Согласно документам Датского государственного архива царь поручил Шлитте выписать в Москву «мастеров и докторов, которые умеют ходить за больными и лечить их, книжных людей, понимающих латинскую и немецкую грамоту, мастеров, умеющих изготовлять броню и панцири, горных мастеров, знающих методы обработки золотой, серебряной, оловянной и свинцовой руды, людей, которые умеют находить в воде жемчуг и драгоценные камни, золотых дел мастеров, ружейного мастера, мастера по отливке колоколов, строительных мастеров, умеющих возводить каменные и деревянные города, замки и церкви, полевых врачей, умеющих лечить свежие раны и сведущих в лекарствах, людей, умеющих привести воду в замок, и бумажных мастеров».
Шлитте сумел получить согласие императора Карла V на отправку в Россию более 300 человек. Специалисты должны были добираться до Москвы двумя группами. Однако группу во главе с самим Шлитте задержали в Любеке, посланника на десять лет посадили в тюрьму. Те, кто ехал через Ливонию, тоже на пять лет оказались в тюрьме. Один из «рекрутов» Шлитте – ремесленник Ганц пытался пробраться в Москву, был в Ливонии арестован и казнен. Вряд ли он единственный. А Шлитте только в 1557 году оборванный и постаревший, без денег, с долгами предстал перед Иваном. Что должен был думать и чувствовать русский царь, узнав, чем кончилась миссия его посланца за просвещением в Европу?
Сопоставим две даты: в 1557-м Шлитте появляется в Москве, а в 1558-м Иван IV начинает войну с Ливонским орденом. Это не случайное совпадение. Дело Шлитте окончательно открыло Ивану глаза на многое… Юный Иван – в 1547 году ему было всего 17 лет – направил Шлитте как своего эмиссара в Европу с важнейшей цивилизационной миссией. О результатах ее он десять лет осведомлен не был. И вот Иван – уже могучий государь – узнает, что просвещенная Европа гноит в тюрьмах европейских специалистов и даже казнит их всего лишь за желание поработать на Россию…
Ливонская война велась Россией не только за Балтику, за выход на морские торговые пути, но и за установление с Европой надежных цивилизационных связей, за свободный доступ к науке, технологиям, культуре.
– Выходит, не получилось?
– Как знать… Например, о голландском торговце и путешественнике Оливье (Оливере) Брюнеле и его службе у Строгановых, о русско-голландской и русско-французской торговле в эпоху Ивана Грозного можно снимать захватывающие сериалы. В 1565 году Брюнель как приказчик голландской компании Симонсена прибыл на корабле в Кольский залив и сошел на берег у Колы. Здесь его встретил знаменитый на севере преподобный Трифон Печенгский. Трифон пешком доходил до мыса Нордкап, поселился рядом с лопарями (финно-угорским народом. – В. М.), был не раз ими бит, но в итоге обрел среди них приверженцев, которых крестил. В 1536 году он поставил на реке Паз у самой границы с Норвегией, в 15 километрах от современного Киркенеса церковь во имя святых Бориса и Глеба. В то время это был самый северный православный храм. В 1556-м Трифон ходил в Москву к царю Ивану и вернулся в свою Кольскую обитель с богатыми дарами – церковной утварью, колоколами и грамотой на владение окрестными землями. Скончался он 15 декабря 1583 года, почти ста лет от роду.
Это подлинная картина эпохи Ивана Грозного: не опричные казни, а многотрудная, но деятельная и напряженная жизнь народа. Здесь находилось место всем, кто работал для России: и царю Ивану, и купцам Строгановым, и стрелецким головам, бравшим города и основывавшим новые… В полотно этой жизни вписывались русские мастеровые и рудознатцы, подвижник Трифон Печенгский и, пожалуйста, голландец Оливье Брюнель. Но эпоха Грозного облита грязью. И началось это прямо в реальном времени.
– Вы имеете в виду черный пиар против Грозного?
– Именно так. Уже при жизни Ивана он сам и страна стали объектом первой в истории акции черного антироссийского пиара. «Десятки» и «сотни тысяч» «невинно убиенных» «тираном» Грозным возникли в Европе XVI века в полном соответствии с принципами будущей геббельсовской пропаганды. Тогда Россия начала Ливонскую войну, она на первых порах шла успешно, и срочно понадобилось изобразить русских и лично Ивана исключительно зверями.
Именно чудовищность лжи о русских в Ливонии и в России была способна консолидировать европейцев против новых «сарматов». Польские «летучие листки», «труды» осевшего в Речи Посполитой наемника-итальянца Гваньини и ему подобных были рассчитаны не столько на ливонское население, сколько на «внутреннюю» Европу, прежде всего германскую. Жители Ливонии знали истинное положение вещей, то есть видели, что русские не ангелы без крыльев, но вариант лучший для эстонцев и латышей, чем немцы и поляки, и лучший для немцев, чем поляки. Зато в Европе еще не изгладились воспоминания о той панике и ожидании Страшного суда, когда надвигались полчища Батыя. И теперь европейцам жужжали в уши, что их поглотит московская «Сарматия». Началась антирусская пропагандистская кампания, задачей которой было подготовить общеевропейское единение против России. На польский престол посадили Стефана Батория. Для горячей войны у него еще не было ни сил, ни денег, но холодная психологическая уже шла.
– Итак, мы вернулись к Стефану Баторию.
Нет комментариев