Личная История

Но женщина любила свои цветы. И любила своего шалого красивого мужа. Высокого, кудрявого, синеглазого… Он на гармони играл, песни пел, лучше всех плясал. Работал, правда, мало и неохотно. Пил много. И бегал за юбками: то за Маринкой-продавщицей, то за Танькой-скотницей, то за Светкой-почтальоншей… А женщина любила. Все прощала своему беспутному мужу. Потому что знала: это все так, увлечение. А любит он одну ее, никого больше. И холила она мужа, и лелеяла, как самый свой лучший цветок. И любовалась им. Мария ее звали. Тихая была, кроткая, не жаловалась. А начнут ей глаза открывать, улыбнется только. Грустно улыбнется. Потому что знала: муж ее любит. И всегда к ней возвращается. В домик под зеленой крышей, с пышными цветами в палисаднике… И однажды выросли диковинные цветы из луковиц, которые женщине заезжий старичок продал. Ослепительно-белые лилии с золотыми пестиками. Благоухание от них на полдеревни разлилось. И все смотрели на диво дивное! Хмыкали, переглядывались и пальцем у виска крутили. А Мария любовалась, затаив дыхание, на райскую красоту. И мужу показывала: смотри, какая красота! Но он тоже только хмыкал и деньги просил на напитки. Неинтересно ему. А интересна ему молодая фельдшерица, которую прислали по распределению. Яркая, накрашенная, длинноногая… И однажды Марья пришла домой с фермы. Хотела полюбоваться лилиями белыми; а их и нет. Все срезаны до одной. Разорено все, опустело, нет райских цветов… Марья побежала по улице, сама не зная, куда. Бежит и плачет горько. Кто такое мог сделать, за что? Добежала до околицы, там дорога в лес… И вдруг почувствовала аромат своих лилий. Идет фельдшерица. В руках огромный букет несет… И, конечно, рядом муж Марьи шагает. Кудри на ветру развеваются, смеется и шутит… Пригодились цветы. Вот и от них польза. Букет для другой. Марья сгорбилась, сникла, пошла домой. И только глядя на разоренный свой садик, поняла: не любит. Не любит. Пусто насчет нее в сердце красивого мужа, как в палисадничке разорённом. Потому что когда отдают то, что тебе дорого, другим - значит, тебя не любят. Совсем. И сердца это тоже касается. Не только лилий и гладиолусов, вещей и прочего. Просто не любят - и все. Вырвут все цветы из твоей души с корнем и отдадут другим. Просто так. Потому что ты не нужен и ничего не стоишь. И любовь твоя не нужна и ничего не стоит. И Марья рассчиталась на работе. Отпустили. Вещи сложила в сумочку. Пошла на станцию и села в поезд. И уехала далеко, на Дальний Восток, к синему океану, так сказал старичок заезжий, который семенами на станции торговал. Он провожал Марью. Это особый Дальний Восток. Дальше Дальнего есть ещё Восток. Самый дальний; туда уезжают те, чье сердце разбито. Подальше от разоренного палисадника. Там синий океан и белые лилии растут. Так старичок говорил, он часто провожал на этот самый дальний Восток тех, чье сердце разбито. Там хорошо. И все любят друг друга. И много цветов. Но оттуда никто не возвращается, до того там хорошо. Только передают иногда приветы и семена дивных цветов. Так старичок говорил. Но его никто не слушал особо. Всем было все равно. И цветы никого не интересовали. Все спрашивали рассаду брюквы, брюквой свиней хорошо откармливать… А цветы там были мало кому нужны. И любовь тоже... Автор: Анна Кирьянова  Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛

Татьяна Овсиeнко много лeт назад взяла из дeтдома мальчика с поpоком сepдца, нашла для нeго лучших вpачeй и стала eго мамой Овсиенко была с концертами в Пензе и после завершения программы посетила местный детдом, чтобы оставить подарки его маленьким воспитанникам. Там она и познакомилась с Игорем. Мальчику на то время было 3 года и он был серьезно болен. Малышу срочно требовалась дорогостоящая операция на сердце. Татьяна прекрасно понимала, что государство никогда не выделит такую сумму, поэтому решила поучаствовать в судьбе Игоря. Вернувшись домой, она сообщила мужу, что намерена усыновить ребенка. Супруг против не был, и очень скоро в их семье появился малыш. Он был слишком маленький, чтобы понять, что произошло, поэтому быстро стал называть своих новых родителей мамой и папой. Приёмный сын подаpил eй счастьe быть бабушкой! Очeнь тpогатeльно и заслуживаeт уважeния! Еще больше историй из жизни - в нашей группе. Подписывайтесь, чтобы не потерять 💛

Пацаны разбежались, а этот замешкался, в носу мизинцем ковырял. Ну ему ухо оторвало, половину ноздри и палец. – Ну понятно ему это не мешало потом и по заборам скакать и яблони по чужим садами обрывать. А вот как жениться время пришло, невест не находилось. Так бы и просидел в бобылях, если бы ему мужик прохожий за кусок сала гармошку не обмeнял. И оказалось, что у Егора слух есть. – Стал он потихоньку нaигрывать, потом и песни складывать. Помню, первый раз пришёл на вeчерки с гармошкой. Как он заиграл. Да так, что некоторые прослезилась. А у меня сердечко так и екнуло. Голос его слышу, а как будто в душу ему заглянула. – С тех пор только из-за него гулять и ходила. А потом к батьке пристала, замуж хочу за Егора. Мать в слезы, сдурела наша девка, за калечного выходить. А батя сказал, если такую дурынду замуж возьмёт, он только перекрестится - – И стала я ему намекать, что нравится он мне. А он, как баран упёрся, зачем я тебе жизнь портить буду, урод такой. Тебе же со мной стыдно по деревне просто не пройдёшь, пальцем тыкать будут. – Тогда я схитрила. Всю ночь с ним на лавке просидела. Домой прихожу, а там отец с вожжами ждёт. А я в ноги ему кинулась, плачу, что всю ночь с Егором провела. Ну тут как ни крути, пришлось моему милому на мне жениться. – Знаю, по началу судили многие. Мол девку его мать приворожила. Господи, да моя свекровушка Малаша, курей рубили, за ворота убегала. Потом, что порченная в нутрях. А я потом, как давай выстреливать. Сына, дочь, сына, дочь. Все и заткнулись. – А жили мы хорошо. С дойки приду, огород полит, картохи наварит. Сам капусту квасил, мне не доверял. С детишками мне помогал. Другие мужики вон из дома, чтобы крика детского не слышать, а он с ними агукает. – Но до самой смерти стеснялся. Иди, говорит впереди, а позже приду. Ага, говорю, ты мне муж, али залетка какая. Возьму его под руку, так и идём. – Вот уж лет десять нет его рядом. Как тоска нападёт, возьму его гармонь, обниму и рыдаю. И кажется, мне что он рядом сидит, а сказать ничего не может. Вoт так, внучка. Не за красоту надо выходить, которая пpям блещет, а по зову ceрдца Автор: Наташкины истории Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛

Иван Петрович, отец Максима, умер в мае 1920-го от сыпного тифа, занесённого каким-то проходимце, переночевавшим в амбаре. Мать Максима, Анна Фёдоровна, не сломалась после потери мужа. Собрала совет родственников, поделила животину меж детьми, да закрепила за Максимом право на дом и землю придомовую по старинному обычаю - "старший сын - наследник". А дочерям предстояло выйти замуж да в дом мужний уйти. Максим, родившийся в 1902-м, в двадцать один год был человеком зрелым. Не потому что много повидал, нет, он ни разу не выезжал дальше села. Просто он довольно рано повзрослел, как и его сверстники. Умел чинить плуг, ковать подковы, заготавливать сено и дрова впрок, не употреблял лишнего, не разгуливал по селу с гармонью или гитарой, да девушек не портил. В селе его уважали, многие девчата готовы были за него замуж пойти, только бы позвал, но когда он решился привести новую хозяйку в дом, то пришла им пора удивляться: выбрал он девчонку из соседнего села, что совсем рядом было: "лишний рот" из семьи Котовых. Жили Котовы бедно, очень даже. Детей много, голодное время тяжко переживали и молились, чтобы быстрее девчата выросли, да по новым семьям разбежались. И была у них Машенька - тихая и скромная работящая девушка. И вот когда весной 1923 года Анна Федоровна похвасталась, что её сынок Максим решил жениться, к ней подошел новый глава села, Федор Лукьянович, да завел разговор: - Ты, Анна, слышала, что у Котовых девчонка есть на выданье? - спросил он, сидя за столом и попивая квас из глиняного кувшина. - Это те Котовы, что в Тархани живут? - Так и есть. Анна Федоровна тяжело вздохнула и посмотрела на Лукьяновича. - Так не рановато ли ей на выданье? Небось, еще и семнадцати нет, молоденькая совсем. - Помнится, когда я на своей Дарьюшке женился, так она еще моложе была. Не о том я, Анна Федоровна... Ты бы присмотрелась к невесте. Девчонку знаю хорошо, работящая, покладистая, тихая. О такой невестке только мечтать. Да вот приданого у неё нет. Совсем нет. - Откуда же там приданое, коли каждый рот лишний? - вздохнула женщина. - Только молода больно. - Так ведь и хорошо! - обрадовался Федор Лукьянович. - Вырастишь её, воспитаешь так, как тебе надо. Давай мы с тамошним старостой сговоримся, да работу какую совместную заведем, так и сведем Максима твоего и Марьюшку. - Подумать бы мне надобно, Федор Лукьянович, - женщина в сомнении покачала головой. - Думай, думай. А еще вспомни, что соседка ваша, Ленка, на Максима твоего глаз положила. Мечта, а не невеста, - с сарказмом оскалил он зубы, а Анна Лукьяновна шутливо замахнулась на него полотенцем. Да уж, разбитную молодую вдову она ни за что в невестки не хотела. Вышло так, как и планировал Федор Лукьянович. Вместе с начальством из соседнего села затеяли они вырубку молодых деревьев вдоль реки, так как слушок пошел, что мост новый скоро станут строить. И всячески подсобили "сводники", чтобы Мария и Максим как можно чаще наедине бывали. То за водой их на телеге пошлют, то дрова вместе они отвозили к старому дяде Фоме, то внезапно Федор Лукьянович сомневался - закрыл он сельский совет, али нет, и просил молодежь сбегать да посмотреть. Вот так и сблизились молодые. Мария краснела, смущалась. Робок был и Максим. Но как работа закончилась, так и попросил он мать сватов заслать в дом Котовых. Сговор состоялся через месяц, а там уж и скромная свадьба, наряд для которой Мария сшила себе из старого материнского сарафана, да Анна Федоровна дала ей белый платок, вышитый цветами. **** На следующее утро Мария встала до зари. Разожгла печь, поставила кашу, накормила птицу. Анна Фёдоровна наблюдала за невесткой тихо и незаметно. А когда она вышла в горницу и поздоровалась с молодой хозяйкой, та тихо произнесла: - Доброго утра, Анна Фёдоровна. - Мама. Называй меня мамой, - мягко и нежно произнесла она. - Мне кажется, так будет правильнее, дочка. - Доброе утро, мама, - произнесла Мария и улыбнулась. Она хоть и меньше суток всего здесь, но уже чувствовала себя счастливой в этом доме. За стенкой еще спал муж, который был ласков с ней и нежен, а рядом с ней сейчас стоит свекровь, которая дочкой называет. Зря сестра говорила, что все свекрови с невесток три шкуры спускают - Анна Федоровна совсем другая. Вечером, вернувшись с работы, Анна Федоровна с улыбкой наблюдала как молодые сажают яблоньку у дома. - Вот, мама, - улыбнулся Максим. - Дом подправил в прошлом году, дерево посадил, осталось и сына родить. - Думаю, вы с Марьюшкой справитесь, - улыбнулась женщина. **** Уже очень скоро Анна Федоровна поняла, что старый плут Федор Лукьянович проницательным оказался - из Машеньки и правда славная невестка вышла. Единственное, детишек ждали долго - первый сын у молодых родился в 1927 году, которого Иваном назвали. А в 1928 году на свет появился и второй сын Коленька. Мария гордилась тем, что смогла мужу родить долгожданных сыновей, а уж как вокруг неё свекровь порхала! Ей вообще было очень легко с Анной Федоровной, которая во всем помогала молодым, да Марию то дочкой, то Машенькой называла. Только недолго идиллия и счастливые дни их радовали, пришлось им и горя хлебнуть. Именно Анна Федоровна и была большой поддержкой и опорой, когда Коленька умер от менингита в двухлетнем возрасте. Мария плакала, убивалась по сыну, пока Анна Федоровна, не прикрикнула на неё поправляя черный платок на голове. - Ты чего удумала? В гроб вогнать себя хочешь? А о старшеньком ты подумала? О том сыне, который живой, и мамкиной любви и ласки хочет. Вот что, Машутка - горе никуда не уйдет, рана в сердце жить будет долго, но ради других, кто живы, надо брать себя в руки. Она не давала невестке углубиться в своё горе. И лаской, а иногда и прикрикиванием не позволяла той уйти в себя. Маша по наказу свекрови старалась отвлечься, занимала себя заботами о Ванечке, работала по дому и в поле, а когда в 1929 году пришла в их село коллективизация, вместе с мужем и свекровью вступила в колхоз. Тут уж столько работы стало, что некогда было страдать да горю предаваться. Максим сдал лошадь, двух свиней, плуг и борону. Оставил только корову, козу и птицу для личного подсобного хозяйства, как разрешили инструкции НЭПа. В колхозе он теперь убирал рожь, возил солому, косил сено. Мария со свекровью трудились в молочной бригаде. Доили коров, сдавали молоко в приемный пункт и получали трудодни. А вечерами как и у всех - дом, ребенок, стирка, штопка. Всё по кругу. Но в этом круге было своё семейное счастье. Иногда теплыми месяцами по воскресеньям они шли к реке. Брали с собой хлеб, лук, соль. Ваня играл в воде, Максим ловил рыбу, а Мария приглядывала за ребенком, да отдыхала в единственный выходной день. Так было год от года. Жизнь постепенно налаживалась. Зотовы разводили хозяйство, вторую корову завели, работали в колхозе, а в 1936 году спустя несколько лет после того, как не стало Коленьки, в семье вновь радостное событие случилось - Мария забеременела и родила дочь Анну, которую назвала в честь свекрови. А в 1939 году на свет появилась еще одна дочка, названная Анной Федоровной в честь любимой невестки Машенькой. Жили бы и не тужили Зотовы, детей растили, дом содержали, да вот только хлебнуть им пришлось лиха, когда началась Великая Отечественная война. *** 1941 год. 28 июня Максим встал еще раньше, чем обычно. Ему было очень тяжело, ведь сегодня Максиму и еще нескольким мужчинам предстояло отбыть на сборы. Всю ночь он лежал рядом с Марией, чувствуя, как она дрожит, но не от холода, а от плача и волнения. Ей было страшно, он знал. Страшно было и Максиму. И только под утро Машенька заснула тревожным и глубоким сном, вскрикивая и плача так, что слёзки вытекали из-под ресниц. Он оделся молча в чистую рубаху, обмотал ноги новыми портянками, натянул сапоги, починенные накануне, и молча смотрел на призывной лист, что лежал на столе. - Папа, ты уходишь? - спросил Иван, стоя в дверях в нательной рубахе. Ему было четырнадцать, он всё понимал, но храбрился и старался держаться. - Скоро уже, сынок. - Папа, ты обещай, что вернешься. Обещаешь? - Обещаю, сын. Я обязательно вернусь, - он потерпал Ваню по вихрастой макушке. - Только, покуда меня не будет, то ты за старшего остаешься. Помогай маме и бабушке, да сестренок не обижай сам и другим в обиду не давай. - Я всё понял, папа. Ты за дом не переживай. Главное - разбей всех фрицев и возвращайся домой. Тут и Анна Федоровна с Марий проснулись, а там и дочери вышли в горницу. Пришла пора прощаться, как бы не было тяжело отпускать Максима. *** На площади собралось всё село. Несколько мужиков разных возрастов от восемнадцати до сорока пяти лет. У кого-то были то узелки, то фляжки, а Петр Самойлов, учитель музыки, который работал в селе Высокое, гитару с собой прихватил. Жёны, матери, дети стояли вокруг. Кто-то плакал, кто-то молился, кто-то просто смотрел, как будто пытался запомнить каждую черточку лица своего близкого. И вот они двинулись в путь, до станции нужно было идти верст пять. Максим шёл молча, не испытывая страха, он чувствовал лишь гнев на тех, кто напал на его страну, а еще уверенность, что он идет защищать свою Родину, своё село, свою семью и детишек малых. Когда проходили мимо последнего дома в селе, из него вышла старушка. Местные звали её Васюткой, потому что родители нарекли её Василисой. Как-то так с молодости и прижилось, хотя младшее поколение просто звало её бабой Васей, но за глаза всегда была "Васютка". Она держала в руках сложенный листок бумаги и, подойдя к Максиму, взяла его руку и вложила тот маленький сверточек в его ладонь. - Держи, Максим Иванович, пущай бережет тебя эта молитва. - Чего вы меня, баба Вася, по имени-отчеству кличете? - удивился он. - Так со всем уважением. Ты ведь уже давно не тот Максимка, что груши у меня в саду воровал... Ты, Максим Иванович, послухай меня - береги эту молитву, как зеницу ока. Спасет она тебя и домой к детишкам вернет. Это Девяностый Псалом, "Живый в помощи Вышняго"... - Бабушка Вася, так я же коммунист, советский человек. Не нужно... Как попы я молиться не умею. Она сжала его ладонь и взмолилась, будто не слыша его последних слов: - Возьми… Ты добрый, честный человек, Господь таких оберегает. Только же ты молитвочку держи при себе. Он кивнул, глядя в её бесцветные глаза, положил в нагрудный карман сложенный листочек и поблагодарил: - Спасибо, баба Вася. - Бог с тобой, сынок, - перекрестила она его. Она долго стояла на дороге. Даже когда колонна скрылась за поворотом, всё ещё смотрела вдаль и рука её поднималась вверх, крестя тех, кто ушел из села. - Господи, сохрани их. Странным было для Максима то, что баба Вася именно ему дала эту бумажку. И лишь спустя время он наверняка знал - эта молитва помогла ему пережить то, что пришлось вынести в последующие годы. На станции их погрузили в товарняк где была солома на полу, ведро в углу, и щели в два пальца. Тридцать два мужика ехали в одном вагоне. Кто-то курил, кто-то спал, кто-то молился. Максим сел в углу, посмотрел на своих будущих сослуживцев, затем вынул бумажку, что ему дала баба Вася, расправил и стал читать. Мужчина не знал, верит ли он, но ему вдруг стало спокойнее, уверенности больше прибавилось, что ли... Он положил бумажку обратно в карман бережно, как дорогую реликвию. А поезд меж тем тронулся, увозя его дальше от дома и от родных. *** Декабрь 1941 год. Ещё в ноябре земля была мягкой, под ногами хлюпала грязь, а дождь лил так, что в окопах стояла вода по колено, но к первому декабрю ударил мороз. Ветер резал кожу, как стекло и в окопах стало невыносимо холодно. Замерзала вода в фляжках, замерзал и хлеб, только вот солдаты не имели права замерзнуть... Максим Зотов был в окопе в ста километрах от Москвы. Его стрелковый полк держал участок между деревнями. Семь дней без сна, без горячей еды. А вчера закончились патроны и не было уже уверенности, что до Нового года он вернется домой к своей семье. Он похудел очень сильно, лицо мужчины заросло щетиной, глаза запали, а руки тряслись от усталости и холода. Но он и его товарищи держались, зная, что надо бороться до конца. В кармане гимнастёрки лежала та самая бумажка с молитвой. Максим читал её каждую ночь. Сперва слова казались бессмысленными, но чем больше он читал, тем больше понимал, что именно они сдерживают его от сумасшествия. "Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни,..." Но летели не стрелы, а что посерьезнее. 2 декабря лейтенант Соколов, командир роты, собрал выживших двадцать три человека из ста двадцати. Все уставшие, измождённые, с пустыми глазами, в которых уже угасла надежда. - Товарищи, - говорил он, а голос его дрожал, - связи с штабом нет. Продовольствия на сутки не хватит, защищаться нам тоже нечем. Немцы обошли нас со всех сторон. Мы в окружении и нам не выбраться. - И что делать? - спросил кто-то. Соколов помолчал с минуту, а потом сказал тихо: - Есть предложение от немцев сдаться. Обещают в плену обращаться достойно, а тех, кто нуждается - поместить в лазарет. В окопе стало тихо, казалось, будто даже ветер дуть перестал. - Сдаться? - переспросил Максим. - Ты что такое говоришь, товарищ лейтенант? Это невозможно! - Я думаю о вас! - закричал Соколов. - Вы считаете, что я к ним в лапы угодить хочу? Но это бессмысленно! Нас если не сегодня, то уже завтра сотрут в пыль и следа от не останется. А если сдадимся, то будет шанс выжить. - Предатель! - выкрикнул кто-то. - Я не предатель! - Соколов сплюнул на землю и зло посмотрел на выкрикнувшего. - Я жить хочу. Я хочу домой вернуться. Максим молчал. Он смотрел в сторону туда, где из леса могли показаться в любой момент немецкие танки. Бороться лишь кулаками - невозможно. Но и сдача в плен - это позор. Но в ту же ночь немцы подошли так близко, что отряд понял - всё бесполезно. *** Их гнали пешком сто километров до лагеря, что находился теперь на месте бывшего монастыря. Кто падал, тот больше не жилец. Максим шёл, боясь даже споткнуться, и только и думал: - Шаг. Ещё шаг. Пока не упал - я жив. В лагере были деревянные бараки, проволока, вышки. Паек из черствого хлеба и баланды, сваренной из свекольных очистков или гнилой капусты. Вши, тиф... Каждую ночь Максим вынимал бумажку, удивляясь, как её не забрали. Однажды немец увидел молитву, развернул её и спросил у переводчика что это значит, тот и ответил, что это Девяностый Псалом. Удивленно посмотрев на Максима, немец усмехнулся и отдал уже потертый листок пленному. Больше Максим его не доставал, ведь слова знал уже наизусть.. Он не знал, слышит ли его Бог, но верил, что если перестанет молиться, то умрет. *** А тем временем в деревню Губколь пришла весточка. Февраль 1942 года. Мария стояла у печи, когда в дверь постучали. - Для тебя, Мария, из военкомата, - дрожащими руками почтальонка протянула ей документ. Маша села на лавку и сжала бумагу так, что пальцы побелели. "Зотов Максим Ильич без вести пропал. Предположительно взят в плен или убит." - Это неправда, слышите? - бормотала она испуганным детям. - Жив ваш папа и он обязательно вернется. Вот Мельниковым пришла похоронка, а вскоре письмо доставили от него, что ошибка. И наш папка домой вернется. Ошибка это, ошибка... А ночью, когда все спали, Мария вышла за дом и под полной луной, не чувствуя холода и стужи, ревела так отчанно, что казалось, она не плакала так когда сына хоронила. *** Их перевозили из лагеря в лагерь. Умирали сотни пленных, но Максим держался, хотя то и дело терял тех, с кем сближался и делил общую беду. Держался из последних сил, а молитвы ему в этом помогали. **** ...>>ОТКРЫТЬ ПОЛНОСТЬЮ 

После введения наркоза состояние девочки резко ухудшилось. Произошла остановка сердца. Реанимация не помогла. Эксперты позже выяснили: девочка незадолго до приёма перенесла пневмонию, её лёгкие не успели восстановиться, функция дыхания была снижена. На таком фоне общий наркоз мог стать критически опасным — и, вероятно, привёл к тяжёлой нехватке кислорода. Анестезиолог, проходящий по делу, вины не признаёт. ☝Почему нам важно рассказать об этом всем родителям и педагогам? Чтобы никто больше не оказался в подобной ситуации. Чтобы каждый взрослый знал: - маленьким детям опасно проводить массивное лечение за один раз; - любой общий наркоз требует полного обследования и анализа состояния после болезней; - если что-то вызывает сомнения – имеете право остановить процедуру, спросить второе мнение, поменять врача. Это ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ, которое способно спасти чью-то жизнь. Из Сети Еще больше историй из жизни - в нашей группе. Подписывайтесь, чтобы не потерять 💛

и, честно тебе скажу, во сне меня иногда охватывал страх: а вдруг он будет все время там крутиться и никогда не вернется?… И вот он идет по дорожке и улыбается… Тишина – это какое-то особое состояние мира и человеческой души. Мне кажется, мы себя чувствуем частичкой природы, каплей океана в тишине, и только. Вне тишины нельзя понять красоту. Когда выйдешь в поле и ветер треплет колосья пшеницы, кажется, мир погрузился в тишину, все иные звуки пропали, а эта песнь ветра специально ласкает ухо, чтобы ты оглянулся и понял, какая кругом тишина. Или в лесу перелетит птичка с дерева на дерево, хрустнет лист под ногой, и ты слышишь, как тихо, как торжественно спокоен лес. И морская волна бьется мерно так, с музыкальным счетом, о берег, чтобы слышал человек тишину… Много удивительного придумала природа, чтобы помочь нам услышать и полюбить тишину. А когда одинокий лыжник пересекает снежное поле, какая кругом стоит тишина. Одетая снегом земля наша так красива, только руками разведешь… Тишина – это жизнь, все великое совершается в тишине. Тишина – это уважение людей друг к другу, это нежность и любовь. Как я люблю дома, где говорят тихо, даже дети не кричат без причины… Сохранить тишину, покой в своем доме – значит установить в нем климат уважения. А сохранить тишину на всей Земле, на всей планете – это тоже значит установить климат уважения, обязательный для всех народов и стран. Поэтому люди против грохота, пожаров и разрушений. Никто не хочет жить на вулкане, ни один человек. Но если Землю утыкать ракетами, если люди начнут размахивать кулаками, может случиться большая беда, страшная и непоправимая. Евгений Леонов Из письма сыну 7 апреля, 1976 г. Еще больше историй из жизни - в нашей группе. Подписывайтесь, чтобы не потерять 💛

Этот бродяга запомнился жителям района из-за собаки, которая неизменно сопровождала его. Вместе они постарели лет на десять. Столько времени они делили еду и ночлег. Шерсть на собаке висела клочками, морда поседела, да и походка, как у хозяина, стала медленной и неуверенной. По слухам жили они у озера под теплотрассой. Там из досок и фанеры был сооружен маленький домик на двоих. Последнее время к их компании добавился маленький белый щенок. Он, то радостно крутился рядом, то время от времени хватал старую собаку за висящие клочья шерсти. Бомж хриплым голосом давал команду. Малыш послушно вставал рядом и спокойно продолжал путь. Осень уже наполнила город холодным воздухом. Листья ковром легли на землю. Время двигалось к зиме. Неожиданно для всех вечером на конечной остановке автобуса бомж устроился на ящике с большой картонкой, на которой было написано: "Отдам щенка в добрые руки!". Народ стал подходить и интересоваться. Одна женщина смогла разговорить его. Ей он поведал свою историю. *** Звали его Сергей. Семейная жизнь не сложилась. После развода он остался жить в материнской однокомнатной квартире. Жене с дочерью оставил двухкомнатную со всем имуществом. Ушёл, как говорится, с одним чемоданом. Прожив в одиночестве несколько лет, ему посчастливилось встретить любовь. Людмила была пышная красавица со светло-русыми волосами, которые она заплетала в косу. Стали жить без регистрации в её трёхкомнатной квартире, а его однушку сдавали в найм, за счет чего имели дополнительный доход. Денег хватало, жили дружно, в любви и согласии. Беда пришла откуда не ждали. У Людмилы диагностировали рак. Женщина таяла на глазах. Сергей предпринял отчаянный шаг, продав свою квартиру, повёз любимую на консультацию в Германию. Там обследовали больную и тактично посоветовали продолжить лечение дома. Как потом пришло понимание, надежды не было. Зато в памяти от поездки осталось путешествие с Людмилой в Альпы, где они наслаждались пешими прогулками в окружении живописной природы, вдыхая бодрящий горный воздух. Это было самое счастливое время, которое подарила им судьба. Вернувшись домой, Люда чувствовала себя все хуже. Сергей возил её по разным врачам, оплачивал альтернативное лечение, но судьба жестоко обошлась с ними. Женщина не справилась с болезнью. Дальше пошла череда неудач. После смерти любимой Сергея уволили с работы, её родственники выгнали его из квартиры. Нашлись псевдодрузья, которые утешили и помогли пропить оставшиеся деньги. Так Сергей рухнул на самое дно, с которого подняться уже не смог. *** - А чего ты щенка пристраиваешь? - спросила женщина. - Эта зима будет последней у меня. Помру я скоро, совсем ослаб. Мухтар мой тоже старик. Не сегодня-завтра помрёт. Он с любовью погладил рукой голову старого пса. - Беляшик летом к нам прибился. Очень умный малыш. Я обучил его всем командам. Беляш, сидеть! Дай лапу! Лежать! Щенок быстро и с удовольствием выполнял команды хозяина. Дед достал из кармана кусочек сухого сыра и дал вознаграждение малышу. Тот старательно грыз поощрение и смотрел черными глазками-бусинками на окруживших их людей. - Молодец, мальчик! Нужно, пока Беляш маленький, найти ему хозяина. Толковый и очень добрый пёс. Один пропадёт на улице. Да и мне спокойнее будет, если он будет жить дома. Больно было смотреть на этого старика. Перед лицом смерти он думал не о своей горькой судьбине, а о маленьком щенке. - Отдайте Беляша мне. Мой Грей умер полгода назад от старости. Я люблю собак и умею с ними обращаться. Ему будет хорошо у меня - сказала молодая девушка. Она подошла и погладила щенка за ухом. Тот с удовольствием начал кусать её за руку. - Бери. Его зовут Белый или Беляш. Только тебе придётся на руках нести его домой, а то он сам не пойдёт от меня. Девушка достала из кошелька тысячу рублей. Протянула Сергею купюру и взяла щенка на руки. - Бесплатно нельзя, а вы купите себе что-нибудь - сказала она. - Ты иди скорее, чтобы он опомниться не успел. Девушка быстро удалялась. Издалека был слышен щенячий лай. Это возмущался Беляшик, не понимая, что происходит. Сергей смотрел им вслед, прижав к себе старого лохматого Мухтара. Из глаз покатились слёзы, которые пропадали в густой бороде. Видно было, как тяжело дался ему этот шаг. Осознавая конец своей жизни, старый и больной бомж великодушно решил устроить будущее своего маленького друга. Молодой парень, глядя на несчастного бомжа, тоже достал из кармана купюру. - Отец, купи себе и Мухтару еды. Люди, по примеру молодого человека, подходили к старику и давали деньги. - Да что вы. Мне уже ничего не нужно - не понимая происходящее, бормотал бомж. - Тебе-то не нужно. Это нам нужно поучиться у тебя доброте. Бери деньги, пригодятся - грустно ответила женщина. Она собрала купюры и падала их старику в руки. - Спасибо, люди добрые! Пойдём, Мухтарушка. Он медленно пошёл в сторону озера. Маленький сгорбленный бомж с большим и добрым сердцем брёл со спокойной душой доживать остаток своей жизни - его малыш теперь в безопасности... Автор: Лариса Володина Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛

И всё же он лаял. Каждый день. Будто говорил: «Я всё ещё здесь». Шли годы, и этот лай стал привычным — сначала раздражал, потом просто был. Частью тишины, частью дома. А потом — вдруг тишина. Мы возвращались с женой из больницы. Она долго болела. И вдруг — ни звука. Я подошёл к забору. Пусто. Соседи уехали. Собаку бросили. Я нашёл его среди мусора — исхудавшего, дрожащего, едва живого. Поднял на руки — лёгкий, почти невесомый, но сердце билось. Ветеринар вздохнула и сказала: — Он очень слаб, но жить хочет. Мы забрали его домой. Постелили одеяло, поставили воду и дали имя — Бруно. Первые дни он почти не двигался. Жена напевала ему что-то тихо, и он поднимал голову, будто узнавал ту мелодию из другой жизни. Прошло немного времени. Однажды вечером, возвращаясь с работы, я услышал лай. Короткий. Ясный. Уверенный. Я рассмеялся — впервые за долгое время. И понял: это не шум. Это было: «Я рад, что ты пришёл». С тех пор Бруно лает каждый день — когда я выхожу, когда возвращаюсь, когда просто нахожусь рядом. А жена говорит: — Это его способ любить. И она права. Я глажу его и шепчу: — Раньше я не понимал твоего языка. Теперь знаю: каждый твой лай значит — «Я не сдался. Я ждал. И ты услышал меня». Когда его голос исчез — в доме стало пусто. Когда вернулся — вместе с ним вернулась жизнь. Теперь, когда я заезжаю на нашу улицу и слышу его знакомый лай, я опускаю стекло и позволяю этому звуку наполнить воздух. Это не шум. Это верность. Это прощение. Это звук второго шанса. ❤️🐶 Из сети Еще больше историй из жизни - в нашей группе. Подписывайтесь, чтобы не потерять 💛

(Сюжет рассказа основан на реальных событиях.) А солнце поднималось всё выше и выше, и вот его первые тёплые лучики, наконец-то, коснулись измождённого тела. Он облегчённо вздохнул и снова закрыл глаза. «Теперь я точно проживу до вечера», - грустно подумал он, - «когда солнце сядет за горизонт, я умру». И он вновь широко открыл глаза, чтобы сполна насладиться своим последним днём жизни. Среди огромных полей, принадлежащих раньше совхозу областного центра, а теперь сдаваемых в аренду, прикованный длинной толстой цепью к глубоко вогнанному в землю металлическому колу, лежал молодой пёс. Точнее скелет, обтянутый собачьей шкурой. Пёс лежал на боку и, не отрываясь, смотрел на солнце. У него больше не было сил ни то, чтобы подняться самому, но даже повернуть голову. Всего через несколько часов солнце поднимется высоко, в последний раз хорошенько прогреет его кости своими горячими лучами, а затем начнёт опускаться с другой стороны неба. Он уже не сможет наблюдать, как садиться солнце, но ещё долго будет чувствовать его тепло на своём теле. За свою короткую жизнь пёс не знал другого тепла, разве только в самом раннем детстве, когда он был ещё совсем маленьким щенком, и его грела и ласкала мать. Мать… Пёс вздохнул и в его голове, как в старой киноленте, замелькали отрывистые картинки жизни. Вот он совсем ещё маленький беспомощный щенок ползает в кокой-то яме с сухими листьями вместе со своими братьями и сёстрами в поисках матери, которая исчезла в том месте, откуда льётся свет. Мать вернулась, все щенки радостно запищали в предвкушении вкусного тёплого материнского молока, все кроме одного самого маленького, который неподвижно лежал в дальнем уголке. Мать потыкала его носом, а затем взяла в зубы и унесла куда-то. Шли дни и каждый раз, возвращаясь в нору после своего отсутствия, мать уносила очередного неподвижного собачонка. В конце концов, он остался один. Вот и тот день, когда мать впервые вынесла его из норы, и он крепко зажмурился от яркого тёплого света, что лился со всех сторон. Так он впервые увидел солнце. Увидел и сразу же полюбил всей своей маленькой собачьей душой. А вот и первая косточка с небольшими остатками мяса, которую принесла ему мать. Он помнил, как тогда грыз эту кость своими ещё слабыми зубками и громко рычал от удовольствия, а мать лежала рядом и наблюдала за ним. Вот они уже, не спеша, бегут с матерью бок о бок по улицам города (к тому времени он уже по размерам практически догнал свою мать). А затем наступил тот злополучный день… Измождённый пёс вздрогнул всем телом и закрыл глаза. Да, он хорошо помнит тот день. Всё произошло слишком быстро: он бежал впереди, когда из-за угла выскочила машина на большой скорости, звук сильного удара, предсмертный крик матери, звуки удаляющейся машины… Потом он скитался по городским улицам вечно голодный и всеми гонимый. Он прибился к таким же двум бродячим собакам, и они втроём часами просиживали под дверью мясного магазина в надежде получить хоть какую-то еду. Сердобольные женщины частенько бросали косточки со следами мяса, но ему всегда доставалось меньше всех. Его соседям, мохнатым и умильным собачкам небольшого размера, люди бросали еду гораздо охотней, чем ему большому нескладному псу непонятной породы. Он часто наблюдал, как к дверям подходили люди с собаками на поводу. Собаки были самые разные, но все хорошо ухоженные, упитанные, уверенные в себе и своей дальнейшей жизни. Хозяева привязывали их к железной палке возле магазина, ласково трепали по загривку и велели ждать. Через некоторое время они выходили из магазина и со словами «заждалась моя девочка или мальчик» снова ласково трепали по загривку и уводили с собой. Как он завидовал этим собакам! У них был хозяин, о них заботились, и, самое главное, их любили! Обессиленный пёс снова тяжело вздохнул и посмотрел на солнце. «Хорошо греет», - подумал он, - «жаль только, что уже к середине неба подходит. Ещё каких-либо пару часов и я его уже никогда больше не увижу. Но я ещё долго буду чувствовать его тепло», - утешил он себя. И картинки воспоминаний снова замелькали в его голове. В тот день он, как обычно, сидел у дверей магазина в надежде получить хоть какую-то еду. Вдруг к нему подошёл незнакомый мужчина невысокого роста, остановился, и некоторое время внимательно рассматривал. Пёс с надеждой посмотрел ему в глаза. И тогда мужик достал из кармана длинной куртки кусочек колбасы. Вечно голодный, он проглотил её мгновенно и облизался, а мужик достал ещё кусочек и поманил за собой. И он пошёл. Из горла собаки непроизвольно вырвался слабый звук, похожий на стон. «И зачем я только пошёл за ним», - с тоской подумал пёс, - «теперь вот помираю из-за куска колбасы». Но это он сейчас так думал, а тогда… Тогда он был счастлив! Ведь, отойдя подальше от людей, мужчина дал ему ещё колбасы, а затем быстро надел на шею толстую верёвку, слегка потрепал по загривку (как те хозяева трепали своих собак) и повёл за собой. Шли они долго, но что ему молодому псу расстояние! Он шёл на верёвке рядом с человеком (совсем как те хозяйские собаки на поводке) и был счастлив! «Да, тогда я был очень счастлив», - подумал он, и на какое-то мгновенье псу стало хорошо на душе. Вот и это поле… Это сейчас оно чёрное и угрюмое, а тогда весной оно расстилалось зелёным ковром от ранних всходов лука. Вот здесь, в пяти метрах от того места, где он сейчас лежит, стояла сколоченная из досок, обтянутая рубероидом хибара. Мужчина что-то крикнул, и из хибары вышла женщина. Они быстро о чём-то поговорили, и вот уже перед ним стояла большая миска с аппетитно пахнущей похлёбкой. Верёвку с шеи сняли. Он никогда раньше не ел из миски и никогда не ел похлёбки… Он так увлёкся едой, что совсем не обратил внимания, как его шею обвила толстая железная цепь, конец которой прикрепили к толстому железному колу, а сам кол полностью вбили в землю. «Так я и оказался на этой цепи», - с горечью вспомнил пёс. Зачем люди посадили его на цепь, для него до сих пор оставалось загадкой, ведь он вовсе и не собирался никуда от них уходить. Мужчина и женщина тяжело работали каждый день от зари до зари на всём этом огромном поле, а он охранял их «дом». Кроме того, благодаря своему слуху, по ночам он будил хозяев громким лаем, если на поле появлялись чужие, желающие украсть немного лука. В общем-то, если отбросить цепь, ему жилось неплохо. Солнце поднялось уже достаточно высоко и светило прямо в глаза неподвижному псу. Он закрыл глаза и подумал: «Как хорошо, что сегодня целый день светит солнце. Спасибо тебе, Солнце! Только ты никогда не причиняло мне боли, только ты!» Думать больше не хотелось. Да и о чём было думать? О том, как в самом начале осени его хозяева разобрали хибару, погрузили все пожитки на машину, забрали у него миску и уехали? О том, как он бегал и заглядывал им в глаза, не понимая, что происходит? О том, как он изо всех сил напрягал свой слух, чтобы услышать заветное слово «жди, я скоро приду», но так и не услышал? О том, как много дней и ночей носился по кругу на десятиметровой цепи, не в силах от неё освободиться, а в глубине души продолжал надеяться, что за ним придут? О том, как сердце его разрывалось от невозможности понять, что же он всё-таки сделал не так, в чём провинился, за что его бросили? Или вот об этом куске рубероида, на котором сейчас лежала его морда? Хотя об этом куске можно было бы и подумать: «Да, если бы ни этот брошенный рубероид, я бы умер уже давно». (Рубероид лежал в небольшом углублении, и после дождя в нём скапливалась и сохранялась вода). Пёс непроизвольно лизнул пересохшим шершавым языком рубероид, забыв, что всю утреннюю росу он слизал ещё на рассвете, и в последний раз жалобно и протяжно завыл. Татьяна Сергеевна, маленькая сухенькая старушка, жила в районе железнодорожного вокзала в «хрущёвской» пятиэтажке. И хотя ей было уже за семьдесят, была ещё весьма энергичной. Её муж помер пять лет назад, а двое сыновей трагически погибли ещё в юности, родных не было, пенсия маленькая, поэтому её всегда одолевали мысли «где раздобыть лишнюю копеечку». Уже не первый год старушка в октябре (в период так называемого «бабьего лета») наведывалась на арендованные корейцами луковые поля. Она знала, что корейцы уже давно, собрав урожай, уехали с полей, а вот отбракованный лук к этому времени прорастал зелёными молоденькими перьями. Если повезёт, зелёного лука можно было порядочно набрать, а затем продать на привокзальном небольшом базарчике. Был полдень, солнце стояло высоко над головой, щедро согревая землю последним осенним теплом. Татьяна Сергеевна уже изрядно устала, разыскивая проросший лук по всему огромному полю, но труды её были не напрасны: большой пакет был доверху наполнен. «Сейчас отдохну, перекушу и можно отправляться домой», - подумала довольная «добычей» старушка и уже собиралась расстелить газетку, когда тишину прорезал протяжный собачий вой. Татьяна Сергеевна вздрогнула. Нет, она не боялась собак, но была в этом вое такая тоска, такая боль, что у старушки сжалось сердце. «Никак помирает животина, со светом белым прощается», - подумала она, а ноги сами уже несли её в том направлении, откуда долетел звук. - Отошёл, бедолага, - услышал пёс над самым своим ухом и открыл глаза. - Живой, батюшки, живой, - запричитала старушка, - вот нехристи поганые, что с тобой сделали! Ты погоди, не помирай, слышишь меня, дружочек? Не помирай! Старушка причитала и гладила пса по голове. И ему, никогда не ведавшему человеческой ласки, вдруг так захотелось жить, как никогда раньше! Пёс посмотрел старушке в глаза, и Татьяна Сергеевна разразилась рыданиями. Она достала бутылку с водой, напоила несчастное животное, затем трясущимися руками очистила два куриных яйца, сваренных вкрутую, и начала вкладывать в пасть маленькими кусочками. - Хлебушек, вот ещё кусочек хлебушка есть, - приговаривала старушка, отламывая по чуть-чуть. Пёс медленно ел, прикрыв глаза, он никогда раньше не думал, что, оказывается, есть – это так тяжело. - Ну, вот и поел чуток, - обрадовалась старушка. – Ты вот что, дружочек, ты не помирай, я скоро приду. Ты только дождись меня, слышишь, обязательно дождись! Татьяна Сергеевна подхватила пакет с луком и быстро засеменила к автобусной остановке. Пёс снова остался один. Он беспомощно лежал на том же месте и смотрел в ту сторону, куда удалилась старушка. Он услышал! Наконец-то он услышал эти слова: «жди, я скоро приду»! Вот только вряд ли он её дождётся. Если бы ещё всё время был день и светило солнце, тогда - да, возможно, он бы и протянул до её прихода. Нет, он бы точно протянул, чтобы услышать её ласковые слова и почувствовать тёплое прикосновение её руки, от этого так становится хорошо на душе. Но ночи холодные, и с каждым разом становятся всё холоднее и холоднее. Ему уже нечем поддерживать своё тепло, этой ночью он непременно замерзнет. И от досады на такую несправедливость пёс снова протяжно завыл. Солнце клонилось к закату. Ещё пару часов и оно скроется за горизонтом. А пока, хоть и не так сильно, как днём, его лучи продолжали ласкать измождённое тело. Пёс всё время думал о старушке, её голосе, руках, как будто снова и снова прокручивали один и тот же кадр. Его глаза медленно сомкнулись. - Что же ты не дождался меня, дружочек?! – пробился в его сознание голос. Пёс вздрогнул и открыл глаза. Перед ним стояла «его» старушка. «Неужели я пережил ночь?» - подумал удивлённо пёс, - «Но я не вижу солнца, хотя чувствую, как оно слегка согревает спину. Значит, это вечер и солнце ещё не садилось. Я просто немного задремал». А обрадованная Татьяна Сергеевна уже доставала из большой сумки миску, кастрюльку с супом и старое зимнее пальто мужа. Она поняла, что сам по себе пёс не доживёт до утра, поэтому и приехала снова. Он медленно лакал из миски ещё тёплый суп и мысленно благодарил старушку за то, что она не стала ждать утра. Когда с супом было покончено, старушка ополоснула миску и налила воды. Перед самым уходом она тщательно укрыла пса старым пальто, оставив на воздухе только нос и глаза. - Ты жди меня, дружочек, - на прощанье сказала Татьяна Сергеевна, - я завтра приду. Как только солнышко встанет, так я приду. Обязательно дождись меня. Слышишь? Дождись! Он долго смотрел ей вслед, пока старушка не скрылась из виду, а потом облегчённо вздохнул и закрыл глаза. Ему было тепло не только снаружи, но и внутри, под самым носом стояла миска с водой, и он точно знал, что завтра она снова придёт, а он доживёт до завтра. Теперь уже обязательно доживёт! Татьяна Сергеевна три дня подряд каждое утро приходила к псу. Суп она теперь приносила в термосе и кормила три раза на день: утром, в обед и под вечер. Она целый день выискивала зелёный лук, а перед уходом снова закутывала пса на ночь в старое пальто. Он начал понемногу оживать, уже не так тяжело было лакать из миски, да и желудок перестало сводить от голодных судорог. Сегодня он даже смог немного приподнять голову, в ожидании «своей хозяйки», так мысленно называл старушку пёс. Обычно она приходила, когда солнце ярко розовым шаром полностью выкатывалось из-за края поля, но сегодня её почему-то не было. Когда солнце прошло уже полпути до середины неба, его начали одолевать тягостные мысли. «Неужели она больше не придёт?» - в отчаянии думал пёс, - «Что я сделал опять не так? Что?» Пёс жалобно заскулил и две крупные слезы выкатились из его широко открытых глаз. А Татьяна Сергеевна уже второй час уговаривала местного пьянчужку дядю Колю, мужичонка лет сорока. - Коля, сынок, я ж говорю тебе, там железа не меньше пяти кил будет, а то и больше. Цепь длинная толстенная, а ещё и железный кол в землю забитый, небось длиннющий. Я вот и лопату тебе принесла. Коленька, ну, помоги! Там железа – тебе не на одну бутылку хватит. А я вот и возок у нашей дворничихи одолжила. Выручай! - Придумаешь тоже, баба Таня, - отнекивался Колька, - туда ж сколько переть! Это ж пёхом, целый день уйдёт! Нет, и не проси, не пойду! - Коленька, милый, да я ж тебя ещё мальчонком помню! Ты ж всегда добрым был! Неужто и сердце своё пропил?! - Ох, и умеешь же ты уговаривать, баба Таня! Сердце ещё не пропил, веди! Только, когда солнце перешло на вторую половину неба, «убитый горем» пёс, наконец-то увидел свою хозяйку. Но она была не одна, рядом с ней, громко ругаясь, шёл какой-то мужик с возком. Пёс испугался. «Что теперь будет? Что с ним хотят сделать?» - Дружочек мой, заждался, родимый, - причитала Татьяна Сергеевна, снимая пальто с упарившегося на солнце пса, - ты прости меня, что так долго заставила тебя ждать. Теперь всё хорошо будет, не бойся, я тебя не брошу! Ну, что ты стоишь, как истукан, - повернулась старушка к мужику, - доставай свои кусачки. - Дак, это… Ну, ты, баба Таня, даёшь! Он же издохнет у тебя на второй день! Чё возиться? - Издохнет, не издохнет – это уже не твоя забота! У нас уговор был? Вот и выполняй! Или кишка тонка?! - Да я чё, я ни чё… Мужик достал кусачки, немного покряхтел, и ненавистная цепь была снята с шеи собаки. Дальнейшие события пёс помнил смутно: он ел суп, мужик неподалёку что-то копал и громко ругался, затем поднял его с земли и положил на возок, его долго куда-то везли, потом опять несли, и вот он оказался в комнате, на чистой мягкой подстилке, а рядом сидела его хозяйка, гладила по голове и утирала слёзы. Поправлялся он долго. Но молодой организм, забота и любовь сделали своё дело и в начале зимы, всё ещё очень худой пёс, вышел с Татьяной Сергеевной на свою первую прогулку. И хотя он шёл медленно и часто останавливался, его взгляд светился счастьем. Ведь у него была самая ЛУЧШАЯ ХОЗЯЙКА в мире, и имя у него теперь было: ДРУЖОК! Продолжение >>Здесь 

Меня просто распирало от любопытства — что у них там? Ничего умнее я не придумала, как, проходя мимо семейства, как-бы случайно уронить сумку с продуктами. Смачно чавкнул десяток яиц, громко лопнул пакет кефира. Я ахнула, женщина охнула, а мужчина кинулся помогать, спасать остатки провианта. Я улучила момент и заглянула в коляску. На белой подушечке под кружевным покрывальцем лежал серый кот. Он приоткрыл жёлтый глаз и хрипло сказал: «Мя…» — Какой хорошенький котик у вас! Как зовут? — Котик, так и зовут, — улыбнулась женщина… …Когда после поминок разошлись родственники и знакомые, Миша прибрался, помыл посуду, присел на табуретку, оглядел пустую и молчаливую квартиру. Подумал, подумал — и решил повеситься. Видно, ничего хорошего с ним уже не случится. Вспомнил, как мамка его в садик водила маленьким, как в школу бегал, с приятелями во дворе мяч и шайбу гонял, на девчоночьи коленки заглядывался. После школы в строительном техникуме учился, окончил, в армию призвали. Куда служить пошлют, даже не сомневался, тогда всех срочников в одном направлении отправляли. Хорошо, что пацаны в учебке подобрались нормальные. Братья-близнецы из Кемерово с малолетства вольной борьбой занимались, но в армию сами попросились. Сказали: всяко лучше, чем в какой-нибудь бригаде «торпедами» быть и на разборках пулю словить. А так — отслужат, вернутся, снова начнут тренироваться и к олимпийскому золоту готовиться. Санька из Питера полнейший ботаник был, но как начнёт чесать про Кавказскую войну, заслушаешься. Про ту, которая ещё в 1817-м началась и пятьдесят лет продолжалась. А про эту, сегодняшнюю, Санька собирался книгу написать в будущем. Костян из Краснодара приволок с собой в армию баян, гитару и бубен. По вечерам устраивал настоящие концерты. В составе большой колонны на Шатой вместе с молодым пополнением ехали десантный взвод и прикомандированные офицеры МВД. Парни ржали: под охраной на войну едем. Как всё началось, Миша даже не понял. Что-то засвистело, ухнуло, бухнуло, всё заполыхало вокруг. А Мишу в самое темечко долбануло, словно злобная ворона острым клювом тюкнула. Он голову руками прикрыл, глаза закрыл, а когда открыл, уже в госпитале оказался, и мама рядом сидит. Плачет и говорит, говорит что-то… Только Миша не слышит и ответить не может, но руки, ноги на месте и вроде двигаются. Потом поехали домой, слух и речь постепенно вернулись. Но от этого только хуже стало! Узнал он, что их колонну в ущелье расстреляли и сожгли, в живых остались единицы. Ему просто повезло, отделался контузией средней тяжести. Мамочка его с ложечки, как маленького, кормила, умывала, на улицу за ручку гулять выводила. А Мише день и ночь выть хотелось… Почему он живой остался, а остальные — нет? Ведь он даже не знает, ради чего живёт, ни мечты у него нет, ни каких-то особых желаний. И маму очень жалко, здорового бугая на себе тянет! Измучилась с ним, за год седая сделалась… А потом мама умерла тихо, во сне. Врачи сказали — обширный инфаркт. И вот сидит Миша в пустой квартире и повторяет вслух, как дурак: «Мамочка, что же ты хотя бы не поболела? Я бы за тобой ухаживал, а теперь никого и ничего у меня нет». Быстро нашлись табуретка, мыло и бельевая верёвка. Последнюю сигаретку Миша решил на улице выкурить, на свежем воздухе поприятнее будет. Присел на лавочку у подъезда, глянул на полную луну, глубоко затянулся и вдруг услышал писк, да такой истошный, что аж поперхнулся и закашлялся. Уж на что Мише было плохо, но существу, которое так голосит, наверняка намного хуже. Миша отбросил окурок и полез в кусты. На улице темно, ни черта не видно, а вопли то затихают, то с новой силой начинаются, но уже в другом месте. Наконец заметил шевеление в куче опавшей листвы, сунул руку, зацепил что-то живое и вытащил. Серый комочек бился, трясся и вырывался, спасая свою крохотную жизнь. «Крыса, что ли?» — испугался Миша. Но пригляделся и облегчённо вздохнул: да нет, котёнок… Что с ним делать теперь, Миша не знал, сунул живность за пазуху и пошёл домой. При свете хорошенько разглядел: крохотный, неказистый, жалкий… Миша колбаски на пол покрошил, котёнок головёнкой испуганно вертит, лапы в разные стороны расползаются, носом тыкается, а есть не может. «Маленький совсем, молочка ему надо», — догадался Миша. Протёр чайное блюдечко, достал из холодильника молоко, осторожненько макнул зверька в жидкость. Котёнок опять заверещал, но быстро-быстро заработал язычком. — Понимаю тебя, плохо без мамки, — вслух сказал ему Миша. А потом они вместе легли спать. Котёнок забрался на подушку, свернулся клубочком и заснул. Потом расслабился и скатился Мише на шею, под самый подбородок. Мише было неудобно, щекотно, но убирать котёнка не стал, пусть поспит сирота. Уже засыпая, подумал: «Я же вроде повеситься собирался… Ладно, если что, завтра ещё успею…» Проснулся котёнок рано утром и снова отчаянно заголосил. Не добившись от Миши внимания, пописал на подушку и одеяло. Пришлось Мише срочно затеять постирушку. Потом в магазин за молоком, сметаной и творожком. К вечеру Миша даже устал, а вот кот — нет. Наелся и потребовал, чтоб с ним играли, а потом гладили и ласкали. Миша сначала думал пристроить кота к кому-нибудь из соседей, но принял волевое решение: «Себе оставлю. Хоть не один буду». Жрал кот за двоих, играл и бесился за троих, «дела» свои яростно зарывал в песок всеми четырьмя лапами. Миша в течение дня почти не выпускал веник из рук. Об одном только беспокоился: уши у котёнка странные, как пельмешки завёрнутые и к голове прижатые. «Отморозил наверное? Почему не встают?» — заволновался Миша и понёс котика к ветеринару. — А вы думали, у него, как у щенка немецкой овчарки, уши с возрастом встанут? — усмехнулась чернобровая красавица. — У вас метис, шотландская вислоухая кошка. Порода такая. Миша от удивления даже рот открыл. Метис, шотландский! А он котика, словно дворового Ваську, кормит всем подряд — супом, кашей, макаронами с колбасой. — Какой возраст? Как зовут? — Двадцать два года, Михаил. — Я о котёнке спрашиваю, — снисходительно фыркнула врачиха. Миша смутился, имя любимцу так и не придумал. — Я его просто Котиком зову. — Так, кот Котик, приблизительно три месяца, — красавица принялась что-то писать. А потом выдала Мише два листа с подробным описанием как кормить, ухаживать, глистогонить и вакцинировать. Миша посмотрел на цены и задумчиво почесал репу. Какие-то деньги после мамкиных похорон конечно остались. Если по врачам пройтись, может быть, пенсию по инвалидности дадут, а может, и не дадут… Короче, решил он на работу устроиться. Пошёл на стройку разнорабочим. Котик по вечерам встречал его радостным мяуканьем, скакал вокруг, как собачонка, и ни на шаг не отходил. Как-то раз вернулся Миша после работы, а в квартире тихо. Испугался, кинулся бегать по комнатам. Нет Котика! Заметил — кухонное окно приоткрыто, на одной створке сетка, а на другой нет. Наверное, когда курил, неплотно закрыл, вот ветром её и распахнуло. Значит, Котик в окно выпал! Миша ползал и шарил в траве под своими окнами, материл себя последними словами, но Котика нигде не было. Сел на лавку, от отчаяния хотелось орать и рыдать. — Эй, ты котёнка ищешь? — послышался тоненький голосок. Миша поднял отяжелевшую голову, перед ним стояло нечто. Ростом метр с кепкой, волосы начёсаны дыбом, короткая юбчонка, колготки то ли в сеточку, то ли в дырочку. А востренькая мордочка разрисована всеми цветами радуги, настоящая кикимора. — Он на дорогу выполз, морда вся в крови. Я его туда отнесла. — Куда? — заорал Миша. Вскочил с лавки и крепко схватил страшилку за плечо. — Ой, больно! — взвизгнула девчонка. — Туда! Где животных лечат! На порог положила! — Где это? Адрес какой? Ты бухая, что ли? — почти простонал в отчаянии Миша. — Не, я под кислотой, — девчонка обиженно потирала плечо. — Но если пройтись, может, вспомню… Котик отыскался в ветеринарной клинике, которая работала 24 часа. — Ваш? Симпатичный! — молоденькая девушка ветеринар взмахнула ресницами, а они у неё длиной были чуть ли не с ладонь, и глаза синие-синие, Миша аж загляделся, но потом прокашлялся и гордо сказал: — Он у меня породистый. — Вижу, вислоухий ген присутствует, — вздохнула Белоснежка. — Это не очень хорошо, опорно-двигательный аппарат у них слабый. Не волнуйтесь, переломов нет. Но надо будет обследовать. Миша задрожал, врачей он с детства боялся, а ветеринаров теперь ещё больше. Белоснежка долго объясняла: раз мордочка разбита, то вероятна черепно-мозговая травма. Надо целую неделю приходить в клинику и ставить капельницы. Миша был близок к обмороку, просипел: — Как же так, я ведь работаю… — Ну, можно и дома уколы делать. — Я колоть не умею. — Я умею, — вдруг выпалила Кикиморка. — Куда хочешь иглой попаду! — Хорошо, что подруга у вас опытная, — слегка поморщилась Белоснежка. Миша шагал домой, прижимая к груди завёрнутого в пелёнку Котика, а Кикиморка неотступно следовала за ним. — Ты не подумай, я не колюсь, — тараторила она. — На медсестру учусь, вернее, училась. Я из Твери, а здесь у бабки одной угол снимаю. Просто помочь хочу! Миша резко остановился, девчонка стукнулась лбом о его локоть. — Меня Иринка зовут. Всю ночь они просидели возле Котика, дремали по очереди. Ранним утром Миша сбегал в аптеку, купил необходимое, а уходя на работу, строго сказал: — В квартире одна остаёшься. Брать тут нечего. Но если с Котиком что-нибудь случится… убью. Вечером он открыл дверь ключом, прислушался. В квартире было подозрительно тихо. С замирающим сердцем заглянул в комнату. На диване в обнимку дрыхли Иринка и Котик, словно всю жизнь тут лежали. А на кухне в кастрюльке что-то соблазнительно благоухало. Миша никого будить не стал, поужинал в одиночку и лёг в соседней комнате. Иринка, как ни странно, оказалась девчонкой ответственной и хозяйственной. Вот как-то так у них и сложилось, жить начали. А когда стало понятно, что Иринка в положении, поженились. Беременность проходила тяжело — видно, сказывались грехи молодости. Как-то, вернувшись с работы, Миша застал жену в слезах. — Мне плохо сделалось, легла, застонала, а Котик на телевизоре сидел. Увидел и ко мне прямо на диван прыгнул! Но промахнулся, упал. Ушиб задние лапки, и они отнялись! «Проклятый вислоухий ген, ведь говорила же докторша, болеть кот будет, хромать, а возможно, даже без движения лежать», — горько размышлял Миша. На коленях у него примостился Котик, неподвижные задние лапки безвольно свисали. — Как же ты за ребёнком смотреть будешь, если даже за котом не можешь? — мрачно сказал он. Иринка зарыдала, а Котик вдруг развернулся и со всей силы куснул Мишу за палец. — Ладно, не реви. Нельзя тебе, — как-то сразу успокоился Миша. Мальчика назвали Максимом. И на работе всё хорошо складывалось. Прораб Мишу заметил, сказал: «Ты парень толковый, грамотный. Чертежи читаешь, будешь моим заместителем». Работы было много, но зато появились хорошие деньги. Миша вернулся домой поздно, у подъезда толпился народ, стояли пожарные машины и кареты «скорой помощи». Миша поднял голову и обалдел: из окна их четвёртого этажа валил чёрный дым. Кинулся туда без оглядки, но пожарные повисли на нём с двух сторон. Подтащили к скамейке, где сидела Иринка в ночной рубашке. Кто-то сердобольный накинул ей куртку на плечи. — Я максимку спать уложила и сама задремала. Вдруг слышу — Котик мяукает. Громко! Думала, в туалет хочет. Встала, чувствую — гарью пахнет. Дверь входную открыла, а подъезд в дыму! Я детей схватила и на улицу выскочила! Иринка прижимала к груди байковое одеяльце, откинула уголок, там сладко посапывали Максимка и прижавшийся к нему Котик. Миша обнял всех троих так сильно, что Иринка вскрикнула, сын захныкал, а Котик возмущённо замяукал. История оказалась простая: сосед из квартиры напротив задремал с сигареткой у телевизора. Самого пьянчужку спасли, но подъезд сильно закоптился. Миша лично делал ремонт, потом быстренько продал свои квадратные метры, оформил ипотеку, и вскоре они переехали в просторные хоромы. Миша любовался тем, как по пушистому ковру ползал маленький Максимка, а следом за ним, опираясь на передние лапки, тащился Котик. Маленький человечек целует кота в нос, а тот в ответ облизывает мальчику лоб и уши. «Котик — мой ангел-хранитель, — размышлял про себя Миша. — От опасной глупости по юности отвёл, познакомил с женой, спас семью». Миша бережно брал любимца на руки, Котик преданно смотрел ему в глаза, а он тихо-тихо, чтоб никто не слышал, шептал в висевшее ушко: «Спасибо, дружище!» Иринка опять собралась рожать. Как и полагается, схватки начались ночью. Миша повёз жену в роддом, Максимку оставили дома одного. Парень взрослый, серьёзный и самостоятельный, как-никак 8 лет. Миша сидел в больничном коридоре и нервничал. Врачи забегали и засуетились, Иринку уложили на каталку и увезли. Час прошёл, а никто ничего не говорит, мимо бегут и глаза прячут. — Вы отец? — очкастый доктор в упор уставился на Мишу. — Послушайте меня внимательно, спокойно и постарайтесь понять. Произошел внутриутробный поворот плода. Теперь у нас ягодичное предлежание. Готовим операцию, кесарево сечение. Но женщина маленькая, хрупкая, таз узкий и всякое может случиться… У вас в приоритете жизнь матери или ребёнка? Миша не понял почти ничего. Только одно: кто-то должен умереть. Закрыл лицо руками и заплакал. Плевать, что смотрят все, как здоровый мужичина в голос рыдает. Миша вдруг начал молиться: «Господи, возьми у меня всё самое дорогое и любимое! Только им жизнь сохрани». Старенькая нянечка трясла Мишу за плечи, пихала под нос стакан воды и строго выговаривала: — Что ж ты, милок, на всё отделение орёшь, людей пугаешь! И молишься не верно, слова какие страшные произносишь! Господь всё слышит! Миша тряс головой, действительно — какой бред он несёт. Что у него самое дорогое — жена да дети. Что ещё он отдать может? Ах да, Котик! Томительное ожидание длилось до утра. А потом вышел очкастый доктор, вытер со лба пот и хлопнул Мишу по плечу: — Поздравляю папаша, у вас дочка. И с женой тоже всё в порядке! Миша набрал номер и радостно прокричал в трубку: — Максимка, сынок, у тебя сестрёнка родилась! — Знаю, — серьёзно отозвался сын. — Мне Котик на ушко об этом промурлыкал. Только он заснул так крепко, что не двигается… Я с удивлением смотрела на розовую коляску и серого желтоглазого кота. — Так Котик умер? Это уже другой кот? — Нет! — замахала руками Ирина. — С ним сердечный приступ случился. Вислоухий ген, он такой коварный! — Максимка в «скорую» позвонил, сказал — я один дома, папа маму рожать повёз, а у меня кот умирает. Сразу приехали «03» и «02». Спасли Котика, — понурил голову Михаил. — А я предатель! Ирина положила руку на плечо расстроенного мужа и улыбнулась. — Перестань. Сам же говорил, Котик — ангел. Они не умирают, а живут вечно. И словно в подтверждение сказанному Котик зевнул и громко мяукнул. Автор: Ольга Торощина Делитесь, пожалуйста, понравившимися рассказами в соцсетях - это будет приятно автору 💛