Книголюб

ДУБ И ТРОСТЬ С Тростинкой Дуб однажды в речь вошел. «Поистине, роптать ты в праве на природу», Сказал он: «воробей, и тот тебе тяжел. Чуть легкий ветерок подернет рябью воду, Ты зашатаешься, начнешь слабеть И так нагнешься сиротливо, Что жалко на тебя смотреть. Меж тем как, наравне с Кавказом, горделиво, Не только солнца я препятствую лучам, Но, посмеваяся и вихрям, и грозам, Стою и тверд, и прям, Как будто б огражден ненарушимым миром. Тебе всё бурей — мне всё кажется зефиром. Хотя б уж ты в окружности росла, Густою тению ветвей моих покрытой, От непогод бы я быть мог тебе защитой; Но вам в удел природа отвела Брега бурливого Эолова владенья: Конечно, нет совсем у ней о вас раденья». — «Ты очень жалостлив», сказала Трость в ответ, «Однако не крушись: мне столько худа нет. Не за себя я вихрей опасаюсь; Хоть я и гнусь, но не ломаюсь: Так бури мало мне вредят; Едва ль не более тебе они грозят! То правда, что еще доселе их свирепость Твою не одолела крепость, И от ударов их ты не склонял лица; Но — подождем конца!» Едва лишь это Трость сказала, Вдруг мчится с северных сторон И с градом, и с дождем шумящий аквилон. Дуб держится, — к земле Тростиночка припала. Бушует ветр, удвоил силы он, Взревел и вырвал с корнем вон Того, кто небесам главой своей касался И в области теней пятою упирался. Иван Андреевич Крылов художник Иван Иванович Шишкин #классическая_литература

Дмитрий Мережковский Простое сердце Блажен, в чьем сердце мир глубокий, Кто верит в Бога и людей, Кто никогда, от зла далекий, Ни лгал пред совестью своей. Он не один под небесами: На каждый дружеский привет Природа всеми голосами С любовью шлет ему ответ… Но Божьих звезд любовный взор, Улыбка неба голубого Для сердца темного и злого — Живой, мучительный укор. 1892г

Старик ужасно был доволен своим Приемышем, и все разговоры в конце концов сводились на него. - Гордая, настоящая царская птица, - объяснил он. - Помани его кормом да не дай, в другой раз и не пойдет. Свой характер тоже имеет, даром что птица. С Собольком тоже себя очень гордо держит. Чуть что, сейчас крылом, а то и носом долбанет. Известно, пес в другой раз созорничать захочет, зубами норовит за хвост поймать, а лебедь его по морде. Это тоже не игрушка, чтобы за хвост хватать. Я переночевал и утром на другой день собирался уходить. - Ужо по осени приходи, - говорит старик на прощанье. - Тогда рыбу лучить будем с острогой. Ну, и рябчиков постреляем. Осенний рябчик жирный. - Хорошо, дедушка, приеду как-нибудь. Когда я отходил, старик меня вернул: - Посмотри-ка, барин, как лебедь-то разыгрался с Собольком. Действительно, стоило полюбоваться оригинальной картиной. Лебедь стоял, раскрыв крылья, а Соболько с визгом и лаем нападал на него. Умная птица вытягивала шею и шипела на собаку, как это делают гуси. Старый Тарас от души смеялся над этой сценой, как ребенок. В следующий раз я попал на Светлое озеро уже поздней осенью, когда выпал первый снег. Лес и теперь был хорош. Кое-где на берёзах еще оставался желтый лист. Ели и сосны казались зеленее, чем летом. Сухая осенняя трава выглядывала из-под снега желтой щеткой. Мертвая тишина царила кругом, точно природа, утомленная летней кипучей работой, теперь отдыхала. Светлое озеро казалось большим, потому что не стало прибрежной зелени. Прозрачная вода потемнела, и в берег с шумом била тяжелая осенняя волна. Избушка Тараса стояла на том же месте, но казалась выше, потому что не стало окружавшей ее высокой травы. Навстречу мне выскочил тот же Соболько. Теперь он узнал меня и ласково завилял хвостом еще издали. Тарас был дома. Он чинил невод для зимнего лова. - Здравствуй, старина! - Здравствуй, барин! - Ну, как поживаешь? - Да ничего. По осени-то, к первому снегу, прихворнул малость. Ноги болели. К непогоде у меня завсегда так бывает. Старик действительно имел утомленный вид. Он казался теперь таким дряхлым и жалким. Впрочем, это происходило, как оказалось, совсем не от болезни. За чаем мы разговорились, и старик рассказал свое горе. - Помнишь, барин, лебедя-то? - Приемыша? - Он самый. Ах, хороша была птица! А вот мы опять с Собольком остались одни. Да, не стало Приемыша. - Убили охотники? - Нет, сам ушел. Вот как мне обидно это, барин! Уж я ли, кажется, не ухаживал за ним, я ли не водился! Из рук кормил. Он ко мне и на голос шел. Плавает он по озеру, - я его кликну, он и подплывет. Ученая птица. И ведь совсем привыкла. Да! Уж на заморозки грех вышел. На перелете стадо лебедей спустилось на Светлое озеро. Ну, отдыхают, кормятся, плавают, а я любуюсь. Пусть божья птица с силой соберется: не близкое место лететь. Ну, а тут и вышел грех. Мой-то Приемыш сначала сторонился от других лебедей: подплывет к ним, и назад. Те гогочут по-своему, зовут его, а он домой. Дескать, у меня свой дом есть. Так дня три это у них было. Все, значит, переговариваются по-своему, по-птичьему. Ну, а потом, вижу, мой Приемыш затосковал. Вот все равно как человек тоскует. Выйдет на берег, встанет на одну ногу и начнет кричать. Да ведь так жалобно кричит. На меня тоску нагонит, а Соболько, дурак, волком воет. Известно, вольная птица, кровь-то сказалась. Старик замолчал и тяжело вздохнул. - Ну, и что же, дедушка? - Ах, не спрашивай. Запер я его в избушку на целый день, так он и тут донял. Станет на одну ногу к самой двери и стоит, пока не сгонишь его с места. Только вот не скажет человечьим языком: "Пусти, дедушки, к товарищам. Они-то в теплую сторону полетят, а что я с вами тут буду зимой делать?" Ах, ты, думаю, задача! Пустить - улетит за стадом и пропадет. - Почему пропадет? - А как же? Те-то на вольной воле выросли. Их, молодые, которые, отец с матерью летать выучили. Ведь ты думаешь, как у них? Подрастут лебедята, - отец с матерью выведут их сперва на воду, а потом начнут учить летать. Исподволь учат: все дальше да дальше. Своими глазами я видел, как молодых обучают к перелету. Сначала особняком учат, потом небольшими стаями, а потом уже сгрудятся в одно большое стадо. Похоже на то, как солдат муштруют. Ну, а мой Приемыш один вырос и, почитай, никуда не летал. Поплавает по озеру - только и всего ремесла. Где же ему перелететь? Выбьется из сил, отстанет от стада и пропадет. Непривычен к дальнему лету. Старик опять замолчал. - А пришлось выпустить, - с грустью заговорил он. - Все равно, думаю, ежели удержу его на зиму, затоскует и схиреет. Уж птица такая особенная. Ну, и выпустил. Пристал мой Приемыш к стаду, поплавал с ним день, а к вечеру опять домой. Так два дня приплывал. Тоже, хоть и птица, а тяжело со своим домом расставаться. Это он прощаться плавал, барин. В последний-то раз отплыл от берега этак сажен на двадцать, остановился и как, братец ты мой, крикнет по-своему. Дескать: "Спасибо за хлеб, за соль!" Только я его и видел. Остались мы опять с Собольком одни. Первое-то время сильно мы оба тосковали. Спрошу его: "Соболько, а где наш Приемыш?" А Соболько сейчас выть. Значит, жалеет. И сейчас на берег, и сейчас искать друга милого. Мне по ночам все грезилось, что Приемыш-то тут вот полощется у берега и крылышками хлопает. Выйду - никого нет. Вот какое дело вышло, барин. Д.Н. Мамин-Сибиряк. Отрывок из рассказа "Приемыш"

Вот север, тучи нагоняя, Дохнул, завыл — и вот сама Идет волшебница зима. Пришла, рассыпалась; клоками Повисла на суках дубов; Легла волнистыми коврами Среди полей, вокруг холмов; Брега с недвижною рекою Сравняла пухлой пеленою; Блеснул мороз. И рады мы Проказам матушки зимы. А.С. Пушкин. Отрывок из романа в стихах "Евгений Онегин" 1. И.А. Вельц. "Зимнее солнце". 1919г 2.К.А. Вещилов. "Зимний пейзаж с елями".

Чародейкою Зимою Околдован, лес стоит — И под снежной бахромою, Неподвижною, немою, Чудной жизнью он блестит. И стоит он, околдован,- Не мертвец и не живой — Сном волшебным очарован, Весь опутан, весь окован Легкой цепью пуховой… Солнце зимнее ли мещет На него свой луч косой — В нем ничто не затрепещет, Он весь вспыхнет и заблещет Ослепительной красой. Федор Тютчев

"Ничего нет хуже, товарищи, чем малодушие и неуверенность в себе". Михаил Булгаков, "Театральный роман".

Баллада о прокуренном вагоне Александр Кочетков Как больно, милая, как странно, Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,- Как больно, милая, как странно Раздваиваться под пилой. Не зарастет на сердце рана, Прольется чистыми слезами, Не зарастет на сердце рана — Прольется пламенной смолой. Пока жива, с тобой я буду — Душа и кровь нераздвоимы,- Пока жива, с тобой я буду — Любовь и смерть всегда вдвоем. Ты понесешь с собой повсюду — Ты понесешь с собой, любимый,- Ты понесешь с собой повсюду Родную землю, милый дом. Но если мне укрыться нечем От жалости неисцелимой, Но если мне укрыться нечем От холода и темноты? За расставаньем будет встреча, Не забывай меня, любимый, За расставаньем будет встреча, Вернемся оба — я и ты. Но если я безвестно кану — Короткий свет луча дневного,- Но если я безвестно кану За звездный пояс, в млечный дым? Я за тебя молиться стану, Чтоб не забыл пути земного, Я за тебя молиться стану, Чтоб ты вернулся невредим. Трясясь в прокуренном вагоне, Он стал бездомным и смиренным, Трясясь в прокуренном вагоне, Он полуплакал, полуспал, Когда состав на скользком склоне Вдруг изогнулся страшным креном, Когда состав на скользком склоне От рельс колеса оторвал. Нечеловеческая сила, В одной давильне всех калеча, Нечеловеческая сила Земное сбросила с земли. И никого не защитила Вдали обещанная встреча, И никого не защитила Рука, зовущая вдали. С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них,- И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! Когда уходите на миг! Мало найдется людей, которым незнакомы строки из стихотворения «С любимыми не расставайтесь!», особенно после выхода фильма «Ирония судьбы, или С легким паром». На самом деле, стихотворение называется иначе — «Баллада о прокуренном вагоне», и автором ее является Александр Кочетков. В течение творческой жизни у большинства поэтов зарождаются строки, которые становятся апофеозом, и таковыми для Александра Кочеткова стали строки из «Баллады о прокуренном вагоне». Это стихотворение имеет интересную историю создания, о которой рассказала в своих записях жена поэта, Нина Григорьевна Прозрителева. Лето 1932 года супруги провели у родственников, и Александр Кочетков должен был уехать раньше жены. Билет был куплен до станции Кавказской, после чего нужно было пересесть на поезд Сочи — Москва. По воспоминаниям Нины Григорьевны, супруги никак не могли расстаться и, уже во время посадки, когда проводник попросил провожающих покинуть поезд, Нина Григорьевна в буквальном смысле вызволила мужа из вагона. Было решено сдать билет и отложить отъезд на три дня. По истечении трех дней Кочетков уехал и, прибыв в Москву, обнаружил, что друзья уже считали его погибшим в крушении, которое произошло с поездом Сочи — Москва. Получилось, что те три дня отсрочки спасли поэта от неминуемой гибели. В первом же письме от мужа, которое получила Нина Григорьевна, было стихотворение «Баллада о прокуренном вагоне». Все произошедшее заставило поэта задуматься о роли случайностей в жизни человека и о великой силе любви, способной уберечь человека от трагических перипетий судьбы. Несмотря на то, что стихотворение было написано в 1932 году, напечатано оно было лишь спустя 34 года в сборнике «День поэзии». Однако, еще до опубликования, эти проникновенные строки никого не оставили равнодушными и передавались буквально из уст в уста, как и сама история его создания. После выхода в свет стихотворение «Баллада о прокуренном вагоне» стало включаться в многочисленные сборники стихов как одно из лучших лирических произведений того времени. Александр Кочетков написал много замечательных стихов, но он так и остался в памяти благодаря своей «Балладе…». Прошел не один десяток лет со дня написания «Баллады…», а строчки из этого стихотворения продолжают оставаться гимном всех влюбленных. И в любых жизненных перипетиях самое главное — это всегда следовать наказу поэта: «С любимыми не расставайтесь!», и тогда отступит даже неизбежное. #классическая_литература

"— Да что же, я не перестаю думать о смерти, — сказал Левин. — Правда, что умирать пора. И что все это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью своею и работой ужасно дорожу, но в сущности — ты подумай об этом: ведь весь этот мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас может быть что-нибудь великое, — мысли, дела! Все это песчинки. — Да это, брат, старо, как мир! — Старо, но знаешь, когда это поймешь ясно, то как-то все делается ничтожно. Когда поймешь, что нынче-завтра умрешь и ничего не останется, то так все ничтожно! И я считаю очень важною свою мысль, а она оказывается так же ничтожна, если бы даже исполнить ее, как обойти эту медведицу. Так и проводишь жизнь, развлекаясь охотой, работой, — чтобы только не думать о смерти. Степан Аркадьич тонко и ласково улыбался, слушая Левина. — Ну, разумеется! Вот ты и пришел ко мне. Помнишь, ты нападал на меня за то, что я ищу в жизни наслаждений?" Лев Толстой, "Анна Каренина".