«Отдайте мне на воспитание вашу дочь, вы не доедете до Украины».

Семилетняя дочка этой женщины была такая красавица и умница, что все заглядывались на нее. Он долго уговаривал женщину, она задумалась, обняла дитя... «Нет, — ответила, — что будет, то будет, мы не расстанемся».
Как мог немецкий народ пасть так низко, чтобы его армия совершала дела, о которых тысячу лет с омерзением и содроганием будет вспоминать человечество? Каким раскаянием и какими делами немцы смогут смыть с себя пятно позора? Пятно позора — это нацизм.
В конце июня я вылетел из Москвы на Северный Кавказ, чтобы оформить вещественными доказательствами и свидетельскими показаниями следы немецких преступлений. Их много и они ужасны по жестокости, по количеству жертв, ни в чем не виноватых, по методичности убийств. Я верю, что еще не мало людей, живущих вдали от войны, с трудом и даже недоверием представляют себе противотанковые рвы, где под насыпанной землей — на полметра в глубину, на сто метров протяжением — лежат почтенные граждане, старухи, профессора, красноармейцы вместе с костылями, школьники, молодые девушки, женщины, прижимающие истлевшими руками младенцев, у которых медицинская экспертиза обнаружила во рту землю, так как они были закопаны живыми. С трудом можно вообразить немецких солдат, торопливо перекликающихся в огороде, где они ищут маленькую девочку, которая спряталась, потому что ее дедушку и мать они только что убили за найденную в сундуке фотографию лейтенанта Красной Армии; они находят девочку в высокой кукурузе и пристреливают. Трудно поверить, чтобы немцы накануне отступления продавали по сходной цене на городском рынке спирт и питьевую соду, причем спирт был метиловый, а в пакетиках с надписью «сода» находилась щавелевая кислота. Но они действительно продавали это, и свыше семисот доверчивых жителей города Георгисвска отравилось, — заболело и умерло. Следственный акт, а за ним и — обвинительный, ожидает виновных в этом отравлении, чтобы предать их суду.
Половина моей жизни прошла в те годы, когда европейская цивилизация расцветала под солнцем почти полувекового мира. Я бесстрашно останавливался в немецких гостиницах и спал там, не запирая двери на ключ; в Германии у меня ни разу не украли моих чемоданов. Я свято верил, что каждая капля моей крови принадлежит мне, и ни один немец не в праве выпустить ее через дырку, просверленную ножом или пулей. Я человек старого поколения. Я не понимаю современных немцев. За пять месяцев оккупации Северного Кавказа в одном только Ставропольском крае они насильно отобрали у населения (ограбили), зарезали и съели и частично угнали в Германию сто сорок девять тысяч 674 коровы, один миллион восемьсот пятьдесят тысяч 259 овец и коз, сто девяносто шесть тысяч 462 свиньи, восемьсот пятьдесят тысяч кур, гусей и знаменитых черных индеек, и так далее...
Я не понимаю современных немцев, которые, торопливо отступая в январе месяце с Северного Кавказа, делали то, что обычно делает уголовный преступник, уходя из ограбленного им дома, где он прирезал хозяев, — омерзительно пачкает на самом видном месте. Во всех городах и станицах областей и республики Северного Кавказа и Кубани немцы взорвали и сожгли все — без исключения — школы, театры, кино, гостиницы, библиотеки вместе с книгами, больницы, санатории, дворцы пионеров и общественные здания. В тех местах, куда из-за спешки отступления не поспевали прибыть взрывные команды, там немецкие солдаты с кирками и ломами разбивали окна, ванны, умывальники и уборные, даже вентиляционные решетки, стреляли из автоматов по лепным украшениям, обдирали и ломали мебель, искалывали штыками оцинкованные крыши, — что с несомненностью указывает на немецкую добросовестность в работе и на вкус к разрушению. В Железноводске — курорте, равного которому по медицинскому оборудованию и комфорту не было в Европе, немцы устроили мясо-коптильню; в великолепных санаториях, отделанных драгоценным деревом и мрамором, они сложили печи и пять месяцев дымили салом и свиной копотью в разбитые окна этих дворцов, и в январе — при бегстве из Железноводска — взорвали все санатории и дома отдыха.
Всё, о чем я здесь рассказываю — я видел своими глазами. Но я видел гораздо более печальное. На Северном Кавказе немцы убили всё еврейское население, в большинстве эвакуированное за время войны из Ленинграда, Одессы, Украины, Крыма. Здесь было много ученых, профессоров, врачей, эвакуированных вместе с научными учреждениями. Подготовку к массовым убийствам немцы начали с первых же дней оккупации. Они организовали еврейские комитеты, будто бы для переселения евреев в мало заселенные области Украины, и — одновременно — создали для них невыносимые и унизительные условия жизни: старики, подростки, больные, ученые, врачи, старухи, едва передвигавшие ноги — равно выгонялись на тяжелые земляные работы, без оплаты и без хлебного пайка; приказывалось носить на груди желтую звезду и запрещалось входить в столовые, магазины и общественные места. Запрещался выезд из города. Таким образом, когда, наконец, объявлен был «день переселения» — евреи с величайшим облегчением собрались в указанных местах, вместе с семьями, с багажом в двадцать килограммов на человека и продовольствием на два дня. Ключи от квартир они оставили в домоуправлении,— в приказе командующего армией им была гарантирована неприкосновенность их имущества. Один армянин рассказал мне, что в это утро он пришел на вокзал в Кисловодске; шумная и оживленная толпа грузилась в девятнадцать открытых и закрытых вагонов, двадцатый был для членов еврейского комитета, армянин разыскал в толпе знакомую женщину и сказал ей: «Отдайте мне на воспитание вашу дочь, вы не доедете до Украины». Семилетняя дочка этой женщины была такая красавица и умница, что все заглядывались на нее. Он долго уговаривал женщину, она задумалась, обняла дитя... «Нет, — ответила, — что будет, то будет, мы не расстанемся».
К часу дня поезд, в котором находилось около тысячи восьмисот человек, проехал станцию Минеральные Воды, остановился в поле и сопровождающие немецкие офицеры в бинокль осмотрели складки местности; осмотр их не удовлетворил, поезд задним ходом вернулся в Минеральные Воды, прошел на запасной путь и остановился у стекольного завода, «Вылезай, прыгай на землю!» —- закричали немцы-конвоиры. Тогда началось беспокойство. Члены еврейского комитета, среди которых было четыре известных врача и пожилой писатель Бергман, успокаивали: «Немцы — враги, немцы — суровы, но они же — культурные люди, мы должны верить обещанию командования...» Последовал приказ сдавать драгоценности. Торопливо снимали серьги, кольца, часы и бросали в пилотки охранникам. Прошло еще минут десять. Подъехала штабная машина с начальником гестапо Вельбен и комендантом Поль. Последовал приказ: «Раздеться всем догола...»
Всё это мне рассказал единственный из оставшихся в живых старик Фингерут, — он спрятался на запасном пути в траву между колесами вагона. Когда был приказ — раздеваться — люди поняли, что сейчас — конец жизни, сейчас — казнь. Люди начали кричать, метались и так кричали, что вылезали глаза и многие сошли с ума. Многие раздевались — непонятно зачем, женщины оставались в трусиках, мужчины — в кальсонах. Охранники погнали толпу этих людей по полю аэродрома к противотанковому рву, отстоящему в километре от стекольного завода. Фингерут увидел немецкого солдата, который волок за руки двух детей, вынул револьвер и застрелил их. Тех, кто пробовал бежать, убивали выстрелами. Несколько автомобилей кругами мчались по полям, из них стреляли по разбегающимся. Не легко убить тысячу восемьсот человек, — подогнав их к противотанковому рву — их расстреливали от часу дня до вечера.
Ночью к этому рву стали подходить закрытые машины из города Ессентуки. Там — точно так же — спровоцированные через еврейский комитет, по приказу коменданта Бек, в здании школы — на окраине Ессентуков — собрались для переселения, с багажом и продовольствием 507 трудоспособных евреев и около полутора тысяч детей, стариков и старух. Они весь день ждали отправки. После двадцати часов охранники начали грабить их багаж и партиями грузить людей в машины. К утру следующего дня все две тысячи человек были умерщвлены и свалены в противотанковый ров в Минеральных Водах.
Показаниями свидетелей и медицинским исследованием трупов можно установить, что для умерщвления немцы применяли, кроме расстрела, также удушение окисью углерода в герметически закрытых, специально для такого убийства построенных машинах. Военнопленный автомеханик Фенихель дал нам подробное описание такой машины, построенной на «заводе строительства автокузовов а/о Берлин».
В Пятигорске, точно так же, две тысячи восемьсот евреев — взрослых и детей — были провокационно созваны для переселения, отвезены в машинах в Минеральные Воды, умерщвлены и свалены в тот же противотанковый ров. Немцы очищали Пятигорск и в дальнейшие дни. Свидетельница Островенец рассказывает нам: «Я жила во дворе, где немцы устроили камеры с замурованными окнами для заключенных. Я наблюдала, как к этим камерам подъезжала вплотную черная, закрытая автомашина. Тогда по камерам разносилась команда: «Раздевайся». Начинались дикие крики заключенных женщин и детей. Затем их — полураздетых — выталкивали из камер, загоняли, втаскивали за волосы в автомашину. Дверь ее плотно закрывалась. Из тюремного помещения выходил офицер и другие гестаповцы, они всегда, почему-то, осматривали низ машины. После этого шофер включал мотор, который издавал сильный гул, однако. Он полностью не заглушал ужасного крика и топота ног находящихся в машине. Гестаповцы начинали свистеть и громко смеялись. Так продолжалось пять-семь минут, после чего в машине становилось тихо и она уезжала...»
Произведенные под моим наблюдением раскопки противотанкового рва в Минеральных Водах обнаружили плотную массу трупов на протяжении ста пяти метров. Мы определили цифру убитых более 6.000 человек, она несколько уменьшена сравнительно с показаниями свидетелей по вывозу еврейского населения из Кисловодска, Ессентуков и Пятигорска. Очевидно, не все еще могилы обнаружены. Так, под Кисловодском в овраге, близ Кольцо-гора, сильными дождями начало размывать детские трупы. Раскопками в двух местах, этого оврага обнаружен 161 труп взрослых людей и 70 детских трупов. Так, в Ставрополе на аэродроме при расчистке щелей до сих пор обнаруживают трупы.
В Пятигорске на Машук-горе, в старых каменоломнях, открыто и опознано около трехсот трупов граждан русской национальности. Еще и сейчас на крутом известковом обрыве каменоломни видны черные пятна и брызги крови и между камнями — обрывки одежды и женские локоны. Сюда немцы -привозили из тюрем мужчин и женщин, иногда полуживых от ужасных пыток. Следы пыток обнаружены медицинским осмотром, — вырванные челюсти, изломанные и обожженные конечности, скальпированные черепа. Людей ставили на краю обрыва, расстреливали и затем на упавших обрушивали взрывом камни. На Машук-горе, на кирпичных заводах и в других местах обнаружено до сих пор 356 трупов, в числе их женских и детских — 66.
В городе Ставрополе немцы 10 августа умертвили окисью углерода в машинах 660 больных психиатрической больницы. 12 августа немцы вывезли в район аэродрома три тысячи пятьсот жителей еврейской национальности и расстреляли их из автоматов. 15 августа вывезли на территорию психиатрической больницы еще пятьсот граждан еврейской национальности, расстреляли и зарыли в силосных ямах. Кроме этих массовых убийств, немцы арестовывали и уничтожали русское население города — людей им нежелательных по тем или иным причинам. Всего немцами убито в Ставрополе свыше пяти тысяч пятисот человек русских и евреев.
Спасшийся от расстрела гражданин Коневский рассказывает об убийствах 12 августа: «Нам дали лопаты и приказали сесть в крытую брезентом автомашину с группой в 30 человек арестованных. Нас повезли за город в сопровождении двух легковых машин с вооруженными немцами. На окраине города машина остановилась, немцы отделили восемь человек пожилого возраста, и нас в количестве двадцати двух человек повезли дальше к месту называемому Холодный Родник. Там нас повели к цементной яме — примерно, 8 на 12 метров — она была наполнена трупами людей и немного присыпана землей, сквозь которую сочилась кровь. Когда мы лопатами засыпали эту яму, нас заставили засыпать другую поменьше, в которой тоже были трупы. Когда и эта яма была засыпана, нас всех повезли за километр к нескольким ямам и траншеям, наполненным трупами расстрелянных мужчин, женщин и детей, лежавших в нижнем белье или совсем раздетых. Неподалеку от одной из траншей лежали вниз лицом те восемь человек, которых от нас отделили. Они были живы. Когда мы начали работать — подъехал на машине офицер, по его приказанию мы легли вниз лицом, а тех восьмерых немцы ударами заставили подняться и подойти к траншее, в них выстрелили из автомата и они упали туда, после чего мы продолжали зарывать трупы. Вместе с нами был профессор математики Гойх, в засыпаемой яме он вдруг узнал трупы двух своих детей, бросил лопату и прыгнул в яму. Офицер подошел и застрелил профессора.
Примерно, в полдень к этому месту подъехали три грузовых машины, на которых лежали и сидели раненые красноармейцы. Нас заставили снимать раненых, и на наших глазах их расстреливали. Казнь производили офицеры гестапо — человек 25 — 30, фамилию одного из них я знаю — Байер».
И так далее, и так далее, — я переворачиваю скорбные страницы показаний свидетелей массовых убийств, пыток в гестапо, насилий немцев над женщинами и подростками... Я читаю показание потерпевшей — Настасьи Супрун. Она рассказывает, как ее пытал и мучил следователь Фишер, добиваясь признания о связи с разведкой. В камере с ней сидела ее четырнадцатилетняя племянница Ниночка Сучкова. Ее так же допрашивал Фишер... «Ниночку опять принесли после пытки, она три часа лежала, без сознания с кровавой пеной у рта. Когда очнулась — сказала только: «Тетя Ася, что будет со мной?». Когда после массовых убийств вернулась машина смерти, Ниночку послали убирать и мыть ее. Ниночка рассказала, что на полу в машине валялись куски рваного белья, волосы, очки и испражнения. Ниночку опять взяли на допрос, били палками и опять она была без сознания... Четвертого ноября Ниночку взяли из камеры и больше её никто не видел...»
Что всё это такое? Я спрашиваю: кто такие немцы? Как мог немецкий народ пасть так низко, чтобы его армия совершала дела, о которых тысячу лет с омерзением и содроганием будет вспоминать человечество? Каким раскаянием и какими делами немцы смогут смыть с себя пятно позора? Пятно позора — это нацизм. Немецкий народ не плюнул в глаза своему соблазнителю и пошел за Гитлером убивать и грабить. Гope тем немцам, кто теперь же, не откладывая на завтра, не очнется от коричневого дурмана.
Алексей ТОЛСТОЙ
#овойне #алексейтолстой #людисудьбыимена #варвара