего не хватало!
Бабка посмотрела на нее и спокойно сказала:
— Прокляну. С того света прокляну, если не возьмешь…
А на следующий день и правда померла. Ох, тогда Федя думал, что от страха с ума сойдет, стоя у гроба. Мать не ослушалась, пришла с Васькой. Вот он голосил… На все кладбище орал. А потом зато спокойный стал.
С самого раннего возраста Васька был, как крыса. Чужое сожрать, на другого свалить… В общем, получал сначала от отца, а потом и от Феди. Но ничему его жизнь не научила. В армию сходил. Из армии себе невесту привез. Девку родили, и все, на этом их родительские обязанности закончились. Жили весело. Что ни день, то пьянка. Сколько раз Федя уговаривал родителей к нему переехать, но они все говорили, что Васька и Сонька без них пропадут… Вот и пропали. Родители один за другим ушли. Года не прошло. Вот уж Васька отмечал это дело, хоть на похороны ни копейки не дал.
А через четыре года позвонили в сельский совет, пригласил Федю сам председатель:
— Федя… Дело тут такое… Брат твой, вместе с женкой своей, замерзли, чуть не дойдя до дому… Девочка у них осталась. Если ты ее не возьмешь, то погибнет ведь, в детском доме… А про похороны не думай, поможем тебе. Вы у нас с Настей работники на вес золота.
Сам не знает Федька, почему Насте все сразу не сказал? Наверное, боялся, что Настя в горячке запретит привозить ребенка.
Через неделю Сонька перестала хватать еду. Научилась есть вилкой и ложкой. Кожа зарозовела, перестала просвечиваться. Но вела себя Соня, как волчонок дикий. Если кто-то из мальчишек что-то спрашивал у нее, пряталась с головой под одеяло и молчала.
Они ей и книжки, и игрушки свои. Молчит, как сыч, только глазищами лупает. Сколько раз Настя пыталась с ней говорить, но все без толку. Кроме да и нет, ни одного слова.
Настя уж не выдержала раз, встала перед Соней:
— Что ты волком на всех смотришь? Что мы тебе плохого сделали? Что не поговоришь, не улыбнешься? Или не нравится тебе у нас? Так мы никого не держим!
Соня смотрела на нее огромными глазами. Ни разу не моргнула, так из открытых глаз и выкатились две слезинки…
Настя даже поперхнулась. Из дома выскочила, сама чуть не плачет. Тут же слово себе дала, что ни разу голоса на девочку не повысит.
К вечеру в тот самый день Васильевна пришла.
— Что-то ты, Настя, какая-то не такая.
Настя только рукой махнула:
— Ай, не могу уже... Я и то ей, и это, а она все, как сыч…
— Так и будет, как сыч…
— Чего это?
— Чего-чего… Она же ребенок, а дети чувствуют, когда их не любят. Она же сейчас, считай, что в детском доме, только условия получше.
— Ну, Васильевна, ты как придумаешь… Как же полюбить-то можно чужого человека? Я ж не обижаю ее. Стараюсь…
— А котенка полюбить можно?
— Ну так то котенок…
— В том-то и дело. Другие мы стали. Не такие, как раньше… Раньше все любили друг друга.
Продолжение >>Здесь