На окраине городка, на месте давно сгинувшей барской усадьбы, осталась старая липовая аллея.

Летом, как только на деревьях, благоухая, распускались жёлтыми гроздьями маленькие душистые цветочки, привлекая со всей округи пчёл, старик, забыв про все свои нажитые болячки, шёл собирать их в полотняный мешок.
Как бы ни было жарко, он не уходил домой, пока полностью не заполнял его. Набрав, Степаныч, усталый, гордо шёл домой с чувством выполненного долга, чтобы завтра прийти вновь в этот липовый рай.
Баба Маша ждала его дома, расстелив газеты на подоконниках, столах и тумбочках для просушки.
– Ну ты молодец у меня, сколько набрал! Давай обедать.
– Ох, в этом году и цвет хорош. Липы цветут так, что и зелени не видно. Я завтра, Маша, опять пойду. Надо сделать запаса побольше, он карман не тянет. Неизвестно, смогу ли на следующий год собирать, дело-то наше стариковское, – раскрасневшись от горячего борща, рассуждал дед.
– Поберёг бы ты себя, Коля, жара стоит. Как бы сердце там не прихватило.
– Ничего, не переживай, у меня таблетки с собой…
Ранним утром, положив в сумку бутылку воды, он ушёл. Собирал, продвигаясь по ряду. Оборвав снизу цветы, он шёл к другому дереву. Мешок был почти полон, когда под низко разросшимися ветками заметил лохматый комок. Это была кошка. Она лежала на боку, высунув язычок. Степаныч потрогал её – жива ли.
Тельце было горячим, но глаза закрыты. Достав бутылку с водой, он с ладони полил на голову бедняги. Кошка открыла глаза и стала слизывать капли с руки деда.
– Да ты пить хочешь? Сейчас.
Наливая в ладонь воду, он подносил её к мордочке страждущей, жадно лакающей живительную влагу. Подняться слабая кошка не могла и смотрела на человека с мольбой, жалобно, почти беззвучно мяукая.
– Вот ведь дело-то какое. Как же теперь с тобой быть?
Степаныч положил кошку в тряпичную сумку и понёс домой, держа во второй руке мешок с собранным липовым цветом.
– Ничего, потерпи, милая. Бабка тебе молочка даст, живо оклемаешься, ты только потерпи.
Шагая, он вдруг вспомнил, как в детстве, когда жил с матерью в маленьком домике, у них была кошка Мурка. Отец погиб на войне, а мать по двенадцать часов работала на заводе, оставляя сына на хозяйстве.
Пока топил печку, варил картошку, мёл пол, кормил кур и кроликов, было не до страхов. Но когда он, мальчишка, оставался один при тусклом мерцающем свете керосиновой лампы, становилось очень страшно. Единственным другом и живым существом рядом с ним в ту пору была кошка Мурка.
Она подваливалась к нему своим лохматым боком и успокаивающе мурлыкала. Коля сам не замечал, как засыпал, обняв тёплую ласковую кошку, не дождавшись мамы…
Жена, увидев, что принёс домой муж, бросила свои домашние дела и начала ворчать:
– Да что же мы с ней делать-то будем, дед? Мы же не в доме живём, а в квартире. Ты зачем её принёс? Хочешь, чтобы по полу блохи прыгали?
– Ладно, не ворчи. Разберёмся. Молока тёпленького давай, видишь, животине плохо.
Степаныч, чтобы успокоить, вынул из сумки и взял на руки тут же прильнувшую к нему разволновавшуюся кошку. Со страхом слушая бабку, она ещё крепче прижималась к своему спасителю. Так в доме стариков появилась кошка Липа.
В густой светлой шерсти действительно жили блохи, нещадно кусая отощавшую кошку. Степаныч поставил в ванну таз с тёплой водой и понёс мыть сытую, полусонную грязную кошку.
Мария Кузьминична, поняв, что муж твёрдо стоит на своём решении оставить бродягу, взялась помогать. Липа, оказавшись в её руках, выпустила когти и начала яростно сопротивляться.
– Ты, Маша, иди, не мешай. Я сам справлюсь.
Как только она отошла, купальщица успокоилась и спокойно терпела долгую водную процедуру во имя избавления от злых насекомых.
Это был первый укол по самолюбию бабы Маши. Обиженная женщина незаметно для себя стала ревновать мужа к своенравной кошке. Всё внимание деда теперь доставалось Липе.
Дальше – больше. По вечерам, когда престарелые супруги, как обычно, смотрели телевизор, дед уже не сидел с ней рядышком. Он вынужден был перебраться в кресло с кошкой на руках потому, что, как только хозяйка садилась на диван, задремавшая Липа просыпалась и угрожающе шипела.
Теперь Николай Степанович пил свой любимый липовый чай в компании с похорошевшей, поправившейся, пушистой кошкой, и даже тихонько ей что-то говорил.
Липа, сидя на коленях, внимательно его слушала, счастливо щуря свои большие, ярко-жёлтые, как янтарь, глаза. Спала она только возле головы хозяина, на его подушке, и повсюду ходила за ним по пятам.
Степаныч купил ей ошейник с поводком и водил гулять, как собачку. Даже в аптеку и магазин умудрялся брать Липу с собой. Есть из рук хозяйки кошка не желала, брала пищу только у хозяина.
– Посмотри, Коля, какая неблагодарность. Я кашку варю, котлеты даю, а она фордыбачит, как принцесса. Наказанье, а не кошка!
– Живу я с тобой, Маша, страшно сказать, сколько лет, а не знал, что ты так животных не любишь, – укоризненно покачал седой головой супруг.
– С чего это ты взял? Я люблю их, но Липа у нас на редкость вредная и неблагодарная. Приласкать её не могу, сразу шипит и руки царапает, а к тебе так и льнёт. Тебе мурлычет, как трактор, а на меня шипит, как на врага. Мы из-за неё отдалились друг от друга, не разговариваем, как раньше, даже ссориться начали.
– Не преувеличивай и не обижайся, а то рассуждаешь, действительно, как враг. Это всего лишь кошка, ей же не объяснишь и не скомандуешь, живёт по своим правилам.
Любимым развлечением, кроме душевных чаепитий деда Коли и его питомицы, было смотреть в окно…
Продолжение >>Здесь