Истории, которые влияют на нашу жизнь!

Дома и домишки скупались довольно быстро; кто-то ремонтировал купленный дом, а кто-то сносил старое жилище и строил на этом месте добротный особняк - на что средств хватало. Галя с Толей тоже переехали, купив небольшой домик, оставив квартиру дочери. Сделали ремонт, облагородили территорию. Зять привез из леспромхоза елочку - хозяева посадили деревце за оградой, рядом с палисадником. Сначала елочка болела, пытаясь привыкнуть к новому месту жительства. Хозяева ухаживали за деревом, переживая, примется или нет. Елочка принялась, хоть и росла медленно. В первую же зиму внуки нарядили игрушками, и в следующие зимы стало традицией на Новый год украшать и фотографироваться рядом с ней. Через два года елка немного подросла, летом вокруг дерева была лужайка из зеленой травы. Хозяева уже хотели небольшую скамеечку рядом поставить, как вдруг летним утром обнаружили, что елку спилили. Не было у дома лесной красавицы, обнаружили ее чуть поодаль возле мусорного бака. Понятно было бы, если на Новый год… но ведь лето на дворе! Вычислять вредителя даже не пришлось. Толя с Галей давно заметили недобрые взгляды соседки напротив. Зоя была их возраста, жила одна, иногда сын приезжал. Дом ей достался от родителей, и на этой улице она прожила всю жизнь. Приезжих, скупавших дома под коттеджи, не жаловала, так и говорила: - Понаехали тут. Чем ей не угодили новые жители, непонятно, но больше всех возненавидела соседей напротив - Толю с Галей. Ворчала, что больше всех мусора таскают в бак; однажды ведро своего мусора возле калитки соседей высыпала. Были выяснения отношений, которые не привели к взаимопониманию. И теперь очередной комок ненависти – спилила елочку под самый корешок. Охватили сомнения: а вдруг не Зоя? Но Толя сходил к соседке, спросив, зачем вандализмом заниматься. И та сразу проговорилась: - Хорошо живете, устроили тут загородный дом! Две машины во дворе! - Так это дети приезжают! Чем она тебе помешала? – пытался поговорить по-хорошему Толя. – Ребятишки радовались зеленому деревцу… - Ваши дети орут возле елки, отдохнуть не дают. - Так окна прикрой, не будет слышно. - Еще чего не хватало, чтобы я в собственном доме окна летом закрывала, уж лучше пусть ваши внуки при закрытых окнах дома играют. Видя, как возмущается соседка, Толя уже понял, кто с елочкой разделался. Дома рассказал жене, и Галя не могла понять, откуда столько злости в человеке. - От зависти, - сказал Толя. - А чему тут завидовать? Мы такие же пенсионеры, живем тут со своими болячками, радуемся, что воздух чище, да в огороде урожай можно выращивать. А самая большая радость – внуки, для них ведь елку посадили. Через неделю приехал зять, выгрузив из машины две небольших, симпатичных елочки. Хозяева сразу занялись посадкой. Одну елку посадили, а вторую Толя взял и понес к соседке напротив. Они уже решили с женой, что надо как-то налаживать контакт с Зоей, и решение было единогласным: елка в подарок. - На кой она мне сдалась? Да еще под окнами! – Недружелюбно встретила Зоя. - Ну, в огороде посади, пусть растет, красиво же. - Не надо мне ваших подачек! Толя, получив отпор, уже хотел идти домой, как вдруг увидел проходившую мимо бабу Катю – восьмидесятилетнюю соседку, жившую через дом от них. - Баб Кать, елку надо? – спросил Анатолий, не надеясь на согласие. - Раздаешь что ли? - Раздаю! - Возьму, Толик, возьму, - обрадовалась баба Катя, - воткну, да и пусть растет на радость мне и людям. - Тебе уже на тот свет пора собираться, а ты елку собралась сажать, - сказала Зоя, - ты и не дождешься, когда она вырастет. - А я и не горюю, - просто и без обид ответила баба Катя, - сколько вырастет, за то и спасибо. Может после меня добрым людям домик достанется, а у домика елочка растет - пущай смотрят, радуются, хозяйку прежнюю может вспомнят. Баба Катя была одинокой, сын еще в молодости умер, а внуков не было. Иногда только дальние родственники навещали. Елочку бабе Кате Толя и Галя посадили сами, а она только придерживала деревце. Рассказали, как поливать, обещали и сами поглядывать. А дома Галя напекла пирогов и хотела отнести Зое - попробовать еще раз подружиться со своенравной соседкой, но Толя остановил ее. - Не ходи, скажет, что пироги отравленные, с ней бесполезно. Лучше я ей скажу, что мы видеонаблюдение провели, и теперь вся территория возле дома просматривается. Камеру они, и в самом, деле установили; Анатолий потом сходил и предупредил Зою на счет камеры. Судя по выражению лица, понял, что сообщение подействовало на соседку, поняла, что теперь и в полицию могут заявить. Бывают случаи, когда зарвавшегося человека не могут остановить ни елочки, ни пироги. Только действенные меры. Вряд ли, теперь подбросит мусор к дому или елку спилит. Автор: Татьяна Викторова. Хорошего дня читатели ❤ Поделитесь своими впечатлениями о рассказе в комментариях 🎄

— Фух, какая там лань! Не придумывай! Просто вас же не дозовешься, вот приходится на улицах вылавливать! — В смысле? — Марина тоже присела, но тут же посмотрела на часы, у неё совсем мало времени… — А в прямом! Ты, Томка, Даша — вы вообще все где?! Ну хоть бы позвонили, сказали: «Привет, Надя, мы живы–здоровы, всё хорошо!» А то свадьбы отгуляли, детей покрестили и разлетелись по своим заботам. Мои тоже охломоны Гришке всю спину сорвали: «Покатай нас, лошадка, покатай!» Теперь вот поехал в деревню, знакомые ему пчел обещали насадить на поясницу. Не знаю, вернется ли, доползет до дома или нет... А вы? Совсем это всё не по–дружески! Как вообще так можно пропадать? Слушай, у тебя водички нет? Запыхалась я что–то, а ты говоришь — лань… — Надежда всё отдувалась. — Нет. Хочешь, я схожу, куплю? Где бы… — Марина опять прищурилась, стала оглядываться. — Тю!!! Ты чего себе морщины наводишь? Сядь уже, переживу! — одернула её Надюша. — Очки где? — строго продолжила она. — Ты, как слепой крот, честное слово! На бабу Аню свою стала похожа. — В сумке очки… Ну не могу я с ними, Надь. И так подурнела, ещё и очки нацепить — и получится тогда «синий чулок». Вот очки, вот! — Марина вынула из сумки чехольчик, красивый, под крокодилову кожу, раскрыла, показала Наде симпатичные очочки в золотой оправе. — Примерь! — велела Надя. Марина послушно нацепила окуляры. — Ну и как? Заиграл мир новыми красками? Ой, какая ты в них хорошенькая! Такая вся сразу трогательно беспомощная, нежная! А без них — слепая курица! — Да? Не замечала... — с сомнением пожала Маришка плечами, нахмурилась. Дело в том, что она давно не смотрится на себя в зеркало. Очень давно. Ну а чего она там не видела?! Только расстраиваться, что появились морщины, а тут, на шее, складки, тут потолстело, там сдулось, нет былой персиковой нежности кожи и огонька в глазах. Это всё Марина и так знает. Глянет быстро на себя утром, приглажены ли волосы, хорошо ли лег воротничок, подведет глаза, уж в этом себе не отказывает, подкрасит губы, но всё это уже без того особенного удовольствия, без девичьего любования. Так было не всегда. В детстве Мариша обожала крутиться перед зеркалом, огромным, в человеческий рост, вделанным в дверцу маминого платяного шкафа. Мама, Валентина, покупала Мариночке платья, костюмчики, заплетала волосы, замысловато их укладывала, а потом они вместе смотрели, какая красивая у них девочка получилась. Банты, туфельки, сапожки, пальто по фигурке, а не как у других — бесформенное, донашиваемое за старшим братом или сестрой, потом джинсы, купленные на рынке, лосины, непременно розовые, конечно, капор из пуха, привезенный отцом то ли из Германии, то ли ещё откуда–то… — Кукла! Ну просто кукла, а не ребенок! Пялите и пялите вы на неё, чего ни попадя! Придумали колготы какими–то «лосями» называть и ребенка так в школу отправлять! — ворчала бабушка. — Не лосями, ба! «Ло–си–ны» это, поняла? Лосины — нормальное слово! Ты просто не знаешь, это сейчас очень модно! — махала рукой Маришка. — Главное, чтобы в голове было хоть что–то, а не только эти лоси на ногах! Дневник неси, вертихвостка, поглядим: там также все красиво? — приказывала баба Аня. Марина с готовностью протягивала ей дневничок. Левочка была отличницей, прилежной и умной, так что бабушка только поджимала губы, опять, чуть спустив очочки на нос, пристально рассматривала розовые лосины на внучкиных ногах, а потом выдавала что–то вроде: «А я тоже в таких к деду приду, пожалуй! Он меня спросит, мол, чего напялила? А я скажу — лосей!».. Марина опять поправляла, обе смеялись, потом шли пить какао и делать уроки… Нормальная девчачья жизнь. И был к Марининой жизни выпускной с красивым платьем и босоножками, очень изящными, тридцать шестого размера. Их она увидела на витрине магазина, тут же решила, что наденет именно такие. — … Марин, ну я же вижу, что жмут! А тебе в них танцевать, гулять наверняка пойдете с классом. Нет, Марина! Ну что ты так на меня смотришь? Девушка! А на размер побольше есть такие? — спрашивала Мариночкина мама. Продавец отрицательно мотала головой. — Тогда, мама, мы берем эти. Мне удобно, тебе просто кажется, что малы! — уверяла Маринка. Купили, принесли домой заветную коробку, показали бабушке, та только фыркнула, мол, каблук высок, но уж ладно, молодежь нынче совсем другая пошла… А Маринкин отец, Леонид, на выдаче аттестатов плакал, такая у него дочка красивая, только почему–то ножками постоянно перебирает, как лошадка… — Марин, чего? — тихо спросил он дочку. — Жмут, папа! Сил нет, как! Давай старые, растоптанные, — вздохнула Маришка. Леонид достал из пакета бежевые замшевые туфельки. Дочка нырнула в них уставшими ногами, даже охнула, как теперь стало хорошо. А может, и правда, ну её, эту моду?.. Надя, Даша, Томочка — все Маринины подруги, — тоже были чудесны, но чуть попроще. И никто никому не завидовал, некогда было, да и незачем. Дружили не из–за платьев и причёсок, а просто потому, что как–то сроднились, сблизились, выручали друг друга, радовались и плакали вместе, влюблялись, шептались на кухне у Марины, пока думали, что её мама и бабушка смотрят «Санта–Барбару». А те мышками ходили по коридору, боялись помешать девчонкам, хотя тоже хотелось чаю… Все четверо поступили в институты, кто–то на вечернее, кто–то на заочное, Марина, конечно, на дневное. Она из девчонок была самой беззаботной, бывала в «тусовках», следила за модой, вытаскивала подруг хотя бы погулять, «а то ж скоро в книжных червей превратятся!», перевязывала на их шейках платки и шарфики, чтобы выглядело посовременней, рассказывала, что принято теперь пить и чем закусывать, какие певцы будоражат слух молодежи. Девочки слушали, спорили, кивали или хмурились, а потом махали руками и снова смеялись… А потом была бабушкина болезнь, как гром среди ясного неба, смерть деда, тяжелый период больниц, где баба Аня упрямо отказывалась лежать, скандалила, прогоняла врачей, потому что боялась, что «тоже сотворят с ней что–то, как с мужем»… Хотя дед Никита просто не ходил к доктору, даже когда это было необходимо, сам себя загубил. Но Анна этого принять не могла и каждый раз быстренько сбегала домой, как только «отпускало», переставала кружиться голова, и темные точки в глазах куда–то пропадали. Анна Викторовна теперь жила с Мариной, дочкой Валей и зятем Леонидом. Через год совсем слегла, Марину от себя не отпускала, всё просила рассказать, как там живут студенты, что происходит в мире, почитать или попеть вместе с ней. Марина к такому не привыкла. Раньше все делали для неё, и это было так естественно! А теперь она вдруг стала взрослой и помогает больной бабушке… Иногда в бдении у постели капризной бабы Ани девушке помогали подруги, старательно заговаривали Анне Викторовне зубы, пока Марина бегала на свидания со своим будущим мужем Борисом. — Вы, Анна Викторовна, зря волнуетесь! Мариночка скоро придет, и вы непременно споете с ней: «Наш паровоз вперед летит…» Она в институте пока… — сочиняла на ходу Надюшка. — А вот давайте–ка почитаем. Я нашла у себя Бунина. Вы любите? — Терпеть не могу! — отворачивалась Анна Викторовна. — Где Марина?! Какой может быть институт в девять вечера?! — Ну да… В девять уже не может быть… — соглашалась Надежда. — Значит, автобуса долго нет, или в метро поезд сломался. Знаете, баб Ань, я один раз ехала… И Надя принималась сочинять что–то страшное про демонов и преисподнюю, глаза старушки становились всё шире и шире. — И что, демоны–таки пришли? — шепотом спрашивала она, потом морщилась, как будто откусила лимон, и громко, очень строго продолжала: — Что ты мне лапшу на уши вешаешь, Надежда?! Где моя внучка? От Нади Анна Викторовна узнала, что Марина нашла себе жениха. Потом состоялся долгий разговор бабушки с самой Мариной и Валентиной. Те стояли перед ложем бабули по стойке «смирно», рапортовали, кто жених, на кого учится да из какой семьи. Наконец, баба Аня смилостивилась. — Ладно. Хорошо. Сядьте обе! — разрешила она. — Валя, там у нас с дедом деньги были отложены. Возьмите для Мариночки. Свадьба всё–таки… И всплакнула, конечно, отвернулась. — Ба! Ну что ты такое устроила?! Мы торт купили, сейчас все сядем, попьем чай, а ты в слезы… — бодро заговорила Маришка, подтолкнула мать. Та тоже засуетилась. В Марининой сумке, сложенный пополам, лежал листик. Результаты анализов из поликлиники. Не доживет бабушка до внучкиной свадьбы, и ничего уже не сделать… …Марина и Борис отложили бракосочетание, потому что баба Аня была совсем плоха. Поженились только уже когда оба окончили институты, устроились на работу. Марина тяжело переживала уход бабули. Тогда она тоже, как и теперь, не смотрелась в зеркало, ей было всё равно, что на ней, красиво ли лежат волосы, не пыльные ли туфли… Но тогда в её уютный страдальческий мирок вторглись подруги. … — Значит так, дорогая моя! — Надя, пропихнув вперед Дашу и зыркнув на неё, чтобы перестала так шумно дышать, схватила Марину за руки. — Ты сейчас одеваешься, причепуриваешься (любимое слово бабы Ани), и мы идем в кино. Всё, я сказала! Ты на кого стала похожа, мать моя?! Ты хочешь, чтоб Боря испугался и убежал? Нет уж! Тетя Валя, где в этом доме самые красивые платья?! Даша, ступай, выбери нам что–то подходящее. А ты, Маришка, давай–ка, красоту наведи. Томочка своего жениха нам показывать будет, надо уж не посрамить подругу! Надя шмыгала из ванной в комнату и обратно, Маринка стояла у зеркала и исподлобья смотрела на свое отражение. — Так, ручку поднимаем, расчесочкой проходимся, таааак! — командовала Надежда. — Тёть Валь, а тени, тушь есть в этом доме? — Там, в шкафчике, косметичка лежит, — с готовностью подхватывалась Валентина… Выплыли, приободрились, выдали Марину, Томку, Дашеньку замуж. Потом и Надежда себе нашла кавалера, долго мурыжила его, «ни да–ни нет», «ах, ну что вы, девочки! Мы же просто встречаемся! Да не целовались ни разу! Ну что вы хихикаете?!»… Надину свадьбу гуляли два дня — сначала в городе, потом у родителей жениха в деревне. Еще лет семь созванивались, всё реже и реже встречались, а потом и вовсе друг друга потеряли. У всех дети, заботы, командировки, больные родственники, кто–то переехал, Тома развелась, Даша с мужем усыновили мальчонку, Марина родила двоих погодок, Надя опять что–то темнила, а потом сообщила, что её выписывают с двойней. Подруги, обсудив, конечно, что так вообще не делается, что Надя постоянно что–то скрывает, всё тайком, прикатили на выписку, надарили всего для близняшек, зацеловали бабушек и дедушек, потом счастливую, чуть располневшую Надюшу, велели её мужу, Грише, держаться, посуетились в квартире молодых родителей, и уехали к своим собственным семьям… Кому–то нужно ребенка с кружка забрать, у кого муж заболел, Тамара в душевных терзаниях направилась в какой–то дом Кино… Надюша даже всплакнула, что так мало посидели у неё подруги. — А ты больше скрывай, тогда, глядишь, к пенсии только соберемся! — обиженно буркнула Томка. — Я позвоню! Пока! — И я! И я тоже! — поддакивали девчонки. Надя смотрела из окошка, как они идут по двору. Изменились. Они все очень изменились. — Да чем изменились–то?! Такие же! Как были белки–вертушки, так и остались. Брось, Надя, расстраиваться! Ты гляди, какие у меня сыновья получились! — гордо показал на кроватку с детьми Гриша. — Одинаковые! Это не у каждого так… Он растопырил на руках свои костистые, длинные пальцы, как будто именно ими он и лепил свое потомство. — Не у каждого, Гришенька, ты прав! У нас лучшие дети а мире! — кивнула Надежда, обняла мужа. «И всё же, девочки изменились! — подумала она. — Наверное, я тоже…» И жизнь покатила дальше свою телегу, кидая в неё все, что попадается под колеса: новогодние посиделки, свечи на торте в дни рождения детей, их редкие фотографии, потом болезни, целый ворох, особенно не повезло Дашиному семейству, всех свалила корь; потом летние всполохи гроз, беготню по лужам, горсти земляники и банку с алтайским медом, привезенную кем–то из родственников; похороны, встречи, прощания, больницы, Томкина вторая свадьба без белого платья; эти мимолетные звонки подруг друг другу: — Привет! Ну как ты? — А ты? — Да нормально… Ждем сокращение, а так ничего… А что слышно о…? — Не знаю. Давно не виделись. Работаю, вот взяла ещё подработку, сама понимаешь, времена какие… — Да… Встретиться бы… Ну, пока… Катится телега, сидят на ней пассажиры, вроде бы в одной телеге сидят, протяни руку, и вот они — Даша, Наденька, Томка, Марина… А никак не догадаться, что–то слишком много дел навалилось… Или вообще они едут в разных телегах, в разные стороны. Не понять… … — Я тебе точно говорю: очки тебе идут! — щебетала тем временем Надежда. — А вот остальное… Марин, чего, совсем туго тебе? — Что ты имеешь в виду?! — дернулась Марина. — Мы с Борей хорошо зарабатываем! — Да при чем тут Боря и заработок?! Помнишь, как говорила твоя баба Аня: «Женщина перестает следить за собой, когда у неё внутри черно или…» — …Пустота, — закончила за неё Марина. — Нет, просто как–то всё тускло, понимаешь? Вертишься, и муж есть, и дети, и вроде работа хорошая, зарплата не очень большая, но и мы не требовательные. А я утром вставать не хочу. У мальчишек какие–то праздники, учим с ними стихи, они ждут, что я приду на них смотреть, а мне всё равно. Понимаешь? — Ну… — протянула Надя. — Чтобы радоваться за других, надо, чтобы ты сам был каким–то наполненным что ли. Силы на это нужны. А откуда их взять? Мама болеет, отец храбрится, но тоже почти восемьдесят ему, мальчишки стали какие–то неуправляемые, Борис уже тоже на меня и не смотрит… Надя присвистнула, потом прикрыла рот рукой. Свистеть они с подружками учились у Марины дома, баба Аня постоянно врывалась к свистуньям, ворча, что теперь в семье у Мариночки денег не будет… — Ну я его понимаю, — вдруг сказала Надюша. — У него тоже, поди, внутри нет прежней страсти и огня. Ты ж, Марин, из нас была самая такая… Ну… В розовых лосинах! — Лосях, Надя. Это называется «в лосях»! — поправила Маришка. Женщины улыбнулись. — Да. Ну так вот. Знаешь, я тоже тут как–то хандрила, ну пока мои не кокнули китайскую вазу, что стояла на буфете. Хандрить я перестала, потому что собирали осколки. Но вот задумалась о жизни, то м, чего мне не хватает. И Гриша уже не смотрит на меня, как на героиню, мать близнецов. Обидно? Обидно! Ни у каждой же такие «одинаковые» дети рождаются! — Марина и Надя опять хихикнули. — И тогда я приняла решение: каждый день у меня будет время для себя. Ну обычно это с семи до восьми вечера. — Что значит «для себя»? А дети? — не поняла Маришка. — Ну а что дети? Поужинать они могут и с отцом, а я иду в ванную, даже могу там петь, потом лежу на диване с книгой, непременно с чашкой кофе и в шлейфе дорогих духов, могу вздремнуть или сесть красить ногти, стереть и накрасить снова… — И что, родные не против? — Сначала были, конечно, промахи. То Гришка сунется, мол, что на ужин, или дети усядутся со мной рядом, тараторят, не разобрать, что. Или кот пристроится, развалится пузом вверх — чеши его. Но я всем говорю твердо, чтоб зашли через час. У матери время «для себя». Это я в каком–то журнале вычитала. И знаешь, помогает! Я поначалу прям заставляла себя в ванной в зеркало смотреть. Кривилась, ругалась, но смотрела. И рассмотрела, что хороша, как богиня! Правда–правда! — Ой, скажешь тоже, Надюша… Некогда мне… — махнула рукой Марина. — Значит, я лично буду приезжать и устраивать тебе личное время. Пустоту надо заполнять, Маринка. А то и другим с тобой пусто будет! А на меня Гриша даже стал по–другому смотреть, как раньше. И теперь всем говорит: «Перезвоните позже, Наденька занята!» А я кофе пью с зефиром. Вот так! Любовь, Маришка, надо иногда будить, уж очень она любит подремать… Надежда поежилась. — Ладно, холодно что–то! Ты по делам идешь? — спросила она. Марина кивнула, посмотрела на часы. — Тогда более не задерживаю. Но в субботу чтобы все у меня собрались. Девочкам я тоже позвоню. И не надо отнекиваться! Будем есть пирожные, пить чай и сплетничать. Ох, Маринка, как же я рада тебя видеть! — Надя кинулась обниматься, веселая, милая Надя, потом спохватилась, что тоже спешит, чмокнула подругу в щеку и ушла… Марина забрала детей, теперь они вместе шли домой. — Мам, ты чего улыбаешься? — спросил старший. — Я подругу встретила. И только сейчас поняла, как я по ней соскучилась. Вы в субботу езжайте на дачу с папой, хорошо? — ответила им Марина. — А ты? — А я с девочками посижу: с тетей Надей, Дашей, Томочкой. Мы давно не виделись и… — Вот! Я же тебе говорил, Мишка, что они не разводятся! — громко шикнул на младшего брата, Глеба, Михаил. — Просто маме надо отдохнуть! Братья заговорщицки кивнули друг другу, вопрос развода родителей был закрыт. Марина покачала головой, обняла сыновей за плечи и повела домой. Вечером, когда все уже спали, она долго стояла в ванной перед зеркалом, в уютной пижаме и с распущенными волосами. Любовалась. Сначала получалось не очень, но потом показалось, что за ней маячит баба Аня, усмехается и говорит: «Красотка! Ну как есть, красотка! Только розовых лосей не хватает!» Марина улыбнулась и пошла спать. Впереди у неё много всего хорошего, и она любит своих родных! И с девчонками она скоро увидится, они посидят, поболтают. Внутри больше не будет пустоты, она наполнится теплом и радостью. Все это перельется через край и затопит мужа, сыновей, маму с отцом. Иногда любовь надо просто разбудить, она ведь такая соня!.. Автор: Зюзинские истории. Как вам рассказ? Делитесь своим честным мнением в комментариях 🎁

Это было три года назад, когда Анна впервые переступила порог дома Марии Петровны уже как невестка. А до того... До того была совсем другая жизнь. Анюта росла сиротой — мать померла родами, отец сгинул где-то на лесоповале, когда ей и пяти не было. Растили всем миром: кто картошки принесёт, кто молочка нальёт, а бабка Степанида, царствие ей небесное, и вовсе к себе забрала. Правда, недолго прожила — годика три всего, а потом и её не стало. Так и пошла девчонка по людям. Выросла красавицей — русая коса до пояса, глаза васильковые, да только характером тихая, застенчивая. Всё больше в землю смотрела, а улыбалась — будто солнышко из-за туч выглядывало. Работящая была — любое дело в руках спорилось. За это её в деревне и уважали. — Анютка! — окликнул её как-то Павел, сын Марии Петровны. — Погодь-ка! Она обернулась, прижимая к груди охапку свежескошенной травы. Павел стоял, привалившись к забору, улыбался во весь рот. Статный был парень — высокий, чернявый, глаза с лукавинкой. — Чего тебе, Паша? — Анна опустила глаза, чувствуя, как заливается краской. — Да вот думаю... — Он подошёл ближе, от него пахло табаком и свежим сеном. — Не пора ли нам с тобой под венец? А то ведь засидишься в девках-то! Сказал — как обухом по голове. Анна так и застыла, не зная, что ответить. А он продолжал, посмеиваясь: — Ты не думай, я серьёзно. Мамка моя давно на тебя заглядывается — всё нахваливает, какая ты хозяйка справная. Да и мне по сердцу пришлась. Ну так что, пойдёшь за меня? Анна молчала, перебирая пальцами стебельки травы. В голове вихрем проносились мысли: "А ведь и правда — чего ждать-то? Двадцать лет уже, пора и о семье подумать. Да и парень вроде хороший, работящий. И мать его, Мария Петровна, женщина добрая..." — Пойду, — тихо ответила она, не поднимая глаз. Свадьбу играли по осени, как раз после уборки урожая. Небогато, но весело. Мария Петровна расстаралась — напекла пирогов, наварила холодца, самогонки наготовила. Вся деревня гуляла. — Ну, доченька, — обняла она Анну после венчания. — Теперь ты мне как родная. Будем жить душа в душу! И поначалу так оно и было. Анна старалась угодить и мужу, и свекрови — вставала до петухов, хозяйство вела, обеды вкусные готовила. Мария Петровна нарадоваться не могла на невестку — всем соседкам хвасталась, какая у неё помощница золотая. А потом... Потом всё начало меняться. Первый раз это случилось под Новый год. Павел пришёл домой навеселе, от него разило перегаром. Анна как раз тесто для пирогов месила — хотела порадовать домашних праздничной выпечкой. — Ты чего это расхозяйничалась? — прорычал он, пошатываясь. — Без спросу-то? — Паш, так ведь праздник завтра... — растерянно пробормотала она. — Праздник?! — Он с размаху ударил по столу кулаком, мука взметнулась белым облаком. — А мужа спросить не надо было?! Первая пощёчина обожгла щёку внезапно — Анна даже не успела отшатнуться. В глазах потемнело, во рту появился солоноватый привкус крови. — Паша... — прошептала она, прижимая ладонь к горящему лицу. — За что? Но он уже не слышал — развернулся и, пошатываясь, вышел из кухни. А она так и стояла, оцепенев, среди рассыпанной муки, и по щекам текли слёзы, оставляя на белой пыли мокрые дорожки... С того дня всё покатилось под откос. Павел словно с цепи сорвался — то ласковый был, как котёнок, то зверем становился. Особенно, когда выпьет. А пил он всё чаще. Мария Петровна поначалу не замечала — или не хотела замечать. Анна же молчала, всё надеялась: одумается, перебесится. Синяки прятала под длинными рукавами, а на вопросы соседок отвечала: "Да что вы, всё хорошо у нас..." Но от материнского сердца долго не утаишь. Однажды вечером Мария Петровна услышала какой-то грохот в горнице, а потом — приглушённый плач. — Сука подзаборная! — гремел пьяный голос сына. — Я тебя научу, как с мужиком разговаривать! Что-то оборвалось в душе немолодой уже женщины. Память вдруг выхватила картинку из прошлого: её саму, молодую, съёжившуюся в углу, и мужа-покойника, занёсшего кулак... Нет. Этого она не допустит. Схватив первое, что подвернулось под руку — хворостину, которой обычно корову погоняла — Мария Петровна влетела в горницу. То, что она там увидела, заставило кровь вскипеть: Анна, забившись в угол, прикрывала голову руками, а Павел, её кровиночка, её сыночек, замахивался на беззащитную женщину табуреткой. — А ну СТОЙ! — Голос Марии Петровны прогремел, как гром среди ясного неба. Павел обернулся — и отшатнулся. Никогда ещё он не видел такого выражения на лице матери. В её глазах полыхала такая ярость, что даже в пьяном угаре он почувствовал страх. — Мамка... ты чего? — пробормотал он, опуская табуретку. — Я тебе покажу "мамка"! — Хворостина со свистом рассекла воздух. — Ах ты, ирод окаянный! На бабу руку поднимать?! Удар. Ещё удар. И ещё. — Ма-ам! Да ты что?! — Павел пытался увернуться, но хворостина настигала его снова и снова. — Это тебе за Анютку! — Удар. — Это за всех баб битых! — Удар. — А это чтоб знал, как над слабыми измываться! Она била и била, а из глаз текли слёзы — не то злости, не то горя. Сын, её родной сын... Как же так вышло? — Убирайся! — наконец выдохнула она, опуская хворостину. — Чтоб духу твоего здесь не было, пока не протрезвеешь! А если ещё раз... — Она перевела дыхание. — Если ещё хоть раз тронешь её — я тебя сама убью. Вот те крест — убью! Павел, пошатываясь, выбрался из горницы. Хлопнула входная дверь. Мария Петровна повернулась к невестке. Анна всё ещё сидела в углу, прижав колени к груди, и беззвучно плакала. — Доченька... — Женщина опустилась рядом с ней на пол, обняла за плечи. — Давно это у вас? — С зимы... — всхлипнула Анна. — Я думала, пройдёт... — Эх, милая... — Мария Петровна прижала её к себе крепче. — Что ж ты молчала-то? Что ж я-то не видела?.. Они просидели так до рассвета — свекровь и невестка, две женщины, связанные теперь не только родством, но и общей болью. Анна плакала, выплёскивая всё, что накопилось за эти месяцы, а Мария Петровна гладила её по голове и приговаривала: — Ничего, доченька... Ничего... Теперь всё будет по-другому. Я тебя в обиду не дам. И слово своё сдержала. Павел вернулся через два дня — помятый, виноватый. Но встретила его не жена, а мать — с тем же стальным блеском в глазах. — Вот что, сынок, — сказала она твёрдо. — Выбирай: либо бросаешь пить и живёшь по-людски, либо забирай свои манатки и катись на все четыре стороны. Анютку я тебе больше мучить не дам. Месяц Павел держался — не пил, работал, домой вовремя возвращался. Анна начала потихоньку оттаивать, поверила, что всё наладится. Но беда не приходит одна — занесло в деревню какого-то бродячего торговца с самогоном. И всё началось по новой. На этот раз Мария Петровна не стала ждать — как только услышала первый пьяный крик сына, тут же отправила его вон из дома. Павел ушёл, прихватив узелок с вещами, и стал жить у дружка своего, тоже горького пьяницы. А через неделю его нашли мёртвым. Задохнулся угарным газом — печку неправильно закрыли спьяну. Когда соседка прибежала с вестью, Мария Петровна побелела как полотно. Села на лавку, уставилась в одну точку. Анна кинулась к ней: — Мама! Мамочка! Это "мама" вырвалось у неё впервые — раньше всё "Мария Петровна" да "Мария Петровна". Свекровь вздрогнула, посмотрела на невестку долгим взглядом и вдруг разрыдалась: — Не уберегла... Сыночка не уберегла... — Вы не виноваты, — шептала Анна, обнимая её. — Вы всё правильно сделали. Это судьба его такая... Хоронили Павла всей деревней. Мария Петровна держалась прямо, не плакала — только губы побелели да морщин прибавилось. Анна не отходила от неё ни на шаг. После похорон жизнь потекла своим чередом. Анна осталась жить со свекровью — та и слышать не хотела о том, чтобы невестка куда-то уходила. — Ты мне теперь за дочку родную, — говорила она. — Куда ж я тебя отпущу? Время шло. Понемногу затягивалась рана в сердце Марии Петровны. Глядя на молодую невестку, она всё чаще думала: негоже такой красавице вдовой вековать. В деревне жил Степан — мужик работящий, хозяйственный. Жена у него умерла от чахотки пять лет назад, остался с двумя детьми мал мала меньше. Сам управлялся — и огород держал, и скотину, и детей в строгости воспитывал. Мария Петровна замечала, как он на Анну поглядывает, когда та мимо идёт. — Слышь, доченька, — начала она как-то за вечерним чаем. — А ведь Степан-то к тебе неровно дышит. Анна вспыхнула: — Да что вы такое говорите, мама! — А что? — Мария Петровна пригубила чай. — Мужик он хороший, непьющий. И детишкам мать нужна... — Нет, — Анна покачала головой. — Я не могу... Как же вы? — А что я? — усмехнулась свекровь. — Я никуда не денусь. Буду к вам в гости ходить, с внуками нянчиться... Анна молчала, но семя было посеяно. А через месяц Степан пришёл свататься. Второй раз Анну замуж выдавали тихо, без гулянки. Но счастья в этом браке оказалось больше, чем в первом. Степан души не чаял в молодой жене, дети к ней привязались, стали мамой звать. А через год родилась у них дочка — назвали Марией, в честь бабушки. Мария Петровна в новой семье невестки стала своим человеком. Анна каждый день к ней забегала — то пирожков принесёт, то просто проведать. С годами их связь становилась только крепче. Когда Мария Петровна слегла — возраст всё-таки — Анна забрала её к себе. Ухаживала как за родной матерью, ночей не спала у её постели. — Спасибо тебе, доченька, — шептала старуха в последние свои дни. — За всё спасибо... Ты мне Богом посланная — дочка, которую я никогда не имела... Анна плакала, целовала морщинистые руки: — Это вам спасибо, мама... Вы мне жизнь спасли тогда... И мать заменили... Схоронили Марию Петровну рядом с сыном. Анна каждое воскресенье приходит на могилку — цветы приносит, разговаривает как с живой. И детям своим наказывает: — Запомните, ребятки: родная душа — она не всегда по крови родная бывает. Вот бабушка Мария мне свекровью была, а стала роднее родной матери. Потому что доброта и любовь — они любое родство перевесят... До сих пор в деревне вспоминают эту историю. Особенно когда свекровь с невесткой не ладят — обязательно кто-нибудь да скажет: — А вот Мария Петровна с Анютой... И все понимающе кивают. Потому что нет ничего сильнее материнской любви. Ведь сердце не обманешь — оно само выбирает, кого любить. (Автор из сети ) Если Вам нравятся истории, присоединяйтесь к моей группе: https://ok.ru/unusualstories (нажав: "Вступить" или "Подписаться") ТАМ МНОГО И ДРУГИХ ИНТЕРЕСНЫХ ИСТОРИЙ Ваш КЛАСС - лучшая награда для меня ☺ Спасибо за внимание ❤

Аня взяла бланк, присела на соседний стул. — Ну, что ты тянешь время?! Заполняй, и всё. Мне на работу пора! И что ты меня сюда притащила? Сама не могла закорючки свои поставить? Дел невпроворот, мне еще мебель вывезти надо! Ну еще поплачь, пореви! — зашипел Олег, стараясь пообиднее разговаривать с женой. Он зыркая то на работника суда, то на сидящую рядом с Аней женщину. На миг их глаза встретились. Олег осёкся, замер, потом, сглотнув, отвернулся, боясь, что Аня заметит его замешательство. Хотя… Что такого? Да, он смотрит на другую женщину, да, он увлечён ею, наблюдает, подмечает всё то, чего нет и никогда не было у Ани – фигура, черты лица, манера вот так закусывать краешек нижней губы, когда задумывается. У Аньки ничего этого нет. Её точно неумёха–скульптор лепил, тяп–ляп, кое–как и сбоку бантик. Олег горько усмехнулся. А бантик–то в наличии, вон, на сумке болтается. Сумка кожаная, какая–то там с Дольчей и Габаной, дорогущая и бестолковая. Анька в неё вечно ничего засунуть не может, таскает еще пакетик, а в нём еще пакетик, папочка и Бог знает что ещё. Нет, Аня его точно бесит! Аж клокочет всё внутри! Хорошо, что развестись решили. — Я думаю, нам стоит… — сквозь слёзы, бормотала Аня накануне. — Да пожалуйста! — кивал ей муж. — Думаешь, так делай, чего тянуть! Плюнула ему в душу, растоптала, оттолкнула!.. Только наличие Кольки всё усложняет. Здорово было бы его забрать к себе, но суд, как водится, на стороне матери, Анька, истеричка, еще и слезу уронит, начнет пузыри пускать, говорить, что он, Олег, – и муж, и отец никудышный. Тоже мне, оценщица!.. Да другие с руками бы его оторвали! Надо только найти этих других. Светочка вот с работы, вроде бы к нему неровно дышит, надо, надо подружиться! И в соцсети фоточки залить, пусть Анька понервничает! А тетка–судья, конечно, тоже разведёнка, все вокруг, похоже, разведенки, вон их сколько понатыкались по углам этого богоугодного заведения, так вот, судья будет сочувствовать, жалеть Аню, крыть последними словами мужа–изверга, и Аниного, и своего до кучи, потом вынесет вердикт, мол, Коленька остаётся с матерью, а папка только пусть деньги платит. С него станется. Ну, иногда пусть приходит, на чадо своё посмотреть, поговорить, узнать, достаточно ли денег платит, не нуждается ли чадо в чём… Да… Дела… Всё у нас против мужиков! Они плохие, но с них и деньги, и ласка, и поездки там всякие. А баба, она что? Сядет на кухне, кастрюльки на плите расставит и ноет, что муж опять норковую шубку не купил. Булькают кастрюльки, булькают слезки, капают, как вода из крана. Все в прибыли, один мужик в убыли! Олег взрыкнул, наблюдая, как Анна медленно, по сто раз перепроверяя, заполняет данные своего паспорта. О боги!» Ошиблась, чиркает, нет! Нет! Встаёт за другим бланком, опять сначала… — Всё, извини, я больше ждать не могу. Отметим в другой раз, — усмехнулся Олег. — Копия моего паспорта у тебя есть. Перепишешь сама. Всё, я сказал! Что ты на меня так смотришь, как кролик? Всё обсудили, решили, что теперь смотреть–то?! Глаза выкатила, еще ресницы эти… Длиннющие, веером, и ведь не накладные, свои! Сколько раз, пока женихались, Олег ей, Аньке, комплементы про эти ресницы говорил… И сейчас, честно говоря, они ей очень идут… Нет! Стоп. Вчера всё решили. Они теперь друг другу чужие люди, Аня и он, а значит, и ресницы чужие, его вообще не касаются. Вон та, в углу, сидит себе, зеркальце вытащила, губы красит, она–то в бланках, поди, ошибок не делает, сразу видно, уверенная в себе, с такой не стыдно на людях показаться!.. — Олег… Олег, может… — Аня смотрит на мужа жалостливо, растерянно, просяще. Так смотрела, когда сапоги ездили покупать. Она выбрала за двадцатку, а Олег как раз тогда на мели был. А эта смотрит умоляюще, прошлось купить, зато пол декабря на летней резине прокатался, всё никак не мог купить зимние шины… Противный, одним словом, взгляд, душу всю по чайной ложке выскребает! — Да иди ты! Ничего уже не может. Ты ясно вчера описала своё решение. Пока! Позвони и, да, пришли мне фото документа, ну, этого заявления, выясни дальше, как и что, когда суд, когда что. Как на алименты подавать. Ну не сиди ты статуей! — Может, всё же… — опять запнулась Аня. — Не может. Ничего уже не может быть. Не беси меня! Он дернул плечами, так, что даже куртка хрустнула, поправил на плече лямку от сумки, оглядел еще раз комнату женской скорби, как про себя прозвал приёмную разбитых сердец, повязал на могучую шею шарф и ушёл. И дверью хлопнул, доводчик сломал. А пусть! Пусть чинят! Нет, виданное ли дело, он еще должен будет этой курице возмещать затраты на пошлину. Женишься – плати! Разводишься – опять плати! Сплошные поборы! А должно быть как? Женился, ладно, тут тебе и оркестр, и тётенька в костюме, по бумажке речь читает, и зал, – пусть это по пошлине будет. А развод, уж извините! Развод – это стресс, травма, как там еще в книжках пишут, это разлом! За стресс пусть государство нам еще доплачивает! Хотя бы в размере уплаченной за брак суммы!.. Компенсация пусть будет такая, за бесцельно прожитые годы! Эх, ничего никто не умеет, ничего не понимает и не знает. Олега бы спросили, он бы дел навертел… Мужчина, злой на себя и весь мир, втиснулся в переполненный салон автобуса, толкнул стоящую впереди женщину то ли с аккордеоном, то ли с баяном, кто их разберет! Ездит она тут, смотрите–ка! Пол автобуса из–за неё должны в лепешку превратиться! Дальше стоял амбал в коричневой дублёнке, его Олег трогать не стал, хотя висеть, одним пальцем еле дотягиваясь до перил, было сложновато. Надо пробивать баянистку! — Женщина! А ну подвиньтесь! Перед вами еще много места, слон встанет! Давайте, чего раскорячились?! Вперед, ну! А мне плевать, что у вас инструмент! За него, между прочим, отдельно платить надо, слыхали? Двигаемся! Ну что ты смотришь на меня своими рыбьими глазами? — Олег был на взводе, утро ему испортили, завтрак Анька ему в портфель не положила, значит, надо будет стоять в очереди в буфете. А там студентов тьма! Из института по–соседству с Олеговой работой в столовую прибегают, толпятся… В куртке еще вот жарко, рубашка опять вся будет пахнуть… А Анька сказала, что стирать больше не будет. Сегодня надел последнюю, остальные постирал вчера, но погладить уж сил не хватило… И теперь еще этот баян! — Эй, ты! — вдруг развернулся амбал в дублёнке. — Тебе жить что ли надоело?! Галочка, не слушай его. У тебя самые прекрасные глаза, какие только есть на земле. Давай инструмент! Да не буду я им этого слизняка бить. Давай, родная! — амбал переложил сумки с продуктами в одну руку, второй подхватил чехол с инструментом. Галочка благодарно улыбнулась. — Ой, милота! — подумал с усмешкой Олег. — А мужик и растаял! Тащит всё на себе – сумки, кнопки эти с мехами, вбухивает в неё, Галочку свою, всю зарплату и радуется. Глупые, однако, люди! Так, Светку с работы надо сегодня повидать. Хорошо она всегда смотрит, призывно. Знаки, так сказать, подаёт. Не упустить бы! Через две остановки баянистка и амбал вышли, долго топтались, перекладывали сумки, смеялись. Олег смотрел им вслед, потом вдруг замер. А ведь эти, с баяном, женились в один день с ним. Они были первыми в очереди. Олег еще тогда подумал, что в их–то возрасте женятся только совершенно глупые люди… Да, точно. Она была не в свадебном платье, а в обычном костюме. Баяна тогда не было и гостей тоже. Они одни пришли… И до сих пор ходят за ручку, улыбаются… «Галочка–Галочка»…Да ну и пусть катятся со своими инструментом! Метро! Пора выходить. Кто там опять застрял? — Да вытолкните вы её уже! — закричал Олег на медленно спускающуюся со ступенек автобуса женщину. — Все опаздывают, а она тут ленивца изображает! Пропустите! Да пропустите же! Олег протолкнулся вперед, сам себе удивляясь, как он сегодня груб; проскочил мимо медлительной пассажирки, зацепился рукавом за какой–то болт. Кожа треснула, на рукаве появилась некрасивая дыра. — Ой, Олег! Жуков! — спустившаяся на тротуар женщина удивленно вскинула брови. — Узнала! Ох ну и деловым ты стал! Теперь и Олег понял, что перед ним не просто флегматичная бабка, а его учительница по чистописанию. К ней его водила мать в восемь лет, когда решили, что Олег не курица, и у него не лапа, значит, надо переделать его почерк. Мать так решила, А эта Вероника Львовна поддержала. Плохо ли – она чай пьет и денежки считает, Олег, закусив губу, буквы выводит. Водили его к Веронике полтора года, а потом перестали. У матери закончились деньги, а у Вероники Львовны терпение. — Извините, — сказала тогда эта милая женщина, преградив матери путь в квартиру, — но ваш мальчик безнадёжен. Дальнейшее наше сотрудничество возможно только за двойную плату. Мама тогда растерянно похлопала глазами, взяла Олежика за руку и увела домой, тихо ругаясь… — Ну как почерк? Исправился? — Вероника Львовна, схватившись за руку мужчины, стояла и шумно втягивала воздух. Сдала… Такая была шустрая, сильная, поражала всегда Олега своей мощью, а теперь состарилась. И ведь не замужем. Прожила старой девой. Неужели Аня такой же станет?! Развод, говорят, кого–то молодит, а кого–то превращает в старика… — Исправился. Извините, мне некогда. До свидания! — Олег высвободился из её окутанной ароматом жасмина хватки и зашагал прочь. — Как был невоспитанным, так и остался! — покачала головой Вероника. Олег всё слышал. Стало вдруг стыдно, неприятно. Но он только ускорил шаг, некогда ему ковыряться со своим прошлым! А ведь в день свадьбы Вероника Львовна подарила им с Анькой букет ландышей. Она жила в соседнем подъезде, о бракосочетании узнала от Олеговой матери, подловила Аню, когда та уже выходила из машины, сунула ей букет и пожелала счастья. Те ландыши еще долго стояли в вазочке, белыми юбчонками цветов отражаясь в лакированной поверхности стола. Было красиво… И Аня тогда была очень красивая… Она, уже переодевшись в обычное платьице, хлопотала на кухне, так сказать, окружала мужа заботой и вниманием… Глупо сейчас это вспоминать, ни ко времени! И Вероника эта Львовна совсем не к месту вынырнула из прошлого! Некогда сейчас! Олег нырнул в метро, протолкался по эскалатору вниз, забился в вагон поезда и, схватившись за перила, повис, закрыв глаза. Было душно, хотелось есть, ведь даже толком не позавтракали, Коля только свою кашу поковырял, да бутерброды Аня на стол поставила. А Олег их есть не стал, потому что от чужой теперь уже женщины он брать ничего не будет! Ладно, через три станции выходить, а там, на работе, Светочка, с ней и пойдёт Олег в столовую, угостит борщом и солянкой. Ей будет приятно!.. … — Извините! — Аня, растерянно вытирая испачканные в чернилах пальцы, оглянулась на сидящую в уголке женщину. — У вас не будет запасной ручки? — Признаться, нет. Но я сейчас уже заканчиваю, дам вам свою. Подождите! — незнакомка спокойно продолжила заполнять заявление. Аня даже удивилась, у неё–то самой руки дрожали, ведь такой сложный шаг, трагический, рушится семья, столько всего позади, а впереди только сожаления… — Вот, всё! — незнакомка довольно улыбнулась и протянула Ане ручку. — Прошу! Сделаем это и пойдем отметим в кафе. Вы как? — Да я даже не знаю?.. — замялась Аня. Что тут отмечать–то?! Ужас какой–то! — Бросьте, вы сидите тут уже час, испортили пять бланков, вам никто не звонит, значит, вы либо безработная, либо взяли отгул. Раз не спешите, значит, чашка кофе и пирожное вам не помешают. Ну, смелее! Разрубите уже этот Гордиев узел на своей шее! — Что простите? Ах, да… — Аня залилась краской, схватила ручку и уткнулась взглядом в листок. Буквы плыли перед глазами, рука дрожала. Данные мужа, жены, всякие другие факты… Вроде бы всё правильно. Теперь точно ошибок нет… — Ну, заполнили? Несите, сдавайте. Нам еще в банк, пошлину платить. Последняя дань ради свободы! А меня Леной зовут, — тараторила женщина, беря Аню за руку и подводя к даме, что принимала заполненные заявления. — Всё, Катюша, мы побежали! — кивнула она. Та в ответ улыбнулась. — Искать новое счастье? — спросила она Лену. — Почему нет?! Благо, не в тайге живём! — улыбнулась Елена и, схватив Аню покрепче, повела её к выходу. Женщины спустились с крыльца, обрамленного колоннами, Лена надела берет, Аня вязаную шапку с меховым помпоном. — Нет, жизнь определенно заиграла новыми красками, не правда ли?! — счастливо пролепетала Елена, обводя рукой серые здания, заляпанные грязью машины и лужу прямо перед собой. — Даже дышится легче! Такой груз с себя сняли! Ой, Аня, да вы бледная совсем, ну не надо так убиваться! Дышите, еще! Ещё! У Аньки даже голова закружилась. А Лена уже вела её узкими тротуарами, как и обещала, в кафе. — Вот здесь и посидим, — распахнула она наконец дверь и втащила полуобморочную Аню в темный зальчик. Пахло кофе, табаком и свежей выпечкой. Женщины сели за столик, к ним сразу подошел официант. — Жорик, нам, пожалуй, эклеры, салатик легкий, как обычно, по бокалу вина и кофе. Аня, вы какой пьете? — Капучино, как и Олег… — пролепетала новая Ленина знакомая. — Как Олег, меня не интересует. Что ты сама будешь? Жорик, давай нам латте со взбитыми сливками. — Но я… — попыталась отказаться Аня. Ей было неудобно, она так не привыкла. Когда они с Олегом приходили в ресторан, заказ делал он, Аня только кивала. А теперь на месте Олега сидит эта странная, счастливая дамочка и решает всё за Аньку… — Вы только что подали заявление на развод! — подняла вверх указательный палец Лена. — Это, согласитесь, само по себе нестандартно и ново. Так почему бы не продолжить сегодня чудить? Жорик, милый! — подозвала она официанта еще раз. — Еще шашлычка, как я люблю. — Хорошо, Елена Романовна. Парень кивнул и побежал на кухню передавать заказ повару. — Вы здесь часто бываете? — решали начать разговор Аня. Она то и дело проверяла телефон, не написал ли муж, но от него сообщений не было. Зато три сразу пришло от матери. Она умоляла одуматься и не ломать жизнь внуку. «Иначе я заберу Коленьку к себе!» — угрожала она. Аня совсем растерялась. — Да. Когда прихожу разводиться, я обязательно посещаю это место. Какое–то оно атмосферное. Я открыла это кафе десять лет назад. И процветаю. Да, не удивляйтесь, это моё детище. Лена рассмеялась, легко и весело, как будто пришла сюда отмечать годовщину окончания института или день рождения, а уж никак не развод. — А вы часто разводитесь? — удивленно переспросила Аня. — Признаться, да. Когда я замечаю, что мы не понимаем друг друга с полуслова, что привычки и взгляды у меня и мужа разные, я не тяну, сразу иду разводиться. А поскольку вторая половина всегда не согласна с моим решением, то приходится действовать через суд. Принесли салат. Аня ни на миг не отвлеклась от удручающих мыслей. Теперь ведь она одна… Коля на ней, проблемы на ней, незаконченный ремонт и то, как объяснить Коле, что папа с ними больше жить не будет… Всё это надо решить самой… — Сколько же у вас было мужей? — наконец решилась спросить Аня. — Так, — Лена прикинула что–то на пальцах, потом вынула из сумки паспорт и стала считать там, по записям. — Шесть. Я думаю, что с седьмым повезёт. Всё–таки волшебное число… Аня даже подавилась, закашлялась, кинулась запивать водой. Лена спокойно ждала, пока у её спутницы пройдет первый шок. — Анечка, ну а что такого?! Мир полон ярких и удивительных людей! Они нравятся тебе, ты нравишься им, так что же не попробовать?! Но у меня правило – жить только с мужем, вот я и выхожу замуж. А там – как пойдет. — Но можно же сначала просто повстречаться, узнать друг друга… — Аня пожала плечами. — Сколько вы встречались со своим будущим мужем? — Лена плеснула себе и спутнице еще вина. Молодое божоле было восхитительно. — Три с половиной года, — подумав, ответила Аня. — Отлично. Много вам это дало? Нет, ну месячишко я тоже не против погулять, поболтать в ресторанчике, сходить к друзьям, и всякое такое, но больше – извините. Я верю, что дальше ты узнаешь мужчину, только если будешь его женой. Сожительство я не рассматриваю по соображениям морали. Бабушка у меня была строгих нравов женщина, уж так ругалась, когда жили во грехе, что до сих пор её слова в ушах звенят, поэтому я не живу, я выхожу замуж. И статус сразу, и права с обязанностями – всё четко. Вот вы три с половиной года гуляли, узнала ты его? Помогло? Да не говори мне ерунды! — не дожидаясь ответа, махнула рукой Лена. — Никогда не узнаешь ты машину, пока не попробуешь её. Мужчины – это те же автомобили. Пока в салоне не посидишь, толком и не разберешься, кто они и что. — Но ведь это же любовь… Как же так просто вы её… Ну, душите, что ли?! — Аня подняла глаза с длинными, густыми ресницами на Лену, затаила дыхание. Вот сейчас она услышит рецепт убиения любви от мастера своего дела. — Анечка, когда ты приняла вчера решение о разводе, ты уже её задушила. Всё, раз такая мысль обрела очертания, раз ты открыла ноутбук, нашла адрес суда, притащила мужа, документы из ящика выудила, значит уже всё, любви пришёл конец, расслабься! Это сначала трудно, потом проще. Ты научишься отпускать, я тебе помогу! Лена счастливо засмеялась. Она уже отпустила очередную свою половинку на просторы этого мира, пусть пасется без неё, бегает в полях и мнет траву своими сильными, сорок пятого размера ногами. И она сама порезвится, понежится на солнышке у ручья вольной жизни. А там, глядишь, новая половинка прибьется, можно опять выходить замуж. — Нет! Олег же такой хороший! Он просто устал, и я устала, мы поругались, мы поспешили, наверное! Нет, я не убивала ничего, просто сдали нервы!.. — Аня нервно мяла в руках салфетку. — Глупости ты говоришь! Ой, не могу! — Лена опьянела, ей стало жарко. — Слушай, ну вот сколько раз вы ссорились? Много же? Не отвечай, я знаю, что много. Но решили всё же подать на развод сейчас? Решили. Всё, курок спущен. Грянуло, свершилось. — Но я думала, он будет уговаривать меня не делать этого… — поникла Аня. — Надеялась, что начнет уговаривать, просить прощения, говорить, что не хочет рушить… — Да ты знатная манипуляторша! Жорик! Освежи! — Лена вскинула руку, официант послушно принес еще одну бутылку. — Так можно не со всеми… Некоторые не ведутся, соглашаются, и дело с концом. — Значит, не любят, — надулась Аня. — Как можно вот так всё убить, а сын?! У него же есть сын! — Сын никуда не денется. Ну, будет тебе платить за него. То ещё унижение, конечно… На работу бумага придёт, все узнают. Но всё равно сын с ним не разводился. А потом можно еще ему, кровиночке, рассказать, что это ты такая плохая, жизнь вашу семейную разрушила. Да не заморачивайся ты! Сказала, сделала. Подождешь немного, и свобода. Нового найдешь. Ты смотри, сколько их, мужиков–то! Может, кого из моих примешь, вдруг сложится?!.. А если нет, так и недолго еще одно заявление написать. Искать и не сдаваться, Аня! Только так! Включили музыку. Аня прислушалась, замерла. Под эту мелодию они с Олегом танцевали на прошлый Новый Год. Коля тогда уже спал, в гостиной супруги были одни, а музыка всё лилась и лилась из динамиков, кружила и волновала, заставляя теснее прижаться друг к другу… — Нет, я передумала! — Аня вскочила и ринулась к выходу. — Нам рано разводиться, мы просто поругались, мы… — Анюта, брось заниматься ерундой! Зачем тебе такие сложности, Аня! Я тебе другого найду, лучше! — кричала ей Лена, ничуть не стесняясь других посетителей. Аня даже не обернулась. Через минуту она уже стучала в запертую дверь кабинета в суде. — Верните мне моё заявление! Верните сию же минуту! Я передумала! Никто ей не открывал. Служащие ушли на обед, вернутся только через час. А Анино заявление вместе с документами уложено в папочку, должным образом зарегистрировано и ждёт своего часа… …Олег влетел в фойе бизнес–центра, юркнул в лифт и увидел вдруг рядом с собой Светлану. — Доброе утро, Олег Николаевич. Что–то вы опаздываете! — пожурила его девушка. — Да в суде был. С женой, – ответил Олег и внимательно поглядел на реакцию Светочки. Та и бровью не повела. — Что же вы там делали? — вежливо поинтересовалась она, рассматривая свои ногти. — На развод подавали. Ох, и морока всё это! — хотел пожаловаться Олег, но Света его перебила. — Развод? Жалко… Я видела вашу жену, Аня, кажется? Олег кивнул. — Такая милая… И сын у вас же? Его теперь куда? Бедный мальчик… Я сама росла в неполной семье… Скучала очень по папе… — Ох, Света! Это всё стереотипы. Если не можешь жить вместе, проще развестись! Запомните это, у вас еще вся жизнь впереди! Может, пообедаем сегодня вместе? — закинул удочку Олег, но тут почувствовал, что разучился звать на свидания, стало как–то неловко, будто Аню предаёт. — Нет, простите, я с девочками обедаю. А вот насчет «проще» – это вы правы. Проще развестись. Говорят, сейчас это можно сделать даже по интернету. Вот только мне от этого простого решения выть хотелось. Потом попустило, но жалею о том, что случилось, до сих пор. Извините, мой этаж. До скорой встречи, Олег Николаевич… Она выпорхнула из кабины лифта и застучала каблучками по ковролину коридора. А Олег поехал еще выше. — Ну вот… Светка его отшила! Нет, вы только подумайте, дала от ворот поворот! — Олег машинально ругался, но это было теперь трудно. На столе, задетая бумагами, упала фотография в рамке. Олег, Аня и маленький Коля на фоне заката. Красивое фото, но теперь как–то ни к чему… Мужчина сел за стол, включил компьютер и уставился в одну точку. Пищал телефон на столе, коллеги что–то говорили ему, но Олег будто окаменел, оглох и ослеп. — Олежка! Да проснись ты! — кто–то стоял напротив стола и размахивал руками. — А… Это ты, Ден… Что надо? — протянул Олег. — Ничего, зашел поздороваться. Как делишки? — Аня на развод подала. Сегодня ездили в суд, — тихо сказал Олег и пожал плечами. — Сначала я обрадовался, вот, думаю, пусть и выплывает, как хочет, а теперь… — Да ты из–за Светки что ли расстроился? — хохотнул Денис. — Она рассказала, что ты разводишься, приглашал её на обед, а она тебе отказала. Ну, не мне рассказала, девочкам своим. Но я узнал. Брось! Как только получишь штамп о разводе, жизнь забурлит! Свободен, крылья отрастишь, будем опять кутить с тобой! Денис мечтательно уставился на девушек из соседнего офиса, снующих по коридору туда–сюда. — Ты погляди, какой цветник! — махнул он рукой в сторону двери. — Ден, мне сорок два, у меня сын. Какой цветник?! Какой кутёж?! Ты когда за ум возьмешься? — Дык я умнее тебя оказался. Сейчас живу и радуюсь, а ты сам себя ешь без хлеба. Анька твоя – та еще крыска! Помню, был я у вас в гостях… — Чего?! — Олег вскочил, выбежал из–за стола, схватил товарища за пиджак. — Кто Аня?! — Да никто! Отказалась она от тебя, Олежек, она теперь тебе никто! Ну не грусти, достойную замену Аньке мы всегда найдем! Олег потом и не помнил, как он заорал на Дениса, как врезал ему, как тот отлетел к двери, как, схватив куртку, Олег выбежал из офиса, пытаясь дозвониться Ане. Та не брала трубку. Олег быстро шёл по улице, поскальзывался, чуть сбавлял шаг, потом опять переходил на бег. Только бы Анька еще не отдала заявление! Она же копуша, сто ошибок наделает, будет исправлять, переделывать… Может, Олег еще успеет… Он влетел в здание суда, поднялся по лестнице на второй этаж, замер на минутку, услышав голос жены. — Да послушайте же! Вы не имеет права не отдавать заявление! Я передумала, я… — Женщина, суд – это серьезное заведение, тут каждая бумага регистрируется и особым образом считается. Мы не можем просто так взять и отменить ваше решение! Вы волнуетесь, идите домой, попейте чай, поспите, а потом ждите, вас вызовут, — вкрадчиво объясняла Ольга Андреевна. — Перестаньте шуметь. — А мы будем шуметь! — встал за Аниной спиной Олег. — Бюрократия какая–то! Дайте сюда жалобную книгу и позовите главного судью! Вы рушите семью, вы это понимаете?! Ольга Андреевна, прищурившись, усмехнулась. — Извините, но вы ошибаетесь. Вы сами разрушили её сегодня утром. С чем я вас и поздравляю. Всё, идите, пока не приехала полиция. Через месяц вас вызовут. — Олег! Олег, ты только не кричи, а! Ну не кричи, пожалуйста! — Аня хватала за руки раскрасневшегося мужа. — И что же теперь, а? Олежек, как теперь–то?.. — Ничего, Аня! Ничего, прорвёмся! Да мы такую семью соорудим, да мы так жить будем, они вообще постесняются нас разводить! Ух, чего придумали! Он всё грозил кулаком в сторону суда, потом успокоился немного, взял Аню под руку. — Я даже проголодался от всех этих волнений. Ань, давай так больше не делать, а?! — Олег остановился, развернул жену к себе. — Не игрушки же! — Прости, я думала… Вернее, я не думала… Ты же не уйдешь от нас, правда? Олег отрицательно покачал головой… Ольга Андреевна, чуть отогнув штору, смотрела вслед удаляющейся паре. — Лена, зайдите ко мне! — сказала она в переговорное устройство. — Да, я тут. Лена только недавно вернулась из кафе, нетвердой походкой дошла до окошка, встала рядом с начальницей. — Хорошо, Леночка! Я уж не знаю, что ты там говорила, но Анна вернулась, передумала. Не зря я тебя на работу приняла! — кивнула Ольга Андреевна. — Только ты бы поменьше пила! — Ой, извините. Просто мои шесть разводов нужно было залить как–то… — Сколько?! Шесть?! Лена, ты фантазёрка! — Ладно, мам, просто так придумалось. Я могу идти домой? — Нет. Рабочий день ещё не закончился. В зале полно народа. Иди, наблюдай. Статистика разводов должна наконец уменьшиться!.. — Как скажешь, мама. Отец где сегодня? — Лена взяла со стола матери конфету, развернула фантик, спрятала угощение за щёку. — В магазине, кажется. Конфликты на кассе отрабатывает. Никогда он эту тему хорошо сдать не мог… А ведь что там сложного, мири всех, да и всё! — Ольга Андреевна изобразила жест рукопожатия. — Да… наша служба и опасна, и трудна… — Ох, та права, мамуль. Там все злые, попробуй их помири! Еще в поликлиниках сложно… Ладно, пойду в зал. Кто там у нас еще передумал разводиться?! — Лена ушла, прикрыв за собой дверь. А Ольга Андреевна все смотрела в окно, отдыхала, глядя во дворик у здания районного суда. На сложную точку ее поставили… Жизни людские разделять не всегда легко. Главное, не допустить ошибок самой и не позволить совершить их другим. Не в этот раз! Аня с Олегом остановились. Надолго ли? Вдруг вернутся? Ну, тогда точно надо разводить, значит, судьба… Но они не вернулись. Ольга Андреевна встречала их иногда в городе, любовалась подросшим Колей и его младшей сестрёнкой, видела в глазах Ани и Олега то, что ценнее всяких слов. В них была зрелая, прошедшая многое любовь, та, что зреет вместе с годами супругов, становится мудрее и терпеливее вместе с ними, согревает и хранит, даже если трудно сделать шаг к примирению… Автор: Зюзинские истории. Хорошего дня читатели ❤ Поделитесь своими впечатлениями о рассказе в комментариях👇

Поставила, и тут же подняла глаза, чтобы не видеть вздувшихся вен и растоптанных заношенных босоножек. Другая обувь давно уже была ей неудобна. Ноги болели так, что иногда доходило до слез. Но кому это расскажешь? Кому пожалуешься? Да никому! У дочери своих забот полон рот, а сыну и вовсе дела до матери нет. Уехал в другой город и глаз не кажет! Да, Лидия сама виновата… С невесткой не поладила. Но разве ж это дело, чтобы молодая свекровь учила, как жить надо?! Лидия снова вздохнула. Ладно, придумывает она, конечно, больше, чем того было. Не учила ее Катя. Это уже позже, после отъезда сына с семьей, Лиде придумалось, будто невестка ей без конца перечила. Не было такого. Катерина воспитана была правильно и старших уважала. Но ведь и слушать как следует Лиду она не хотела! А разве такое не обидно?! Все-таки у Лиды и опыт, и возраст! Да и ума у Лидии побольше, чем у некоторых! Могла бы Катя ее и уважить! - Что вздыхаешь, Лидочка? – Зинаида открыла глаза, и улыбка ее чуть угасла, когда она увидела лицо соседки. – Что случилось? - Да ничего! – огрызнулась Лидия машинально. – Настроение паршивое с утра! - А что так? - Ну не всем же довольными быть! Это ты у нас такая! Тебе солнышко светит, и уже счастье! А некоторым людям чуть побольше нужно! - И что же тебе нужно, Лидочка? – Зинаида разгладила на коленях теплый плед и по привычке ухватила пальцами длинную бахрому. Руки уже не слушались так, как раньше, и заплести даже самую простую косичку Зинаиде было теперь сложно. Но она старалась… - Да то же, что и всем! Мира да добра! Чего еще-то?! - И кто ж мешает тебе все это иметь? - А как, Зина?! Это только в сказках так бывает, чтобы всем доволен и счастлив без повода! Вот, ты! Почитай, уже пять лет в этой коляске катаешься. Хорошо тебе? - Не плохо. - Ври больше! – Лидия сердито фыркнула, и полезла в сумку за водой. – Жара какая! Сил нет! А ты все кутаешься! Лидия сделала глоток, другой, и искоса глянула на неловкие теперь руки Зинаиды. - А когда-то была самой лучшей мастерицей у нас в артели… - Время, Лидочка, никого не щадит… - Зинаида оставила в покое недоплетенную косичку из бахромы, и сложила руки на коленях. – Я ушла, а ты меня заменила. Разве, плохо? Помню ведь, что у тебя в то время проблемы были. Муж болел. Так что, прибавка тебе совсем не лишней была. - Мне-то, не лишней, а вот тебе… Ты же тогда чуть на тот свет не отправилась! - Ну! Не отправилась же! Не время мне. Поживу еще немножко. - Да разве ж это жизнь? – невольно вырвалось у Лидии, и она тут же прикусила себе язык и виновато опустила голову, не в силах смотреть на подругу. Но Зинаида не обиделась. Тронула колеса коляски, толкая ее вперед, догоняя танцующую с солнышком тень от растущей у крыльца липы. - Думаешь, что я должна роптать на то, что со мной случилось? Грозить небу кулаком и проклятия посылать? Так? - Не знаю, Зина… Я бы, наверное, так и сделала… - А я не стала, - улыбнулась Зинаида. - Я ведь только после того, что случилось поняла, насколько все-таки счастливая! - Что ты говоришь такое?! – Лидия удивленно охнула. – Как можно быть счастливой… Вот так?! - Удивила я тебя? - Не то слово! - Можно, Лидочка. Можно! Я очень счастливая! И пусть ноги меня больше не носят, зато есть те, кто на руки возьмет и понесет. А разве этого мало?! - Да уж, с мужем тебе, конечно, повезло. Был бы у меня такой Петя, я бы тоже спокойна была! Но это ж редкость музейная! - Да? А не ты ли мне говорила, чтобы я в шею гнала такого милого? Что он не только меня, но и маму мою загубит? Было, Лидочка? - Эвон, что вспомнила! А разве я не права тогда была? Ты же его чуть ли ни с помойки вытащила! Жених! Курам на смех! Да и ты – невеста без места! - А что ж? Если человек все потерял, в любви разуверился и хорошее видеть перестал, так его надо пнуть хорошенько напоследок, да так, чтобы у него и вовсе иллюзий не осталось, что есть Бог на свете и любовь еще не перевелась под небом? Зинаида говорила спокойно, с улыбкой. Да только улыбка эта была вовсе не той теплой да ласковой, которую так хорошо знала Лида. Сейчас она больше подошла бы Снежной Королеве. - Зин, ты не обижайся! Я все хотела у тебя спросить, да то времени не было, то забывала… Как получилось-то, что ты в Пете своем разглядела то золото, что сейчас рядом с тобой ходит? Ведь, пьяница же горький был! Пусть и недолго, но мужики, ведь, как… Раз приложился по-черному, и уже не остановишь! А ты смогла. Если бы рассказала бабам нашим, как тебе это удалось, так они бы тебя озолотили! - Мой эксперимент лучше никому не повторять, Лида. Результат непредсказуем. Ты же понимаешь! - А все-таки? Ведь, ты его тогда приняла таким, как был. Бухим, почти синим, и без кола, двора и прочих подробностей. В одних трениках к тебе пришел! - Да. Было дело. Только никто не знает, что я его тогда не в мужья приняла, а в работники, - усмехнулась Зинаида, и Лидия увидела, что улыбка подруги снова начала теплеть. - Как это?! - А вот так! Ему иди было некуда! Жена Пети первая, Любаша, из дома его выгнала. И знать не знал никто – почему. Он ведь не так просто пить-то начал. Была причина. - И что ж у них такое стряслось? Загулял? Или другое что? - Другое. Заболел Петр. Сильно заболел. А лечиться отказывался. Трепал Любе нервы почем зря. То буянил да ругался, а то молчал сутками напролет, ни ее, ни дочку не замечая. Тяжело, ведь это. Когда молчат да плачут. Пусть и без слез, а видно же все равно, когда душе больно. Вот и Люба видела, а совладать с гордостью его мужской да помочь Петру не смогла. Ее уж сколько лет на свете этом нет, а я все думаю, что поведи она себя тогда по-другому и не видать бы мне счастья, как своих ушей… Больше десяти лет она с ним прожила, ребенка нажила, а ничегошеньки в его душе не разобрала. Это я не в упрек ей. Просто мыслями своими делюсь с тобой. Он ведь у меня скрытный. Не скажет ничего, пока не спросишь. Да и спрашивать с умом надо. В нужное время и так, чтобы услышал тебя. - Ох, какие сложности! – Лидия поджала губы. - Да никакие! Просто это, на самом деле. Всякий человек хочет, чтобы к нему с лаской да с душой. По-хорошему. Разве это так сложно? - Вот уж не знаю… Вроде и легко, а я вот не могу так. Даже с дочкой ругаемся почем зря на пустом месте, а что уж про чужих-то говорить! - Петя тогда ко мне пришел в чем был. Я его на улице подобрала. Шла вечером с работы через парк. Да ты знаешь! Там тропинка самая короткая, но одной ходить боязно. Мало ли! И я бегом бежала, потому, как маму нужно было обиходить. Она тогда как раз слегла. Ох, и тяжело мне было одной! Ее не оставишь, а работать надо. Я уж и на дом что-то брала, и по ночам работала. Семенихе спасибо! Добрая женщина была! Всем помочь старалась! Как узнала, что мама моя болеет, так и предложила мне работу на дом брать. Мол, какая разница, где ты свои кружева плетешь? Главное, план давай! Вот, я и давала. Но иногда, когда начальство какое-нибудь приезжало, приходилось до минуточки высиживать положенное время на работе. В тот день как раз такая оказия вышла. Ну и вот… Бегу я через парк, а в кустах кто-то ворочается. Я шагу прибавила, и молюсь про себя, чтобы пронесло и не обидел кто. А сама поглядываю на кусты-то. А как разглядела, что он там делает, так и кинулась. Боялась только, что не успею! - И что ж он там делал? – подалась к подруге, захваченная рассказом, Лида. - А веревочку к ветке прилаживал… Решил счеты с жизнью своей непутевой свести. Пьяненький был и обиженный. Да так, что руки не слушались. Плакал, а сам не мог голову в петлю засунуть. Вот я его и поймала за этим занятием. - Да ты что! – ахнула Лидия. - Да, Лидочка. Вот так дело было... Я тебе это потому рассказываю, что знаю – никуда не понесешь. Все вот здесь, на этом самом месте, и останется! Под липой этой, которую Петя мой посадил, когда дочь у него родилась. - Могла бы и не говорить! Нашла болтушку! Когда я сплетничала-то?! – Лидия хмыкнула, но тут же напустилась с расспросами. – И что ж ты с ним делать стала, как из петли вынула? Домой вернула? Или как? - Нет, Лидушка. Домой он не пошел. Наотрез отказался! Это уж после я узнала, что Люба, Царствие ей Небесное, выгнала его из этого самого дома в тот день и велела не возвращаться! - Как жестоко… - Не могу не согласиться. Хотя, и ее понять можно. Намучилась она с ним. А тут еще дочка маленькая, да с работой, сама знаешь, как тогда было сложно. Есть иногда нечего было. Не до сантиментов! - А у тебя, кубышка, значит, полна была? Раз ты Петю своего приняла вот так, без оглядки? - Не было у меня ничего. Мама больная, да зарплата. Вот и все мои капиталы. Мне нужна была сиделка! А где ее взять?! И, главное, чем платить? Бесплатно-то никто за больной ходить не станет… - Это да! Это точно! – поддакнула Лидия. - Вот я Петю и подрядила, как он проспался, да протрезвел. А он и согласился. Понимал, как плохо, когда болеешь. У него-то болячка была такая, что на ногах да в люди можно. Как взялись за нее хорошенько, так и побежала она и дала себя одолеть! И года не прошло, как ему врачи сказали, что все хорошо и жить он будет. А маму мою он ох, как пожалел! Лучше меня за ней ходил! И ведь пить бросил! Сразу, как только понял, что у мамы счет уже днями пошел… Она совсем плохая была. Спала да плакала. И меня уже почти не узнавала. Иногда думаю, что и хорошо это было… Не разбирала, чьи руки ее моют да кормят. Без Петра я тогда бы и не справилась… - Надо же… А сплетни какие ходили! И что ты гулящая, и что из семьи его увела, от жены да дочки, и что приворожила его! Вот до чего народ ты удивила! Бабы наши даже собирались тебе разбор полетов устроить, да Семениха запретила. Сказала, чтобы не лезли и не вмешивались! Сами, мол, разберетесь. - Она с Любой разговаривала. И та ей все как есть выложила. А еще сказала, что жить с Петей больше не станет, потому, как другой у нее давно. - Петр об этом знал? - Знал… Аккурат в тот день она Петру сказала, когда ему диагноз врачи объявили. И как после такого жить да радоваться? Любой бы запил да бежать! - Вот жизнь! - И не говори… - Ты мне лучше скажи, как получилось, что Люба вам дочку свою отдала? Ведь, любила ее больше жизни! А бросила… - Не бросала. Петр, как узнал, что она с мужем своим новым собирается из города уезжать, пришел, да и предложил ребенка у нас оставить. Хотя бы на время. Чтобы школу Маришке не менять до летних каникул. Он-то Любу получше нашего знал. Вот и понял, что Марине с матерью лучше не ехать до поры до времени. - И она согласилась?! – покачала головой Лида. – Как же это?! Ведь, мать! - Она тогда Сашу ждала. Знала уже, что беременна, но не уверена была, что на новом месте да с тем, кого в мужья выбрала, справится с двумя. Не любил ее Вася Маринку-то. Сразу не глянулась она ему. Все подбивал Любу отцу девчонку отдать. А куда отцу?! У него и жилья-то своего не было! Квартира-то, в которой Петр с семье жил, Любиной матери была. Да и не стал бы он туда возвращаться! - А вы тогда уже сошлись? - Нет. Это уж позже было. Когда Марину забрали и все вместе жить стали. Я разрешение ему дала, чтобы он девочку в мой дом привел. Мамы уже не было, а куда мне такая квартира? Три комнаты! Хочешь песни пой, а хочешь барыню пляши! Мы ремонт небольшой сделали, и Марине комнату выделили. Ох, как же она рада была! Я столько счастья и не видала до этого от ребенка-то! Своих-то не было… - Да уж… Вот судьба-то! Кому все, а кому… И ведь, ладно бы, по справедливости! Так, ведь, нет! Лучшей матери я в своей жизни не встречала, а тебе Боженька только одно дите и дал! А надо бы с десяток! - Нет, Лида! Не права ты! – нахмурилась Зинаида. – Как это – одно?! Машу я рожала, про то спору нет. Но и Саша с Маринкой мне не чужие! Все мои! И делить их я никому не позволяла! - Тише, тише, Зиночка! – всполошилась Лидия. – Уймись! Я ж не обидное сказать хотела! Язык у меня, сама знаешь! Змеиный! Прости! Знаю я, что ты всем своим детям мать, какой еще поискать по белому свету! Это ж надо было додуматься! Пригреть ребенка бывшей своего мужика! Когда Любаня заболела, у нее, ведь, даже мысли не было, кому ребенка доверить! И Петр твой молодец! Не отказал ей! Хорошо, что она муженька своего второго, который, как выяснилось, и не муж ей вовсе, а так – сожитель, отцом Саше не записала! А то намаялись бы с бумажками-то! А так – все честь по чести – Петр – отец, Маринка – сестра. Кому еще отдавать мальчонку? Но то, что ты этого ребенка приняла, как родного… Это всех очень удивило! Где ты такое сердце еще видала?! - Ой, да что тут особенного-то? Какая баба дите не пожалеет?! - А ходить за той, что не заслужила этого ничем и никак? Это что? Почему ты Любу к себе забрала, когда ей врачи всего пару недель жизни отмерили? Почему выхаживала ее, как маму свою, и дала не две недели, а целый год еще на сына да дочку любоваться? Почему с Маринкой ее помирила? Откуда в тебе все это, Зина?! Что ты знаешь такого, что нам всем неведомо? - Да ничего! Живу я просто, Лидочка! Как мама меня учила, так и живу… - А как она тебя учила? - Делать учила все, как для себя. Вот, как хочешь, чтобы к тебе относились, так и к людям надо. За языком следить своим учила. Потому, как слово, бывает, хуже ножа всякого ранит. И больно, и не заживает потом такая рана долгонько. Бывает, что и вовсе никогда не затянется. Слово, оно такое... И воскресить может, и жизни лишить… На иного человека глянешь, вот, как на Петю моего, когда он ко мне пришел, а у него в глазах такая пустота, что аж страшно становится! И тянет тебя в эту пустоту, манит… А потому, отталкиваешь ты от себя такого человека, и ходу от него! Да подальше! За тридевять земель! Чтобы его пустота тебя не коснулась больше! Потому, как страшно это очень! А ты найди слово нужное, скажи его. И не шепотом, а вслух да погромче! Чтобы беда услышала! И уже ей бежать придется! Так это работает. Мама говорила… - Хорошая у тебя мама была, Зиночка… Правильному тебя учила… - Я знаю… Жаль, что не всему я у нее научиться успела… Рано она меня оставила… Лидия, поправила плед на коленях Зинаиды, и неожиданно, даже для самой себя, взяла руку подруги и поцеловала. - Ты чего это? – удивленно спросила Зина, отнимая руку. - Ты, Зина, сама не понимаешь, насколько уникальная… Сколько сердца в тебе и души, готовой всех и каждого обнять! И ведь не только даешь ты им любовь свою! Учишь любить! Вон, мои дети, про меня и думать забыли! А, ведь, родные… Мной в этот мир приведены… Но все сердятся чего-то на меня… Не приласкают и слово доброго не скажут лишний раз. Да еще и ругаются, когда я в праздник какой разревусь в ответ на такое слово ими сказанное… Видно, сама я виновата… Не долюбила, не доласкала… Не дала чего-то главного… Чего, Зин? - А ты про то и сама знаешь! – Зинаида внимательно посмотрела на подругу. – Все понимаешь, Лидочка! Зачем спрашиваешь? - Наверное, потому и спрашиваю, что хочу это услышать от кого-то еще… Как думаешь, можно еще поправить что-то? - Отчего же нельзя? Все можно! Пока мы живы, Лида, ничего невозможного нет! И не жаловаться надо, а дело делать! Дочь твоя тебя любит! Я же вижу! А что сердитая она, да не всегда ласковая, так и ты ей не очень-то много доброго скажешь за день. Так? - Верно… Все больше ругаюсь… - Вот! А говоришь, что не понимаешь! Все ты о себе знаешь, Лида! Вот и не сиди тут попусту! Иди домой, да обними свою девчонку! Толку, что она сама уже дважды мама! Для тебя-то она все равно дите! Или не так? - Так… - Вот и вспомни ее маленькой! Как коленки разбитые целовала да сарафаны шила, чтобы она самая нарядная во дворе была! Пожалей ее! Кто, кроме матери, ее еще пожалеет?! Ждет, ведь… Лида ничего не ответила. Молча кивнула, встала со скамейки и заковыляла к подъезду. Права, ведь, Зина! Ох, как права! И не гоняет никто Лиду на рынок да по магазинам! Зять ей сколько раз пенял, что она сумки тяжелые таскает, когда в семье машина есть! Но она же упрямая! Все сама да сама! Привыкла командовать! Вот и Катя, невестка, строем ходить не пожелала. Удрала куда подальше и живет себе спокойно. Без ругани и дрязг бесконечных. Поди, плохо?! На характер Лидии, она и сама бы так сделала, если бы ее свекровь в командиры записалась. Так ведь, нет! У самой Лиды свекровь золотая была! И с детишками помогала, и по хозяйству. Не хуже матери родной о Лиде заботилась. А память, вишь, подвела Лидочку… Напрочь стерла то, что нужно было крепче всего помнить! Надо, ох, как надо, позвонить сыну! Пусть приедет с семьей! Хоть, на денечек! И сразу легче станет! И дело найдется, и на сердце потеплеет! Лидия не стала искать ключи в сумке. Надавила на кнопку звонка, дождалась, пока дочь дверь откроет, и обняла ее, прижав к себе так, как делала раньше – крепко-крепко. Так, чтобы та охнула. - Мам, ты чего?! - А ничего! Соскучилась! – Лидия отпустила дочь, и расставила руки, ловя внуков. – Идите сюда, золотые мои! Бабушка вам много чего вкусненького принесла! А во дворе Зинаида расплела косичку из бахромы, расправила плед на коленях, и улыбнулась каким-то своим, потаенным, мыслям. Петр, который вышел во двор, чтобы помочь жене, так и замер на ступеньках крыльца, любуясь этой улыбкой. И перед ним была сейчас вовсе не женщина в годах, воспитавшая троих детей и перенесшая так много, что хватило бы на десяток жизней. Нет! Перед ним была та, что светилась так, что глазам становилось немного больно. И свет этот был настолько теплым, мягким и радостным, что радовалось сердце, а на душе, несмотря на заботы-хлопоты, становилось легко и весело. - Зиночка, Маришка уже на стол накрыла. Заждались тебя! Обедать пора, а ты еще не завтракала! - Не хотелось мне, Петя. Я Саше кашу утром варила, и чаю с ним выпила. - А почему девчонок не разбудила? - Зачем? Неужели, я ребенку своему кашу сварить не смогу сама? В силах еще я! - Кто бы сомневался! – усмехнулся Петр и подтолкнул коляску к пандусу. – Помочь-то позволишь? Или и тут сама? - Нет уж! Мужу – доверю! – сложила руки на коленях Зинаида. Счастливая она? Да кто ж поспорит! Автор: Людмила Лаврова. Спасибо, что прочитали этот рассказ 🎁 Сталкивались ли вы с подобными ситуациями в своей жизни?

- Как же! Любит! Маринку тоже любил?! И где теперь та Маринка?! У тетки в деревне ребеночка нянчит! А папашка его непутевый уже новую жену на час себе присматривает! Светлана злилась, но уже понимала – дочь ее не услышит. Бесполезно! Влюбилась ее Наташка… Так же, как когда-то и сама Света. Без оглядки, без памяти, без понимания последствий. Так же закружило тогда голову Светлане, и стало неважно, что скажут родители или друзья, будет или нет будущее у этих отношений, и чем все может закончиться… Знала Света, что ждет впереди ее дочь – ночи бессонные, мечты и радость, а потом слезы горькие и разочарование. И хорошо еще, если справится Наталья! Ведь душа у нее куда нежнее и чище, чем у Светы. Нет в этой девочке темноты. Не знает она, что такое предательство и боль. Светится, словно звездочка ясная, даря тем, кто рядом с нею только радость… - Наташа, доченька, постой… Не нужно тебе это! – Света, не зная, как остановить дочь, дернула ключи из замка. – Не пущу! - Мама! – голосок Наташи сорвался, а глаза наполнились слезами. Несправедливо! Немыслимо! Мама никогда так с ней не поступала! Так, почему сейчас так ведет себя?! Неужели счастья ей не хочет?! - Пусти… - Наташа шагнула к матери, ловя ее взгляд. – Я все равно уйду! Мам, неужели ты не понимаешь?! Я люблю его… Наташа ухватила руку матери, поцеловала сжатые в кулак пальцы с побелевшими от усилия костяшками, и на ладонь девушке упали ключи. - Спасибо… Хлопнула дверь, и Светлана взвыла, волчицей вторя своей боли, которая рвала грудь, не давая дышать. Неужели повторится ее история?! Неужели ошибется дочь так же, как ошиблась когда-то она сама?! С Петром Светлана познакомилась на танцах. Затащили ее туда подружки, которым надоело любоваться на примерную Светку – мамину дочку. - Неужели тебе воли не хочется?! Что ты все время дома сидишь?! Из школы – домой, из дома – в школу. Жизнь мимо идет, Светка! Неужели ты не понимаешь?! Ничего Света тогда не понимала. Знала только, что дома ее помощь нужна. Мама болела, а отец мотался по командировкам, пытаясь заработать хоть что-то, чтобы прокормить семью. На Свете была младшая сестренка и почти все домашние дела. Какие уж тут гулянки?! Некогда! Да и незачем! Света мечтала о большой и чистой любви. О такой, как в книгах пишут. Чтобы душа вон и жить до старости в заботе и нежности. Как бабушка с дедом жили и родители… На мать и отца Светлана любовалась. Сколько внимания и ласки было в каждом взгляде, в каждом жесте! А ведь женаты давно и, казалось бы, все остыть должно и успокоиться. Ан, нет! - Мамочка, почему ты так папу любишь? – ластилась Света к матери. - А как его не любить, дочка? Он для меня готов луну с неба достать и мир перевернуть. Стоит только попросить его об этом. Всегда таким был. О себе не подумает, а обо мне – всегда. Мы же с детства с ним знакомы. Я его, как облупленного, знаю. Бывало, прибежит в школу, швырнет портфелик на парту, а там две пышки – маманя его расстаралась поутру. Одну мне вручит, а другую пополам ломает. - Зачем? - А я всегда обжорой была! – смеется мама Светланы. – Любила поесть. Хорошо еще, что не в коня корм, как матушка моя говаривала. Иначе, давно бы уже в двери не прошла! Хотя, знаю, что даже такой любил бы меня… - Почему? - Потому, что ему, как и мне, по боку внешность. Главное, что свой человек! - Это как? - Просто, доченька. Вот, если чувствуешь ты, что готова рядом с ним просыпаться по утрам, видеть весь день рядом с собой, не думая о том, как он ходит, ест, дышит, если готова детей ему рожать – это и есть любовь! Значит, нашла ты своего человека. Но это только полдела. - Почему? - Потому, что он тебя тоже найти должен… Не всем так везет, как нам с отцом, Светланка. Чаще бывает, что один любит, а другой терпит. А то и вовсе без любви живут. - Разве такое возможно?! - Да, доченька. Бывает и такое… Почему мама так говорила, Светлана тогда не поняла. И лишь много лет спустя узнала, что бабушку ее выдали замуж почти насильно. Отец приказал. И она прожила с мужем всю жизнь бок о бок так ни разу и не услышав до самого последнего дня, что ее любят. И сама любви не знала. Жила, как дышала. Растила детей, держала дом, и ждала… А чего – и сама не знала. - Любви ждала она, Светочка. Но так и не дождалась. И хотя говорила в последние дни свои, что рада будто бы, что жизнь ее вот так сложилась, без особых потрясений и грусти, но я знаю – совсем не так это. Потому, что в ночь перед уходом, шепнула она мне, что хоть и не жалуется на жизнь свою, но не желает такой судьбы ни одной из своих внучек. Приказано было искать своего человека и не поддаваться на уговоры. Лучше уж одной век мыкать, чем вот так, как она… И до того мне ее жалко стало, что я решила – искать буду, пока не найду! - А чего искать-то было, мам? Папа же все время рядом был! - Эх, дочка! Если бы мы научились у себя под носом видеть то, что счастье нам принести может! Нам же все время кажется, что где-то там, далеко, слаще все да лучше. Где-то люди добрее, а трава зеленее. Природа человеческая так устроена, что ли? - А как же вы тогда с отцом поженились? - А вот так! Он на мои метания смотрел спокойно. Просто рядом был, пока я женихов перебирала. Еще и посмеивался! А потом пришел к моему отцу и сказал, что дом, в котором мы жить будем, готов, сватов ждать на Красную горку, а если я за него замуж не пойду, то быть ему бобылем до конца дней своих, потому, как никого другого он рядом с собой не видит, ведь только меня одну любит и любить всегда будет. Батя, зная мой характер, отправил жениха ко мне, а я не смогла ему отказать. - Почему? Поняла, что любишь? - Нет! – снова рассмеялась мать Светы. – Пышки вспомнила! И поняла, что никто больше со мной вот так делиться лучшим не будет. А это ли не любовь, когда о половине своей больше думаешь, чем о себе?! - А ты? Ты сама, когда его полюбила? - Не знаю. Не было такого момента, чтобы я поняла – люблю. Все как-то само-собой сложилось. Света, видя, какими глазами смотрит на нее Петр, решила, что это судьба. Если дышать на нее боится, то разве это не любовь?! Ох, как же она ошибалась! Боялся Петр только первые пару месяцев. Приходил по вечерам к калитке дома, где жила девушка, здоровался вежливо с ее родителями, и просил разрешения пригласить на танцы Свету. Как такому откажешь? А Света и не собиралась. Вылетала птичкой из гнезда, не ведая еще, что к огоньку торопится и крылышки ее он опалит зло и безжалостно. Слушала нежный шепот Петра, кружило ей голову осознание счастья безмерного, непонятно за какие заслуги данного. Шептались за спиной подружки, то ли завидуя, то ли радуясь тому, что все складывается у Светы. А потом, словно гром среди ясного неба: - Уезжаю я, Света. Друг позвал в те края, где давно побывать хотелось. - Постой, Петя! А как же я? – Светлана не знала, что и думать. - А что ты? Хорошо нам вместе было? - Хорошо… - Вот и ладненько! Было, Светка! Все было. И прошло! Света смотрела вслед уходящему Петру и даже заплакать не смогла. Нельзя ей было нервничать. Ребенок, который уже рос под сердцем, держал ее за душу так крепко да цепко, что она решила – будь, что будет! Не нужен отцу – мать есть! И никто, никогда не посмеет обидеть этого малыша так, как обидели его маму! Наташка появилась на свет в срок. Крупная, горластая, сильная. И совершенно непохожая на своего отца. Не было в ней ничего от Петра. Вся до капельки – вылитая бабушка. И глаза синие, и брови вразлет, и щечки – маков цвет. Красота! Жаль только, что недолго мать Светы радовалась внучке. Ушла тихо, во сне, когда Наташе исполнилось всего полгода. - Потом поплачем, дочь! Нельзя тебе! Молоко пропадет! – почерневший от горя отец Светланы качал на руках внучку. – Держаться нам надо… - Надо, папка… А, как? – Света, потерянная, испуганная, жалась к отцу. Но жалеть себя было некогда. На руках была дочь, ревела сутками напролет младшая сестренка, которой едва исполнилось десять. Когда тут себя жалеть? Дело делать надо! И Света делала. Заменила мать сестре, подняла дочку. Замуж так и не вышла. На вопросы отца неизменно отвечала: - Не хочу, папка! Любовь мимо прошла, а без нее – сам понимаешь, не жизнь… Наташа росла послушной, доброй, да так, что порой без меры, и очень ласковой. - Мамочка, дай обниму! - Ох, лиса! Что натворила? - Ничего! - Не ври маме! - Котенок там… Совсем маленький... - Наталочка, пятеро хвостов уж в доме! Мышей у нас столько нет, чтобы всех привечать! - Мам, нельзя его бросать! Он же живой! Светлана молча гладила по голове то дочь, то котенка, и не спорила. Где пять, там и шестому место найдется. Как иначе ребенка доброте учить, если не на своем примере? Света выдала замуж сестру, скопила денег на учебу дочери, и надеялась, что Наташа первой из семьи получит высшее образование, но судьба распорядилась по-своему. - Здравствуй, Светлана! – соседка, с которой Света до этого дня лишь приятельствовала, вошла в дом и принесла такие вести, что опустились руки, а в висках заломило. – Разговор есть. Только ты дочь свою уберечь сможешь… Соседка тоже была матерью. И Марину, свою дочь, любила так же, как и Светлана Наталью. - Родила моя Маринка. Внук у меня теперь есть… А, дочери, получается, нет… - Что ты такое говоришь, Надя?! – испуганно ахнула Светка. – Неужто… - Нет. Жива Марина. И роды прошли хорошо. А только… Как мне теперь с нею?! Ведь, уж как просила я ее! Как умоляла не ходить с этим Сашкой! Знала, ведь, чувствовала, что обманет! А она и слушать ничего не хотела… Светлана, не спрашивая разрешения, села рядом и крепко обняла Надежду. - Не надо так, Надюша! Не отказывайся от своего ребенка! Неужели, из-за того, что какой-то подлец ее обманул, сделал больно, ты теперь ее от себя оттолкнешь?! - Как мне быть, Света? Как гордыню свою материнскую усмирить?! Послушалась бы она меня и не пришлось бы к тетке ехать! В поселке-то теперь на улицу нельзя выйти будет! Засмеют! - Побрешут и успокоятся! А то ты не знаешь, как это бывает?! - Ни жизни, ни будущего теперь… - А, ну! Окстись! Какое тебе еще будущее надо?! Внук у тебя! Внук! Здоровенький мальчишка! Это же счастье! А ты и не видишь ничего. Готова из-за обиды и дочь от себя прогнать, и будущее свое, уже данное. Что было, то прошло, Надя! А вот с тем, что есть – тебе жить! Одной или семьей – это уж как сама решишь! А только знаю я, что сердце твое материнское дитя свое оттолкнуть не сможет. И не упрекнешь ты Маринку ничем! Сами мы молодыми не были, что ли?! - Хороши слова твои, Света… Ох, как хороши! А только, что будет, если тебе самой придется по тем же уголькам босиком пройти?! Ведь Сашка этот теперь твоя Наталью обхаживает! Я потому и пришла, что не хочу, чтобы еще одна мать слезы горькие проливала! А насчет Маринки ты права… Дочь она мне. И другой матери у нее не будет. Надежда давно уже ушла, а Света все сидела на том же месте, оглушенная, и не знала, что делать. Бежать? Искать дочь?! Кричать, чтобы не наделала глупостей?! Или дождаться, пока вернется домой Наталья, и потом уже поговорить, обстоятельно и спокойно, если получится? Как уберечь своего ребенка от ошибки?! Кабы знать… Наталья пришла домой только к вечеру. - Мамочка, я такая счастливая! - Наташа, дочка, мне поговорить с тобой надо! - Потом, мамочка! Потом! У меня экзамен завтра! Готовиться надо! А то я совсем учебу забросила. Сдам – и мы с тобой поговорим! Обязательно! Светлана хотела было сказать, что не терпит разговор, но Наташки уже и след простыл. Ускакала к подружке готовиться к экзамену. Один, другой, третий… Наташе не надо было переживать о том, сдаст она экзамен или нет. Училась она всегда хорошо. Да и голова была другим занята, а потому экзамены летели мимо, без особых волнений и на такой скорости, что казалось, время вовсе забыло о том, что у него есть какие-то рамки. Но вот уже все сдано, результаты объявлены, и Наталья обнимает маму, которая сжимает в руках коробочку с золотой медалью. - Это тебе, мамочка! - Доченька, собираться надо… - Куда? - А, поступать? Ты же врачом стать хотела! - Передумала, мам! Я замуж выхожу! – Наталья смущенно зарделась, обнимая мать. – За Сашу… - Он, что же, позвал тебя уже? - Да… Нет… Ой, мам, да какая разница! Все же и так ясно! - Нет, Наташа! Ничего не ясно! Имел бы он такие намерения, давно бы уже пришел в дом к нам, как положено, и попросил руки твоей у меня и у деда. - Все будет, мама! Дай только срок! Светлане хотелось кричать, что сроки уже давно все вышли и минутки лишней нет! Упустит сейчас время свое Наталья, и все – пиши пропало! Жалеть потом будет да каяться, а толку?! - Дома поговорим, - не стала портить праздник дочери Светлана. – На спокое… - Хорошо, мам! А только не вышло у них разговора. Ничего не захотела слушать Наташа. - Люблю его, мамочка! Люблю… Неужели ты меня не понимаешь?! - Все понимаю! Сама молодой была! Потому и знаю, что ждет тебя, если ты голову сейчас не включишь и не подумаешь о том, что дальше будет! Если это любовь, Наталка, то она все вытерпит и всего дождется. Любит тебя Саша? Хорошо! Пусть так! Тогда пусть даст тебе возможность получить образование. Пусть едет с тобой в город, работает и поддерживает тебя. И тогда ты поймешь, что для него твои желания не пустой звук. - Не хочет он, мам… Говорит, что и здесь мы хорошо проживем. Дом есть. От деда ему достался. Работа тоже найдется. Ребенок появится – поженимся… - Э, нет, доченька! – возмутилась Светлана. – Кто же лошадь позади телеги ставит?! Что это еще за разговоры? Неужели я для того тебя растила, чтобы кто-то тобой пользовался вот так?! Скандал, слезы, непонимание… Изо дня в день снова и снова. Опускались руки у Светланы. Что делать? Может, дать дочери набить себе все те шишки, которые ждут своего часа? Пусть ошибется, и сама придет к матери, ища защиты и поддержки? Или все-таки запретить, увезти, закрыть на сто замков и засовов, чтобы не смогла вырваться и натворить того, что исправлять потом всю жизнь придется?! Так ведь не простит… Все равно винить будет не кого-то, а мать… Нет ответа. Мечется Светлана, а как быть не знает. Но судьба и тут не дремлет. Смахивает слезы с материнской щеки, любуется на улыбку спящей Натальи, а потом тянет из букета, оставленного чьей-то заботливой рукой на подоконнике девичьей спаленки, ромашку. - Любит – не любит, плюнет – поцелует, к сердцу прижмет – к черту пошлет… Любит – не любит… Вздрогнет, просыпаясь Наталья, когда очередной букет ляжет на ее подоконник, выглянет в окошко и замрет, узнав того, кто махнет через забор в соседний двор. И все встанет на свои места. - Мама, собираться надо! – пришлепает Наталья босиком на кухню. - Куда, доченька? – испуганно ахнет Светлана. - В город. Учиться! - Слава тебе, Господи! Одумалась! – не сдержит слез Света. – Но как же… - Любовь не начинается с обмана, так, мам? Ты сама мне это говорила! – обнимет мать Наталья. - Так… И кто же тебя обманул, родная? – похолодеет все внутри у Светланы. - Сашка. Он мне с самого начала врал. А я верила… Светлана обнимет дочь в ответ, баюкая, словно маленькую. - А как поняла, что врет он тебе, Наталка? - Он сказал, что ромашки – это его рук дело. Мол, каждое утро уходит он в поля, чтобы успеть порадовать меня… А, оказалось, что это вовсе не он мне букеты носил… - А кто же? – ахнет Светлана. - Гриша Смоляков. Сосед наш. Я его утром видала. А потом спросила прямо – его ли ромашки. А он скрывать не стал… Ничего не ответит Светлана. Поцелует дочь, и достанет видавший виды чемоданчик, чтобы помочь собрать вещи. А спустя несколько лет выдаст дочь замуж за того, кто все оставит и уедет вслед за Натальей в город, чтобы быть рядом и помочь исполнить свою мечту. - Гриша, сынок, где жить думаете? В городе? Там все-таки возможностей больше, да? Или сюда, в поселок вернетесь? – спросит она у будущего зятя, когда тот придет свататься. - Домой вернемся, мам-Свет. Нет в городе таких ромашек, как Наташка моя любит… Автор: Людмила Лаврова.

Погружённая в грустные мысли Юля схватилась за ручку подъездной двери и тут же пожалела об этом. Холодный металл больно обжёг пальцы. Дверь выскользнула и вновь заблокировалась. Сосед с первого этажа - излишне активный дедулька постоянно жаловался на слабый доводчик и, похоже, его просьбы были услышаны. Теперь дверь с трудом открывалась и мгновенно захлопывалась. Юле захотелось взвыть от досады. -Позвольте, - раздался за спиной приятный мужской голос. Незнакомец разблокировал дверь и распахнул её максимально широко. -Проходите, - кивнул он. - И давайте, помогу вам. По-соседски. Мужчина легко взял из рук Юли сумки. Впрочем, женщина отчего-то не особо сопротивлялась. -Вы - наш сосед? - спросила она. - Давно? -Года два уже, - улыбнулся мужчина. -Правда? - искренне удивилась Юлия, нажимая кнопку вызова лифта. - Я раньше вас не видела. Мужчина насмешливо вскинул брови. -Мы с вами частенько видимся, - напомнил он. - Почти каждое утро. В лифте. Юля растерялась. Лицо соседа казалось ей совершенно незнакомым. Не могла же она два года здороваться с человеком и ни разу на него не взглянуть? Или могла? Сосед жил на этаж выше. Он донёс сумки до Юлиной квартиры, попрощался и поднялся по лестнице к себе. Женщина задумчиво посмотрела незнакомцу вслед. До сегодняшнего дня она действительно не знала, кто живёт в квартире над ними. *** Долгожданный выходной начался с раннего звонка на телефон. С трудом распахнув глаза Юля схватила гаджет и, не глядя в экран, ответила. Звонил бывший муж. У Николая была отвратительная привычка звонить исключительно по утрам и исключительно в её выходной. -Я хочу видеть свою дочь, - сходу заявил мужчина. -Видь, - равнодушно отозвалась Юля. Николай стабильно появлялся в жизни Юлии и Марьяши раз в пару-тройку месяцев. Всегда неожиданно и, как обычно, не очень вовремя. Он бессовестно врывался в их повседневную жизнь, переворачивал всё вверх дном, а потом вновь исчезал. О существовании его напоминали лишь крохотные алименты, поступающие на счёт Юли. -Приеду сегодня, - поставил в известность Николай. -Мы сегодня едем к моей маме. Давно планировали. Приезжай туда, - попросила женщина. -Я не согласовывал никаких поездок, - возмутился Николай. - Помнишь, что решил суд? Я имею право видеть дочь по выходным! А сегодня суббота и я буду в три. После этого мужчина отключился. По хорошему бы взять Марьяшу и всё равно уехать. Пусть нерадивый папаша барабанит в дверь хоть до самого вечера. Только Юля так уже пыталась делать. Николай не просто барабанил и обрывал ей телефон. Он сразу звонил в органы опеки, полицию и МЧС. Требовал спасти дочь, вскрыть дверь и т.д. Потом Юле приходилось долго объяснять где она была, что делала и почему не предупредила законного отца. Сотрудницы органов опеки знали её в лицо и, приходя с очередной проверкой, пожимали плечами. Мол, всё знаем-понимаем, но на сигнал отреагировать обязаны. В квартире Николай, если находил пыль и пятнышко на плите, спешил делать фото. После тряс картинками перед защитниками детских прав и требовал разобраться. Юля побаивалась Николая. Она, вроде, понимала, что его перфомансы заканчиваются ничем, а угрозы отнять дочь - это просто слова, но расхлёбывать последствия всё равно неприятно. Сколько ещё будет продолжаться эта бессмысленная борьба? Когда бывший муж перестанет мстить? Она ведь не ушла к другому, не предала его, никак не обидела и не подставила. Это у него завязались милые отношения с секретаршей шефа. Это ему присылали томные смс. Это он трижды не приходил ночевать домой. А на развод, да, подала Юлия. Развалила семью по.д.лая женщина. Эту версию Николай озвучивал друзьям, коллегам и знакомым. Юля сидела на кровати и молча смотрела в стену. Совсем скоро начнётся третий год её странного существования в одиночестве. Город морозным утром так приветливо светел. И елка в углу засияет, если подключить её к сети. Только вот праздничное настроение что-то запаздывает. Наверное Юля его просто не ждёт. Женщина поднялась и пошла варить кофе. Она успокаивала себя, что переживёт сегодняшний визит бывшего мужа. Потом Николай вновь пропадёт. Появится, вероятно, уже в новом году. Юля включила маленький телевизор. Под задорный голос ведущей утреннего шоу она приготовила тосты. Может выставить Николая? Будет, конечно, большой скандал, но... Над головой раздался глухой удар. Сосед что-то уронил на пол. Надо же, раньше Юле казалось, что в квартире над ними никого нет, а теперь сосед вдруг стал каким-то громким и очень заметным. Женщина некоторое время изучала потолок, прислушивалась. Больше он ничего не ронял. Юля накинула халат, вышла из квартиры и поднялась на этаж выше. Идея, появившиеся в её голове, была весьма странной. Наверное, если бы не одномоментная злость на Николая, она бы никогда не решилась такое сделать. Сосед открыл дверь почти сразу. -Я уронил кружку, - сразу объяснил он. - Было громко? Прошу прощения. -Дело не в этом, - покачала головой женщина. - Я хотела вас попросить об одной услуге. -Уже интереснее, - улыбнулся мужчина. - Слушаю. Набрав побольше воздуха в легкие, Юлия выдала: -Вы могли бы стать моим мужем? -Так сразу мужем? - сосед приподнял одну бровь. - Может, для начала познакомимся? -Это на один вечер, - объяснила Юля. -А, ну тогда, да, - кивнул мужчина. - Знакомиться не обязательно! Юля засмеялась, а потом внезапно погрустнела. -У меня ситуация...Я... В общем, это для бывшего мужа. Он думает, что я никому не нужна, поэтому постоянно врывается в мою жизнь и топчется по ней грязными сапогами. Ко мне проверки из органов опеки как на работу ходят. А я нормальная мать, правда! Просто... Просто, он, в общем-то прав, и я действительно никому не нужна и никто за меня не заступится. И я... Я подумала, что если он увидит, что я не одна, то перестанет... -Я согласен, - кивнул мужчина, не дав ей договорить. -Согласны? - уточнила Юля. -Да, - подтвердил он. - Я знаю вашу ситуацию. Заботливые тётушки из органов заглядывали несколько раз, спрашивали, не замечаю ли я чего-то странного за вами. Потом соседки поделились подробностями. Юля опустила голову. Да уж, её история для соседей не новость. Они уже устали уверять проверяющих, что дочь у Юли не голодает, не кричит, не плачет и хорошо одета. -Я, кстати, Павел, - представился мужчина. -Юля, - улыбнулась в ответ женщина. *** Смех на кухне прервала очередь дробных нетерпеливых звонков. Юля напряжённо взглянула на Павла. -Я открою, - сказал он, поднялся со стула и вышел в прихожую. Замок щёлкнул. На пороге стоял Николай. -Вы кто? - спросил он. -Муж Юли, - без тени смущения соврал Павел. - Сейчас она Марьяшу соберёт и пойдёте гулять. -Куда гулять? Я думал мы дома посидим, - недоумевал бывший муж. -Нет, я против, - пожал плечами Паша. -В смысле? -В прямом. Не хочу видеть бывшего своей жены в моей квартире. Жди на площадке. Павел уже хотел закрыть дверь, но Николай, выставив ногу вперёд, помешал ему. -Там моя дочь! Имею право её видеть хоть каждый выходные, - крикнул он. - Так по закону написано! -Имеешь, никто не спорит, - согласился Павел. - Только я не помню, чтобы в законах где-то было написано, что свои права ты получаешь на территории жены. Жрешь из её холодильника и лазишь по её шкафам. Давай будем это заканчивать. -Я не... -И кстати. Ещё раз ты своим звонком меня разбудишь - пеняй на себя, - добавил Павел. - Звонить строго после десяти утра и не позднее девяти вечера. Юля прислушивалась к разговору двух мужчин. Больше всего она боялась, что Николай устроит драку. Неудобно бы получилось перед Пашей. Но он даже спорил не особо рьяно. Видимо, ругаться с женой проще, чем с её новым двухметровым мужем. -Через четыре часа ждём обратно. Нам ещё к маме ехать, - напомнил Паша. Дверь за Николаем и Марьяной захлопнулась. -Что-то я переживаю, Паш, - вздохнула Юля. - Не нужно было их вдвоём отпускать. Вдруг он... -Не думаю, - ответил мужчина. - Через час устанет и приведёт домой. Так и случилось. Николай был совершенно не готов к общению с дочерью один на один. Он попросту не знал, что делать с девочкой, поэтому спустя полтора часа уже стоял на пороге Юлиной квартиры. -Быстро вы, - улыбнулась женщина. -Холодно там, - соврал Николай под строгим взглядом Павла. Как только они остались с бывшей женой в прихожей вдвоём, мужчина стал выговаривать Юле, что муж новый у неё грубиян. И он, Николай, этого так не оставит. Будет жаловаться и везде писать. -Пиши, - равнодушно ответила Юлия. -И на мужика твоего напишу! -Пиши. -И на тебя напишу! -Пиши. -Где ты его только нашла?! - возмутился Николай. - Неотёсанный хам какой-то... *** Юля ждала, что к ней вновь нагрянут проверяющие, но вот уже неделю было тихо. В субботу Николай не позвонил. И в воскресенье тоже. Сообщений в мессенджерах не присылал. Неужели неинтересно стало? Похоже не одинокую и не слабую бывшую жену мучить вовсе не так весело. Юля с горечью подумала, что когда-то любила этого человека. Раньше он таким не был. Или был? Кто-то нажал на кнопку вызова лифта. Юля вернулась в реальность. Они с Павлом по традиции встретились на том самом месте, где она раньше его никогда не замечала. Мужчина нёс в руках живую ёлку. -С наступающим, - сказал Павел. - Как поживаете жена? -Спасибо, неплохо, - улыбнулась женщина. -Не достаёт бывший? -Не звонил, - рассказала Юлия. - Придёте сегодня? Вас Марьяна ждёт с подарком. Сама слепила зайчика. -Давайте лучше вы ко мне, - пригласил мужчина. - Ёлку будем наряжать! Юля улыбнулась. Лифт наполнил аромат морозной хвои. Она посмотрела на Павла, а тот в ответ на неё. Как она раньше его не замечала? И того, что Новый год совсем близко? Что перемены в жизни всё-таки случаются. И что настроение праздничное уже есть и всегда было? Оно внутри. Пряталось глубоко в душе, на самой нижней полке. Нужно лишь его достать, стряхнуть пыль обид, взаимных претензий и печальных моментов. И тогда оно расцветёт вновь. КОНЕЦ Всех с наступающим праздником! Спасибо за ваши лайки, комментарии и подписки! Автор: S.a.sha.

Даже когда в город учиться уехал, все равно как появится на выходные, так с очередной подружкой. Уж Маша его и ругала, и смеялась, и удивлялась, в кого он такой пошел – они с Борей, как начали дружить в десятом классе, так всю жизнь вместе и прожили. А тут пропал. И только отцу признался, что встретил девушку, на которой точно женится. Уж сколько они спрашивали, когда Вася ее знакомиться привезет, а он все потом да потом. - Хромая она у него, что ли? – смеялся Боря. – Чего он прячет её? - Знает, что она нам не понравится, – догадалась Маша. И оказалась права. Когда из машины вышла высокая и статная девушка с короткой аккуратной стрижкой, Маша с Борисом переглянулись и выдохнули – было видно, что девочка хорошая, не намалевана, как это сейчас у молодых принято, улыбается скромно, держит себя с достоинством. Но тут сын открыл дверцу с водительской стороны, пулей выскочил из машины и побежал открывать вторую переднюю дверцу. Оттуда вышла миниатюрная девушка на десятисантиметровых шпильках в коротком алом платье. Сын смотрел на нее таким затуманенным взглядом, что Маша только шикнула на мужа, который отчаянно пихал ее локтем вбок. - Мама, папа, знакомитесь – это Оксана. Девица снисходительно осмотрела Машин халат, скользнула взглядом по построенному Борисом дому и лениво произнесла: - А что, неплохие тут у вас хоромы. Вторая девушка оказалась подружкой Варей, которую Оксана захватила с собой, чтобы не скучать. Маша слышала, как муж один раз попытался намекнуть сыну, что, дескать, не ту девушку он выбрал, а сын на это ответил: - Красивая Оксанка, правда ведь? Сам не знаю, за что она меня только полюбила! Не понял Вася намека. Ну а что делать – выбрал, значит, выбрал, придется как-то жить. За ту неделю, что девушки у них гостили, Маша постаралась им угодить – кормила вкусно, по утрам, пока девушки спали, старалась не шуметь, замечаний не делала, хотя очень хотелось. Варя еще ничего, та и посуду за собой мыла, и все время вызывалась помогать, а вот Оксана... Эта словно на курорт приехала – всё ей подай и принеси, а сама и пальцем не пошевелит. Еще и сказала перед отъездом: - Как же я хорошо отдохнула! В следующий раз они увидели Оксану через месяц. На этот раз та приехала с мамой, про свадьбу договариваться. Мать у Оксаны оказалась такая же невысокая, худенькая, с подвижным лицом и длинными неухоженными волосами. Стопки у нее летели одна за другой, и тут Боря опять ткнул Машу под столом – сватья-то еще похлеще Оксанки, которая к спиртному даже не притрагивается. - Неужели беременная? – заподозрил Боря, шепнув Маше на ухо, который не мог представить, что можно вот так сидеть за столом и ни одну стопочку не принять. Если бы не Маша, он бы от сватьи не отставал, конечно. - И хорошо, если так, – ответила Маша. – С внуками понянчимся, сам знаешь, как я об этом мечтаю. Наконец, перешли к делу, и сватья произнесла заплетающимся языком: - Как говорится, у вас товар, у нас купец. Ой, то есть, наоборот. Ну, вы меня поняли. Оксана у меня девочка видная, у нее знаете сколько ухажеров? Какого захочет, такого и выберет! Поэтому я к чему? Имейте в виду, что я платить ни за что не буду! И так вашему сыну вон, какая жена достается. Платье я ей справлю, тут можете не переживать, я же швея! Ну а что, я хорошо шью, да я саму Пугачеву в свое время обшивала! Туфли тоже найдем. А банкет за ваш счет. Маша и Боря переглянулись. - Ну, за наш, так за наш, – крякнул Боря. И тут Оксана, которая сегодня вела себя не так вызывающе, пролепетала: - А мы не хотим банкета. Мы хотим расписаться и в Турцию поехать. На лице сватьи проступило недовольство: - Как без банкета? Что я людям скажу? Маша поспешила сгладить назревающий конфликт: - Да, конечно, пусть дети летят и отдыхают! Сейчас никто уже эти банкеты не делает! Она надеялась увидеть хотя бы намек на благодарность в глазах Оксаны, но девушка только скривила губы. - Ну, тогда Турцию пусть жених оплачивает, – обиженно произнесла сватья. – А я, между прочим, платье уже начала шить... Отношения у матери и дочери были натянутые, Маша это сразу поняла, и все выходные чувствовала себя как на пороховой бочке. Сватья уезжала довольная и обещалась обязательно еще приехать в гости, а вот Оксана хмурилась и даже поругалась с Васей, из-за чего он сильно расстроился. И что-то подсказало Маше – то ли еще будет... Молодые расписались и тут же улетели в путешествие. На регистрацию позвали только самых близких, так, несколько друзей и родственников. Сватья пришла уже поддатая и так на шампанское налегала, что в итоге чуть не подралась с охранником в супермаркете, куда решила забежать за добавкой. Оксана расквасилась, Маша попробовала ее утешать, назвав дочей, а та крикнула в ответ: - Какая я вам доча! Давайте сразу договоримся – никакого панибратства! Мать у меня есть, пусть алкашка, но какая есть. А вам надо было самой себе дочь рожать, раз так хочется! Две мертворожденные дочери Маши лежали в могилах, поэтому слова невестки обожгли ее словно раскаленных железом. Она сдержала слезы, ничего не сказала, но на душе стало тяжко. Потому что накануне свадьбы сын вдруг сказал: - Мы решили к вам в деревню перебраться. У Оксаны слабое здоровье, ей нужно больше на свежем воздухе бывать, да и вообще – мы хотим, чтобы дети на природе росли, а не в каменных коробках. Будь у сына любая другая невеста, Маша бы только обрадовалась, но вот как ужиться с Оксаной, она не знала. Борис так вообще за сердце схватился. - Сживет она нас со свету, Маруся, на дом позарилась, вот увидишь! Дом Борис сам построил и страшно им гордился, а Оксане дом сразу приглянулся, еще в первый приезд, особенно просторная комната с террасой, которая была спальней у Маши с Борисом. - А как же твоя работа? – спросила Маша у сына. Сын, золотой медалист, окончил Политех и устроился на хорошую должность. - Посмотрим. Буду ездить. Ну, может, иногда в городе оставаться, а на выходные домой, в деревню. - А Оксана твоя, что делать будет? Тут глаза сына загорелись гордостью. - Мам... Оксана запретила пока всем говорить, но мы это... Ребенка ждем. Два месяца уже срок. Так что будет ей, чем заняться, не переживай. Тебе будет помогать по дому и по хозяйству, она, знаешь, какая у меня талантливая, все на лету схватывает! Выделили им Васину комнату, ремонт там сделали, обои новые поклеили. Но, как Маша и ожидала, с молодыми оказалось не сильно просто жить. Сын уставал мотаться туда-сюда, а стоило ему в городе остаться, Оксана принималась допекать его, когда приедет. Маше сына было жалко, это что же за жизнь такая, каждый день по четыре часа в дороге! Но сказать Оксане ничего не могла – беременность проходила непросто, даже в больницу предлагали лечь, но та отказалась. По дому она ничего не делала, только лежала и книжки читала. А перед родами сын подошел к матери и, опустив глаза, спросил: -Мам, может, вы уступите нам свою комнату? А то родится сын, тесно в ней будет. Он ни слова не сказал о том, что это Оксана так захотела, но Маше это и так было понятно. Боря, конечно, принялся возражать – какое тесно, отличная комната, просторная, не такая большая, как у них, но все равно... Но Маша уговорила его – не хотела она, чтобы молодые ругались, а какая, по сути, разница, в какой комнате жить? - Я тебе говорил, – сказал на это Боря. – Выживет она нас. Илюша родился на месяц раньше срока, долго лежал в реанимации, Вася весь извелся, смотреть на него было страшно. Когда Оксану с ребенком выписали, лучше не стало – ребенок все время плакал, а никакую помощь Оксана не принимала, говорила, что сама со своим ребенком справится. Почему-то Маша считала, что с таким характером Оксана и ребенка скинет на них, но тут она ошиблась – невестка оказалась из того типа матерей, которые ни на секунду своего ребенка от себя не отпускают. - Ну, отдохни хоть немного! – умоляла её Маша. – Давай я Илюшу на руках поношу, а ты поспи! - Отстаньте от меня! – кричала Оксана. – Я мать, ребенку мать нужна, а не бабушка! Всё дошло до того, что Оксана стала требовать у Васи отдельный дом. Как оказалось, Боря ошибся – их дом Оксане был не нужен, она и правда хотела из города уехать. Вот только почему, непонятно. И почему от них хочет съехать – Маша вроде не сильно и вмешивалась, ну, дала несколько советов, так дельных же советов! И чего так переживать? Еще и сватья несколько раз приезжала, и каждый раз это заканчивалось жутким скандалом – уж та не церемонилась и объясняла Оксане, что та все делает неправильно. - Тебе-то откуда знать? – кричала Оксана. – Ты меня сразу бабушке сдала, как я родилась! В итоге Оксана запретила матери приезжать, но они и по телефону умудрялись ругаться. Тут еще одна беда случилась – Васю уволили. Что-то там случилось, он не захотел объяснять, только Боря из него с трудом вытянул, что сын не захотел какие-то левые махинации проводить. Молодые ругались, Маша хваталась за сердце, Боря втихую прикладывался к коньяку, за что получил от Маши нагоняй. Непонятно что ему помогло – коньяк или нагоняй, но тут Боре пришла идея, как разрешить эту сложную ситуацию. - Давай мы с Васей поедем на вахту? Помнишь, я же хорошо зарабатывал, и дом на эти деньги построил. Так вот – позвоню-ка я Николаевичу, может, он нас возьмет с Васькой? Ну а вернемся, построим дом для молодых. Маше эта идея не очень понравилась, но сын загорелся, видимо, хотел жене своей доказать, что способен ее обеспечить. - Ты же пропустишь самые важные моменты! – возмутилась Маша. – Первое слово, первый шаг... Да он тебя знать не будет! - Мам, ну что поделать, если так получилось. Ты это, Оксане только не говори, но у меня два кредита еще – за путешествие и за машину, не тяну я, понимаешь? А там хорошие деньги обещают. Конечно, Боре она все рассказала, а тот, оказалось, и так знает, она по глазам его поняла и устроила ему разборки, почему он ей ничего не сказал. - Так это мужские дела, Маруся, вам, женщинам, нечего о деньгах беспокоиться. Маша думала, что без мужчин они с Оксаной как-то наладят отношения, но не тут-то было – та или сидела в комнате с сыном, или по телефону болтала, стоило ему заснуть. Машу она не слушала, говорила, что сама знает, как ей жить. Вся жизнь Оксаны как на ладони у Маши была – та звонить почти всегда из комнаты выходила, Илья очень чутко спал, боялась его разбудить. Болтала она в основном с Варей, с Васей, конечно, но это вечерами, когда он работу заканчивал. Иногда звонила мать Оксаны, и тогда Оксана нервничала и в основном ругалась с ней. Но в тот раз Маша не поняла, кто позвонил Оксане – та в основном молчала и слушала, задавая короткие уточняющие вопросы. А потом внезапно закричала: - Ну почему ты вечно портишь мне жизнь! Все, не звони мне больше! После разговора по телефону Оксана закрылась в комнате и не выходила. Маша испугалась – не случилось ли чего с Васей? Позвонила ему – нет, все в порядке. - Ты там ничего, случаем, не натворил? – с подозрением спросила она. – Имей в виду, если ты там интрижку заведешь, отец мне сразу расскажет! - Да ты чего, мам? - Ничего! Ты Оксану не обижай, она девочка хорошая. - Ну, с чего ты взяла, что я ее обижаю? Мы работаем тут, мам, понимаешь, работаем! И я, и папа. Сама же говорила, что нам надо свой дом, вот вернемся и будет на что строить. Некогда нам тут глупостями заниматься. Пришлось звонить мужу на всякий случай, но тот подтвердил, что Васька ведет себя прилично. Маша забеспокоилась – если не в Васе дело, что тогда? Подкралась на цыпочках к комнате, прислушалась. Ничего. Осторожно постучала в дверь. - Оксана... Ответа не последовало. Тогда Маша открыла дверь, заглянула. Девушка лежала на кровати, вся в слезах, ребенок заснул у нее под боком. Маша прошла, села на краешек и спросила: - Ну, чего у тебя случилось? Невестка бросила на нее отчаянный взгляд. - Мама ногу сломала. - Батюшки мои! Как сломала, когда? - Да откуда я знаю! – со злостью выкрикнула она, так что Илюша закряхтел во сне, забеспокоился. – Это она специально, не хочет, чтобы у меня нормальная жизнь была! Она уже столько отношений мне испоганила, нарочно, чтобы только я с ней осталась. - Ты чего, милая! – испугалась Маша. – Да разве хочет она чего испортить! - Хочет! Хочет, чтобы я к ней сейчас приехала ухаживать. Будет водку пить, а я у нее на побегушках, как обычно! А потом еще что-нибудь придумает, чтобы меня не отпустить. Да и вообще – как я Илюшу туда повезу? У нас там окна деревянные, заклеивать она никогда не давала, говорит, воздуха ей не хватает! Вот пила бы меньше, и всего хватало! Решение пришло быстро, как-то само получилось. - Давай я поеду. Оксана даже плакать перестала. - Как это? - Ну, вот так. Не знаю только, как ты тут одна справишься. Надо же и печку топить, и за животными ухаживать. Так что смотри, если получится у тебя – могу я поехать. Уже сказав эти слова, Маша поняла, что глупость сморозила – ну как эта городская белоручка одна справится? Еще и зимой? Но Оксана внезапно ответила: - А что тут справляться. Я до десяти лет у бабушки жила в деревне, пока мать личную пыталась устраивать. Зря старалась, он её все равно бросил. А она запила и... Оксана замолчала, поджав свои пухлые губки и всем видом демонстрируя осуждение. Зоя согласилась и корову доить, и так помогать, чем нужно будет – одной с младенцем на руках сложно, по себе знает, так что пусть Маша будет спокойно, невестка её под присмотром будет. Оксана смешная такая, ходила за Машей с тетрадкой и ручкой, все ее указания по пунктам записывала. Особенно про цветы – у Маши все подоконники были уставлены редкими сортами, и многие вот-вот должны были расцвести. «Погубит она мои цветочки», – с грустью подумала Маша. Сватья ей обрадовалась, правда, принялась жаловаться на бессердечную дочь, которую растила-растила, а она не может приехать за матерью больной ухаживать. Маша эти жалобы пресекла на корню, указала сватье на грязь в квартире и сквозняки. - Ты сюда, что ли, внука нашего хочешь привезти? Это совсем не дело. Порядок наводить Маша любила, так что через несколько дней квартира у сватьи сияла. Окна она малярным скотчем заклеила, только форточки оставила, с ними воздуха предостаточно будет. Бутылки из квартиры все вынесла, а новых покупать сватье не давала. Та, конечно, возмущалась, но Маша умела быть строгой. Обошла соседей, чтобы найти кого-нибудь ответственного, кто сможет продукты сватье покупать да в больницу водить. За деньги, конечно, кто это бесплатно будет делать. В общем, пока суд да дело, почти две недели прошло. Оксана звонила каждый день, тысячу вопросов задавала – где то, где это, чем кастрюли чистить, из какой лейки по средам цветы поливать. Про мать не спрашивала, но Маша сама ей подробно рассказывала, и трубку сватье пихала, чтобы та на трезвую голову с дочерью поговорила. Они все равно ругались, никак их мир не брал. Соседку добрую Маша нашла, та как раз не работала, и деньгам рада была хоть каким, а сватью даже знала, когда та на заказ шила, платье у нее заказывала. - Никакого спиртного ей, поняла? – строго наказала Маша. - Да поняла я! Вы молодец, правильно, она ведь хорошая женщина, шьет вон как хорошо – дочке моей на выпускной платье шила. Оставалось только унитаз наладить – бачок протекал, и по ночам спать было невозможно от этого журчания, приходилось воду перекрывать. Маша вызвала сантехника, и тот починил все в десять минут. - Неужели сложно было давно это сделать? – опять попеняла она сватью. – Тут дел-то, быстрее, чем картошку сварить! - Мужской руки в доме не хватает, – заметил сантехник, поправив покосившуюся полку. – Не женское это дело, бачки чинить. Домой Маша ехала с замиранием сердца – Зоя явно темнила, не договаривала всего, а уж сама Оксана и тем более не признавалась, что она там натворила. Про себя Маша перечисляла самое страшное: сожгла мамину скатерть с вышивкой, загубила цветы, погреб заморозила... Готовила себя внутренне, чтобы не сильно расстраиваться. Но дома оказалось все нормально – чисто, убрано, пирогами пахнет. Оксана смотрела на нее с вызовом, а еще, будто с надеждой какой-то. - Умница какая! – похвалила ее Маша. – Какой порядок в доме, повезло моему Васе с женой. Пироги, правда, как потом оказалось, пересоленные были, но это ничего. Зато орхидеи зацвели, словно знали, что именно сегодня Маша приедет. Когда она пошла в свою комнату, чтобы переодеться с дороги, Оксана ее остановила. - Погодите. Пока вас не было, мы с Зоей тут кое-что поменяли. Я решила, что мы будем в старой комнате жить, там теплее. Сказала и покраснела. Маша посмотрела на Оксану с интересом. И что такое с девочкой происходит? Конечно, первым делом Маша с внуком нанянчилась, сильно она по нему соскучилась. Потом и пироги отведала, и сыну с мужем позвонила – доложила, что дома все хорошо и Оксана оказалась отличной хозяйкой. - А что я тебе говорил! – обрадовался сын. – Самая лучшая у меня жена! Рано Маша радовалась положительным переменам в поведении Оксаны – иногда та, как и раньше, оставляла на столе грязную посуду, иногда огрызалась, если Маша замечала, что мальчик слишком легко одет. Но всё равно, после этой поездки жить они стали лучше – Оксана как-то призналась, что и не думала, что вести хозяйство так сложно и что на самом деле ей Зоя сильно помогала. А потом еще много что рассказала, в основном про мать свою, которая в школе и перед друзьями её позорила. - Я, вообще-то, мечтала о пышной свадьбе, – призналась она. – Но побоялась, что она все там испортит. Вместе с тем с матерью она теперь говорила чаще и почти не ругалась, Маша это заметила и порадовалась – видимо, той сломанная нога на пользу прошла. Но оказалось, что это не нога. - Вы представляете, мама мужчину себе завела! – сообщила однажды Оксана, округлив глаза. – Говорит, сантехник местный. А я не знаю, радоваться мне или смеяться. Маша вспомнила невысокого мужчину с густыми усами и улыбнулась: - Радоваться. Что ж ей все одной куковать. Оксана помолчала, а потом вдруг сказала: - Я и не думала, что одной так сложно. Васи три месяца всего нет, а я уже извелась вся. А мама всегда одна была. - Ты не одна, – сказала Маша. – У тебя я есть. Мы же не чужие люди. Оксана ничего не ответила. Но вечером, когда Илюша опять долго не мог уснуть и плакал, пришла к Маше и сказала: - Может, покачаете его? Сил уже нет, руки просто отваливаются. Маша аж дыхание затаила, боялась сглазить. Взяла внука и с удовольствием носила его на руках, пока он не уснул. С того дня все пошло по-другому. Так, как Маша всегда и мечтала. А когда Вася с Борей вернулись, Оксана заявила, что не хочет новый дом, ей и здесь хорошо. - Что у вас тут случилось? – удивился Боря. А Оксана посмотрела на Машу, улыбнулась и сказала: - Ну а что? Мы же не чужие люди... Автор: Здравствуй, грусть! Хорошего дня читатели ❤ Поделитесь своими впечатлениями о рассказе в комментариях 🎄

Маленького Васю воспитывали мимоходом: подзатыльник за "двойку" или замечание, деньги на мороженое или игрушку, когда всё хорошо. Все переживания и сомнения мальчик носил в себе. Нет, он не обижался на родителей, совсем даже. И сейчас отношения у них хорошие, но Василий по-прежнему никакими проблемами старается не делиться. Пусть думают, что всё у него хорошо. А Алинка не такая. Это Катя его научила слова детские слушать внимательно и не отмахиваться от дочери. Сама так делала, и он привык. Поэтому девочка пока рассказывала им всё, и с родителями ей было весело и интересно, не хуже, чем со школьными друзьями. И традицию вместе новогоднюю ёлку наряжать придумала Катя. Вернее, не придумала, а словно перенесла из собственного детства. - Когда я только родилась, - рассказывала она, - на первый Новый год, моя прабабушка подарила маме очень красивые новогодние игрушки. В коробочке лежали три ангела. Мама решила, что один будет мой, другой папин, а третий её. И тогда же, когда уже нарядили ёлку, на самый верх повесили эти игрушки, все три. Каждый своего ангела. Моего моей детской ручкой, конечно же, вешал папа. С тех пор каждый год мы всегда в завершении это делали. Выбирали день и наряжали ёлку все вместе. Каждый размещал на ветке своего ангела. Однажды я попала в больницу с аппендицитом прямо под Новый год, и врачи никак не отпускали меня домой. Мама и папа сами украсили ёлку, и потом мама каким-то чудом уговорила врача, чтобы он разрешил забрать меня из больницы. Я увидела наряженную ёлку и расплакалась. Но мама достала ангелов и сказала, что без меня они не могли их трогать. Папа взял меня на руки, и снова каждый ангелок оказался на своём месте, на еловой ветке. Даже в старших классах они ждали меня с дискотеки, чтобы не нарушать традицию. Только папа на руки уже не брал. А потом я уехала учиться в Москву. И в один из праздников не смогла взять билеты домой. Их вообще не было. Позвонила родителям, они, конечно, расстроились, но как могли успокоили меня, велели, чтобы я весело отметила праздник в своей компании. А буквально за два часа до отправления поезда вдруг появился один билет, наверное, сдал кто-то. Вещи у меня ещё стояли собранные. Я подхватила сумку и бросилась на вокзал. Еле успела. Родителям решила не звонить, чтобы они не переживали за меня в дороге. Приехала, не выдержала и позвонила уже почти от самого подъезда. Сказала, что скучаю по ним, спросила, что они делают. Мама призналась, что они тоже очень скучают, хотели даже не наряжать ёлку в этом году, раз я не приеду, но вот в последний момент передумали и сейчас как раз украшают. - Ангелов, Катюша, папа даже доставать не стал. Ты не волнуйся, традицию мы нарушать не будем. - Конечно, не будем. - Ответила я и позвонила в дверь. Мы опять надели серебристые петельки на ветки, каждый свою. - И теперь так делаете. - Весело сказала Алина. - Я знаю, мне бабушка рассказывала. И ангелочков ваших я каждый год вижу. Пап, а ты? Что у тебя с дедушкой и бабушкой было? - Я? - Василий смутился. - Ну, у меня в детстве ничего такого не было. У нас по-разному выходило. Когда-то ёлка была, когда-то не было. Но вот тётю твою, Полину, я однажды заставил поверить в Деда Мороза. - Я тоже верила. - Засмеялась Алинка. - Почти все дети верят безоговорочно, а вот тётя Полина с малых лет была скептиком, да ещё каким. Всех артистов, играющих Деда Мороза, разоблачала на раз. Мне тогда было десять, а ей пять. И решил я подшутить над ней, разыграть. Набрал какой-то телефонный номер, трубку поплотнее рукой прикрыл, чтобы ей длинных гудков не слышно было, и говорю. - Алло, а это Дед Мороз? И вдруг мужской голос в трубке. - Алло. Я растерялся, испугался даже. Хотел уже трубку повесить. А Полина у меня её из рук выхватила и как закричит. - Дедушка Мороз, это правда ты? - Я. - Отвечают в трубке. - А ты кто? - Я Полина. Слышу, что теперь и она растерялась. А "Дед Мороз" продолжает. - Здравствуй, Полина. Ждёшь меня? - Не знаю. - Полинка стоит, чуть не плачет. - А ты подарок принесёшь? - А как же. Уже и мешок собрал. - А ты точно придёшь? Не забудешь? - Не забуду, жди. Под ёлку почаще заглядывай. С Новым годом тебя, Полина. - С Новым годом, дедушка. Тут я трубку отобрал, на рычаг положил, а она стоит, смотрит на меня, глазищи огромные. - Вася, это что, правда Дед Мороз был? - Конечно, - говорю, - а ты не верила. - А на самом деле, пап? - Да просто какой-то хороший человек, Алинка. Решил поддержать сказку и веру маленькой девочки в неё. - А у нас в школе психолог говорит, что нельзя внушать детям, что сказочные герои на самом деле есть. Надо сразу рассказывать, что подарки родители дарят. Иначе потом травма будет. - Я бы таких психологов к детям не пускала. - Тихо, чтобы не слышала дочь, прошептала Катя. - И что, Алин, была у тебя травма? - Василий подмигнул дочери. - Когда ты меня под ёлкой поймала? - Смешно было. - Девочка фыркнула. - Ты так растерялся. А я всё равно подарок уже до этого в вашем шкафу видела. А раньше, когда маленькая была, ну, просто интересно было. Нет, я бы не хотела, чтобы мне сразу всё рассказали. - А я родителям до сих пор подарки под ёлку кладу. - Улыбнулась Катя. - Всё равно здорово. - И мне кладите! - Решила Алина. - Только прячьте получше, чтобы всё равно сюрприз был. Вася поскользнулся, взмахнул руками. Подумал и, разбежавшись, прокатился по тёмной полоске льда. Весело. - Вась! - Раздался в трубке голос жены. - Ты далеко? - Уже не очень. - В магазин забежишь? Масло сливочное мне нужно и Алина сок попросила. - Забегу. Вы там без меня не начали? - Да ждём. Алинка уроки доделывает. - Хорошо. Ну я скоро уже. * * * * * После ужина наряжали ёлку. Василий в прошлом году новую купил. Пушистую, под самый потолок, когда уже шла распродажа после праздников. - Интересно, нам игрушек хватит? - Задумалась Катя. - А мы сначала пореже повесим, потом понятно станет. - Василий включил гирлянды, чтобы веселее было. - Красиво! - Оценила Алина. - Можно хоть совсем не наряжать. Но всё же провозились долго. Полюбовались своей работой. Алина по очереди посмотрела на родителей. - Мам, пап, мне рассказать кое-что надо. Про одного человека и про себя. Можно? - Конечно рассказывай, Алин. - Я с мальчиком одним подружилась, с Сеней Поповым. Мы из школы вместе ходим. Проект тоже делали вместе. Он мне нравится. - Это же хорошо. - Катя улыбнулась. - Ну да. Мы с ним недавно зашли в торговый центр. И я там одну вещь увидела, которая мне очень нужна была. Только я денег не взяла с собой. Попросила у Сени. Он сказал, что у него тоже нет. А она там одна была, и продавец отказалась отложить. Говорит, все сначала просят, а потом не приходят, а выручки и так нет. Василий слушал молча, а Катя подбодрила замолчавшую дочь. - А потом? - Я сбегала домой за деньгами, вернулась... А её уже нет. - Ты очень хотела эту вещь? Девочка кивнула. - Может быть, поищем в другом месте? Скажи нам с папой, что надо. - Дело не только в этом, мама. Я рассказала подружке. А Аня сказала, что, когда я ушла, Сеня вернулся и купил что-то там. - Так с вами ещё Аня была? - Удивилась Катя. - Не с нами. Она просто там была, случайно, наверное. И увидела. - Случайно. - Кивнул Василий. - Да, так иногда бывает. - Папа, дело же не в этом. Дело в том, что Сеня меня обманул. Сказал, что у него денег нет. А они были! - А ты не спросила об этом у Сени, потом, когда узнала? - Мягко поинтересовалась Катя. - Нет. - Алина горестно вздохнула. - Я сказала ему, что друзья так не поступают. И больше не разговаривала с ним. - Поссорились? - Уточнил Василий. Дочь кивнула. - А сегодня у нас в школе был "Тайный Санта", ну это, когда даришь друг другу подарки-сюрпризы, но кто подарил неизвестно. И мне подарили эту вещь. Я точно знаю, что это Сеня. Он для меня её купил. - Ты подошла к нему? Помирились? - Катя обняла дочь. - Нет. - На Алининых ресницах задрожала слезинка. - Стыдно было, что я плохо подумала про него. И Аня говорит, что он так делать всё равно не должен был. Мог бы что-то другое подарить. - Я бы таким Аням с малых лет языки укорачивал. - Чуть слышно пробормотал Василий. - А сама ты как хочешь, дочь? - Катя ласково, как в раннем детстве, дунула Алинке в макушку. - Сама как считаешь правильным поступить? - Я бы всё же извинилась. - Нерешительно сказала Алина. - Только Сеня меня, наверное, и слушать не будет. - Не попробуешь, не узнаешь. - Рассудила Катя. - А Сеня твой - мальчик не глупый. Знаешь, почему денег тебе тогда не дал? Потому что хотел именно подарить, а иначе ты бы долг отдала, правильно? - Конечно. - А ещё побоялся, что её и правда купят. Может быть, немного неуклюже он это сделал, но получиться должно было совсем иначе. Ты бы увидела, что вещь кто-то купил, огорчилась, а Сеня, раз - и сделал сюрприз. - Он ведь не знал, что за вами кто-то подглядывать будет. - Хмыкнул Василий. - Вася... - Остановила его жена. - Пап, но Аня там случайно была! - В этом, кстати, тоже ещё разобраться надо. Ну, ладно, молчу. Но Василий увидел, что Алина задумалась. - Алиночка, мы так много говорим об этой вещи. - Катя посмотрела на дочь. - А ты до сих пор не сказала, что это. - Сейчас. Алина ушла к себе и вернулась с продолговатой коробочкой в руках. Открыла. В ней, каждая в своём гнёздышке, лежали три изящные серебристые птички. Две побольше и одна маленькая. - Мама, я хотела, чтобы у нас, как и у вас с бабушкой и дедушкой, были свои игрушки. Тебе, папе и мне. И чтобы мы их так же каждый год вешали. - Теперь я понимаю, почему ты расстроилась. - Катя любовалась игрушками. - Я таких и не видела нигде. Ну что, повесим? - Мам, а можно я сначала с Сеней помирюсь? - Дочь нерешительно закрыла коробку. - А то на душе плохо как-то... * * * * * - Пап! Ты сегодня на работе задерживаться не будешь? - Не планировал. А ты чего это такая весёлая, дочь? С Сеней помирилась? - А как ты догадался? - Я же твой папа. Так, значит, сегодня у нас в планах зарождение новой семейной традиции? - Ага. Будем птичек вешать. Не опаздывай, ладно? - Уговор. Василий торопился домой, зная, что его очень ждут. А как же. Никуда не денешься, традиция. Автор: Йошкин Дом. Пишите свое мнение об этом рассказе в комментариях 👍 И ожидайте новый рассказ совсем скоро ☺

Дома и домишки скупались довольно быстро; кто-то ремонтировал купленный дом, а кто-то сносил старое жилище и строил на этом месте добротный особняк - на что средств хватало. Галя с Толей тоже переехали, купив небольшой домик, оставив квартиру дочери. Сделали ремонт, облагородили территорию. Зять привез из леспромхоза елочку - хозяева посадили деревце за оградой, рядом с палисадником. Сначала елочка болела, пытаясь привыкнуть к новому месту жительства. Хозяева ухаживали за деревом, переживая, примется или нет. Елочка принялась, хоть и росла медленно. В первую же зиму внуки нарядили игрушками, и в следующие зимы стало традицией на Новый год украшать и фотографироваться рядом с ней. Через два года елка немного подросла, летом вокруг дерева была лужайка из зеленой травы. Хозяева уже хотели небольшую скамеечку рядом поставить, как вдруг летним утром обнаружили, что елку спилили. Не было у дома лесной красавицы, обнаружили ее чуть поодаль возле мусорного бака. Понятно было бы, если на Новый год… но ведь лето на дворе! Вычислять вредителя даже не пришлось. Толя с Галей давно заметили недобрые взгляды соседки напротив. Зоя была их возраста, жила одна, иногда сын приезжал. Дом ей достался от родителей, и на этой улице она прожила всю жизнь. Приезжих, скупавших дома под коттеджи, не жаловала, так и говорила: - Понаехали тут. Чем ей не угодили новые жители, непонятно, но больше всех возненавидела соседей напротив - Толю с Галей. Ворчала, что больше всех мусора таскают в бак; однажды ведро своего мусора возле калитки соседей высыпала. Были выяснения отношений, которые не привели к взаимопониманию. И теперь очередной комок ненависти – спилила елочку под самый корешок. Охватили сомнения: а вдруг не Зоя? Но Толя сходил к соседке, спросив, зачем вандализмом заниматься. И та сразу проговорилась: - Хорошо живете, устроили тут загородный дом! Две машины во дворе! - Так это дети приезжают! Чем она тебе помешала? – пытался поговорить по-хорошему Толя. – Ребятишки радовались зеленому деревцу… - Ваши дети орут возле елки, отдохнуть не дают. - Так окна прикрой, не будет слышно. - Еще чего не хватало, чтобы я в собственном доме окна летом закрывала, уж лучше пусть ваши внуки при закрытых окнах дома играют. Видя, как возмущается соседка, Толя уже понял, кто с елочкой разделался. Дома рассказал жене, и Галя не могла понять, откуда столько злости в человеке. - От зависти, - сказал Толя. - А чему тут завидовать? Мы такие же пенсионеры, живем тут со своими болячками, радуемся, что воздух чище, да в огороде урожай можно выращивать. А самая большая радость – внуки, для них ведь елку посадили. Через неделю приехал зять, выгрузив из машины две небольших, симпатичных елочки. Хозяева сразу занялись посадкой. Одну елку посадили, а вторую Толя взял и понес к соседке напротив. Они уже решили с женой, что надо как-то налаживать контакт с Зоей, и решение было единогласным: елка в подарок. - На кой она мне сдалась? Да еще под окнами! – Недружелюбно встретила Зоя. - Ну, в огороде посади, пусть растет, красиво же. - Не надо мне ваших подачек! Толя, получив отпор, уже хотел идти домой, как вдруг увидел проходившую мимо бабу Катю – восьмидесятилетнюю соседку, жившую через дом от них. - Баб Кать, елку надо? – спросил Анатолий, не надеясь на согласие. - Раздаешь что ли? - Раздаю! - Возьму, Толик, возьму, - обрадовалась баба Катя, - воткну, да и пусть растет на радость мне и людям. - Тебе уже на тот свет пора собираться, а ты елку собралась сажать, - сказала Зоя, - ты и не дождешься, когда она вырастет. - А я и не горюю, - просто и без обид ответила баба Катя, - сколько вырастет, за то и спасибо. Может после меня добрым людям домик достанется, а у домика елочка растет - пущай смотрят, радуются, хозяйку прежнюю может вспомнят. Баба Катя была одинокой, сын еще в молодости умер, а внуков не было. Иногда только дальние родственники навещали. Елочку бабе Кате Толя и Галя посадили сами, а она только придерживала деревце. Рассказали, как поливать, обещали и сами поглядывать. А дома Галя напекла пирогов и хотела отнести Зое - попробовать еще раз подружиться со своенравной соседкой, но Толя остановил ее. - Не ходи, скажет, что пироги отравленные, с ней бесполезно. Лучше я ей скажу, что мы видеонаблюдение провели, и теперь вся территория возле дома просматривается. Камеру они, и в самом, деле установили; Анатолий потом сходил и предупредил Зою на счет камеры. Судя по выражению лица, понял, что сообщение подействовало на соседку, поняла, что теперь и в полицию могут заявить. Бывают случаи, когда зарвавшегося человека не могут остановить ни елочки, ни пироги. Только действенные меры. Вряд ли, теперь подбросит мусор к дому или елку спилит. Автор: Татьяна Викторова. Хорошего дня читатели ❤ Поделитесь своими впечатлениями о рассказе в комментариях 🎄