Еврейский анеГГГдот и юмор за Одессу (original)

РАВНЕНИЕ – НА ГРУДЬ! Геня Моисеевна жила в абсолютно правильном месте: между старой аптекой и кладбищем. Она часто говорила: тем дамам, которым не помог универмаг на станции и аптека, но кому еще рано на кладбище и хочется еще хоть маленький шматок счастья, тем по дороге надо завернуть ко мне. Я сошью им такой лифчик и такой корсет, что у них не потемнеет в глазах, а жизнь заиграет новыми красками. Геня Моисеевна Шахнель шила лучшие бюстгальтеры по всей Казанской железной дороге и у нее не было отбоя от клиентов даже из Москвы. Геня так давно и так уверенно набила руку на чужой груди, что, не стесняясь, пришивала на свои изделия бирку "Шахнель", где вместо "х" был цветочек и получалась поперхнувшаяся Шанель. Если находился отважный камикадзе и глумливо спрашивал, не боится ли Геня подсиживать саму Коко, Геня, уничтожающе рассматривая нахала, отвечала: "Во-первых, эта буква "х" неприлична в белье, а, во-вторых, это Вашей Шанеле должно быть стыдно! Мои лифчики знают и носят все, а ее шматы никто в глаза не видел!" И ведь была права... Геня развернула свое дело с размахом. Два раза в году к ее калитке рано утром или когда стемнеет приезжал покоцаный рафик с надписью Школьные завтраки и нарисованным на кузове мордатым коротконогим школьником, давящимся ватрушкой размером с велосипедное колесо. Из кабины вылезал заведующий малаховским коопторгом Арон Квашис, а из кузова – два совершенно одинаковых крепких паренька, видимо отъевшихся на школьных завтраках, и часа два носили в дом Гени Моисеевна поблескивающие рыбьей чешуей плотные разноцветные рулоны дамаста и другого бельевого материала, складывая их в комнате без окон в поленницу. Раз в год, обычно – весной, у Гениной калитки был замечен румын, а, может, и цыган, но без кибитки и медведя, а с двумя огромными кожаными чувалами, где перекатывалось и звякало что-то непонятное. Скорее всего пуговицы всех мастей, крючки, пряжки, кнопки, ремешки и прочая бельевая упряжь. По субботам Геня не работала и к ней приходили две красковские могучие бабы гладить и отпаривать, а по понедельникам – две тонкие девушки-белошвейки с монашескими бледными лицами выполнять кружевные работы. Все остальное время Геня Моисеевна принимала клиенток и титаническими усилиями ставила их грудь на место. Это были времена, когда женщине еще прилично было иметь тело, и говорящий лист фанеры вызывал сочувствие, а не зависть. Тогда институт груди и других выпуклых частей тела не изжил себя окончательно, а мужская часть населения, невзирая на уровень образования или его отсутствие, национальность и финансовый статус, не пытались разглядеть даму сердца в бесполом подростке старшего школьного возраста, а с удовольствием сжимали в объятиях клиентуру Гени Моисеевны. Она же не просто упаковывала этих дам в достойную обертку, она исправляла некоторые погрешности и промахи природы и обеспечивала дамам не только высокий бюст, но и высокий старт. Когда клиентура Гени Моисеевны разрослась, то к ней нередко стали заглядывать по делу не только пышногрудые дамы или прикидывающиеся ими худосочные девицы, но и местные, а иногда и московские джентльмены в поисках подходящей спутницы. Не надо только считать Геню Моисеевну сводней, ни в коем случае! Скорее, она была селекционер и справочное бюро в одном лице. В чем-то она даже была провозвестником передачи Жди меня, но с ее помощью искали не постаревших бывших родственников, а моложавых будущих. И надо сказать, что и в этой сфере деятельности мадам Шахнель не подводила: ни единым сантиметром не соврав, она четко обрисовывала интересующемуся достоинства претенденток, далеко выходя за пределы своего узкого профиля. – А что, Генечка, или Роза Певзнер таки действительно такая аппетитная красотка или это дело Ваших волшебных ручек? – Шо я Вам скажу, Ефим Соломонович...Вот Ви – гинеколог, Ви все видите знутри, но кому эта интересна, кроме Вам и той женчины? Так и я. Шо я вижу – то я вижу, но хватит, шоб об етом знали я и та, шо я вижу. Я Вам просто говору: Ви берете Роза и не будете об етом жалеть. И все, шо Ви насчупаете, Вам таки да понравится. Только не рассказывайте ей, шо Ви видели ув наших общих знакомых знутри и меньше любите ее мамочка, иначе шо ув кого знутри будет знать вся Казанская железная дорога... – Гень Мойсевна, вспомни, нет там у тебя татарочки хорошей лет 40-45? У Рената из Хозяйственного магазина жинка померла, четверо у него, одному не сладить, а он еще и переборчивый... – Фазиль, из татаров я имею трох, но на Рената вкус тянет только Наиля с объемом 132. Это таки неплохо, но ниже у нее объем еще больше, несмотря шо такие короткие ноги. Пусть Ренат не сомневается, она на их успеет и за детьми, и за ним бегать и пусть его не смущает нижний объем. – Генечка, дорогая, ты, пока мой заказ отшиваешь, подумай: мне пора женить сына! Леве уже 38, лысая голова и без очков меня не узнает, а все тянет. А я внуков увидеть хочу! – Миля, зесь не давит? Под мишками не туга? Твой Лева, нивроку, большой умнице, сейхл как у акадэмик, но эти девки же смотрят на вивеска! Поетому я советую тебе познакомить Лева с косой Бэлой Фрумкиной. Если не смотреть ув Лёвины очки, када они будут знакомица, никто не пожалеет, даю гарантия! Апофеозом Гениных матримониальных талантов была удачная женитьба тогдашнего директора Малаховского рынка, старого холостяка Вагана Бадиряна. Какие только слухи о нем не ходили: и что он предпочитает школьниц, и что женщины его вообще не интересуют, чего только народ не придумывал! Но стоило Гене построить пару лифчиков историчке красковской вечерней школы, сорокалетней Аиде, как все эти сплетни рассыпались в одночасье, потому что уже через два месяца вся Малаховка и Красково плясали на их свадьбе. Меньше, чем через год, Геня уже шила Аиде бюсгальтеры для кормящей матери, а через пролетевшие, как мгновение, 11 лет перед Геней уже выпячивала намечающуюся грудь их старшенькая Гаяна. Ваган сиял, как орден Андрея Первозванного, и больше никогда не повышал для односельчан стоимость аренды рыночного места, а Геня каждый праздник получала неподъемную корзину фруктов. Геня Моисеевна гордо оглядывала пеструю малаховскую толпу.При той товарной убогости и бедности каждая третья женщина в Малаховке и окрестностях побывала в ловких и умелых гениных руках. Даже стоя на рынке в очереди за творогом или к бочке с молоком, Геня спиной могла определить, навалилась на нее ее счастливая клиентка или тычется неудачница в казенном белье. Те, кому повезло, разворачивали плечи, высоко поднимали подбородок и трехпалубной яхтой проплывали мимо кустов сирени и покосившихся заборов, делая вид, что не замечают восторженных и голодных взглядов встречных мужчин от прыщавых юнцов до седых почтенных отцов семейства. Вся генина паства, что недокормленная в войну и после, что располневшая от макаронно-картофельной диеты, была гениными стараниями рельефна, статна и одинаково головокружительна что в фас, что в профиль. И никакая бедность, пустые прилавки, холодящий ужас белья местного промышленного производства и железный занавес не смогли уничтожить привлекательность этих женщин и их ожидание счастья. Гени Моисеевны давно нет. На Малаховском еврейском кладбище на сухом солнечном пригорке стоит камень, формой подозрительно напоминающий огромную, обращенную к солнцу дамскую грудь, и на нем тускло сияют вызолоченные под именем Геня Моисеевна Шахнель слова "Ты умела творить красоту". Кстати, в этой надписи в фамилии вместо буквы "х" тоже выбит цветочек, поэтому те, кто не в курсе, иногда думают, что Коко Шанель похоронена в Малаховке. Говорят, памятник Гене Моисеевне поставил директор рынка Бадирян в благодарность за свое семейное счастье. И хотя Геня была абсолютно одинокой, могила ее ухожена и там всегда стоят свежие цветы. Все-таки в Малаховке многие имели вкус и знали толк в женских достоинствах. Рядом с домом, где я живу, три бельевых бутика. Чего там только нет, такое белье когда-то даже не снилось, кружева пеной вырываются из дверей на улицу! Прямо грех сверху что-то надевать! У сегодняшних девиц и дам нет проблемы оснастить свое тело. Но что-то нарушилось в природе. Девочки, девушки и дамы норовят что-то в себе переделать, добавить или урезать, реновации подвергаются носы, уши, губы, скулы и, конечно, грудь. Тысячи изобретателей корпят над конструкциями, которые зрительно поднимают то, что не поднимается, увеличивают то, чего нет вообще, прячут то, что утаить невозможно, разворачивают части тела в любом направлении, но счастья не прибавляется. Всё невозможно элегантно, головокружительно шикарно, безупречно и совершенно, но в глазах гаснет надежда и пульсирует обреченность. Геня Моисеевна, где ты, дай уже барышням счастье! Татьяна Хохрина #хохрина #инночкина

#инночкина

С ХАРАКТЕРНЫМ АКЦЕНТОМ - Мадам Спивак, мадам Спивак! Что ви ходите нараскарак? — У меня выскочил чирак. — На самом деле? — Нет, радом. Красивая, крепко красивая, страшно красивая, красивая до ужаса… - Дети, этот русский язык имеет трех степеней сравнения: «близко», «ближе» и «от-от-от»; «глубоко», «глубже» и «тыф ын дрерт» (глубоко в земле) «Мадам, ваши глаза заставляют меня забыть падежов». «Изя, не дрожи стол, мукнешь стаканчик» «Дети, если будете кричать, вы проснете папу…» «Слушайте меня ушами, тетя Песя» «Не трогайте меня руками» «идите отсюда ногами» «ешь ротом» В трамвае: — Платите штраф! — За что, за то, что я висю? - Мадам Давизо, говорят, вы обладаете даром завлекать мужчин? — Даром?! А вот им даром! (показывает дулю) Приезжий останавливается на Соборке возле неработающего фонтана: — Здесь бил фонтан? — Почему бил? — оскорбился одессит. — Он бил, есть и будет. Однажды С.Буденного спросили: — Как вам нравится Бабель? — Смотря какая бабель, — подкрутив ус, ответил тот. - Бора, ви видаете дочку замуж? — Видаем, видаем понемножку.. - Ше случилось? — Мохем умер. — Ой, умер-шмумер, лишь бы был здоров. «Это вы в Женеве — умница, в Одессе ви — еле-еле идиот !» «Я с тобой набил уже оскому» «Ше ты делаешь на меня такую лимонную морду ?» «Ше это за дите такое, я не могу его заставить скушать полторы вши !» - Почем ваша спортсменка? — Палец покупателя показывает на «синюю», длинноногую курочку. — Зачем вы ее убили? — Никто никого не убивал, она сама издохла. - Почем ваша несчастная капуста? — О чем вы говорите, хорошая капуста! — Вижу, что хорошая, иначе бы не подходила. - Почем ваша лошадь? — Какая лошадь, это курица, куда вы смотрите? — Я смотрю правильно, я смотрю на цену. - Бора, ты только что ходил смотреть на Луну, а теперь этими же руками берешь сыр. Смысл этого понятен разве что обитателям старых одесских кварталов, где «все удобства» находились во дворе под открытым небом. Для них поговорка «сходить смотреть на Луну» имела вполне практический смысл. «Извини, дорогая, я должен срочно поискать домик неизвестного архитектора». это на ту же тему - Поправьте ваш галстук… Ниже… Ниже… Еще ниже… О!!! - Не морочьте мине то место, где спина заканчивает свое благородное название! «Здравствуйте!» — слабая степень возмущения. «Здравствуйте, я — ваша тетя!» — превосходная степень возмущения. «Вы мне начинаете нравиться!» — пожалуйста, не продолжайте этот разговор. «Чтоб вы мне были здоровы!» — я вами не доволен. - Мура, и где вы получили такой загар? — Ой, что ви знаете, я целый месяц провела в Шестигорске. — Помилуйте, какой Шестигорск ? Пятигорск! — Какая мине разница — одним больше, одним меньше… У мине там бил такой сопляжник, такой сопляжник, мы с ним целыми днями мочились и сушились, мочились и сушились… - Боря, ты спишь? — Спу. — Ну спай, спай. В магазине. — Дайте мне ножниц. — Одну ножницу или двух? — Одну, но для пострижения ногтей. — Ручных или ножных? — Обоих. — С никелем? — С никелем снаружи и со сталем внутри. — Делайте одолжение. Эта стоит двух рублей. — Что вы! Я думаю — и полторох довольно. — Извольте! Могу вам скидывать тридцать копейков. Макс! Завертай им ножницу. Кассир! - Вы знаете пароход «Пушкин»? — Ми его еще знали, когда он бил маленькая лодочка… Трамвай: — Молодой человек! Ви выходите?! — Да! — А те, кто впереди вас, выходят? — Да! — А ви у них спрашивали? — Да! — И что они вам ответил ? - Позвольте полюбопытствовать, почему ви все время называете вашего мужа Адя? — Ну не могу же я его при всех називать адиет! - Купила мясо на «Привозе» — такое свежье, ну такое свежье, аж гавкаеть - Сеня, не бежи так шустро, а то, не дай Бог, догонишь свой инфаркт. - Добрый день! И здесь на Ойстр**а учат? — Да, но у вашего Додика нет слуха… — Ви — больной! Он же ж не слушать будет… - Мужчина, что вы тулитесь вперед меня. Вас здесь не стояло. — Мадам Циперович, и где ви брали такой шуби и сколько за нее ви дали? — Два… — Что два? — Два раза… В цирке. — Это ше — льви? Это же воши? Вот у дяди Бори воши — так это — льви! - Мойша, и где ти идешь? — Делать укол. — В поликлинику? — Не, в задницу! - Циперович, займите 100 рублей. — Хорошо, а у кого ? - Ви едите фиш из ложкой или из вилкой? — Ой, мне все равно, лишь бы да! #инночкина

#инночкина

- Мойша, вы играете на кларнете? - Нет. - А на тромбоне? - Да. - Шо - "ДА" ? - Тоже нет.

ВЕНДЕТТА ТЕТИ МАРУСИ У тети Маруси отключили электричество. Да, да, средь бела дня пришли монтеры, перерезали провод, заизолировали и опечатали. Сказали, что за Марусей огромный долг, и ушли. А Маруся осталась. Без света, без шаланд, полных кефали, без последних известий по радиоле «ВЭФ-Аккорд». Ну, на последние известия тете Марусе было бы наплевать, но принцип, принцип. Тетя Маруся пошла в контору, ведавшую включениями-отключениями, а там ей сообщили, что за ней долг в сто двадцать четыре рубля с какими-то еще копейками. Ну, с копейками Маруся еще бы смирилась, но сто двадцать четыре рубля ни в какие рамки не укладывались. Она и платила-то четыре двадцать в месяц. И не больше. По счетчику, между прочим. Но на сей раз счетчик нагло показывал такую запредельную сумму, что тете Марусе стало не просто плохо, а совсем плохо. Платить было нечем. Да и за что? Тогда тетя Маруся стала вспоминать, что месяца два назад, когда у соседей Комбайнеровых, получивших освободившуюся квартиру, был ремонт и делалась внутренняя проводка, мадам Комбайнерова пришла к Марусе, принесла не очень свежий и слегка початый торт и попросила разрешения подключиться, пока, к Марусиной розетке. «Не сидеть же нам без света!» – заявила она. Тетя Маруся согласилась, что без света сидеть плохо и... разрешила. Внутреннюю проводку у Комбайнеровых делали недели три. За это время, правда, успели отциклевать полы, развесить люстры, поклеить обои... В общем, Комбайнеровы отключились нескоро. А счетчик, между тем, набирал обороты. Тогда Маруся пошла к Комбайнеровым с просьбой оплатить электричество. Но государственный человек Комбайнеров прошел мимо Маруси, как мимо пустого места, а мадам Комбайнерова Марусю выгнала, обозвав выжигой. Так что, сидела Маруся без света и о чем-то думала, думала… Надо сказать, что квартира Маруси и квартира Комбайнеровых прежде была одной большой квартирой, причем, жилье, занимаемое нынче Марусей, прежде являлось всего лишь кухней. Потом, когда квартиры разделили, в трубу, подающую воду, врезали еще одну, дополнительную и вода пошла и в соседнее жилье. Но вентиль остался на месте. И находился он в Марусиной кухне. Правда, пользоваться им из-за хронической проржавелости Маруся не могла. Увы. Но… Это же была Маруся! В один прекрасный день Маруся устроила у себя потоп, сломав водопроводный кран. Пришел сантехник из ЖЭКа и был встречен, как родной. Мало того, что Маруся сунула ему в карман трешку за пустяковейший ремонт, так еще и бутылку выставила. Сантехник противиться не стал. Сели, выпили по первой. А потом Маруся прикручинилась. - Вот, ты хороший человек, - говорит и всхлипывает, - мигом пришел на помощь. А как тебя не будет? Что мне потопнуть, бедной? Сантехник выпил еще стопку и проникся. - А где у тебя тут вентиль? – говорит. Вентиль нашелся, но провернуть его не смог и дюжий сантехник. А это уже была потеря квалификации. История умалчивает о том, сколько провозился с ржавым вентилем толковый сантехник. Но успеха добился. Вентиль вращался, как миленький. И воду перекрывал отлично. Вознаградив сантехника еще одной трешкой, тетя Маруся занялась другим неотложным делом. Она срочно налаживала отношения с теперь уже старшим сержантом Гениталенко. Для начала, она стала называть его товарищ старшина. И Гениталенко вдруг задумался о том, что Маруся не такая уж скверная женщина. Потом она написала майору Конгломератенко – главному над всеми участковыми района – письмо, восхвалявшее милицейские подвиги Гениталенко. Гениталенко наградили грамотой, и он Марусю просто-таки полюбил. А потом Маруся собралась в деревню к родственникам. Она посвятила в это весь двор и лично старшего сержанта Гениталенко. - Боюсь только, что обворуют меня за месяц, - жалилась она старшему сержанту. – У вас товарищ старшина участок большой, за всем не уследишь… Гениталенко важно кивал. Потом он обнадежил тетю Марусю, что ежели квартиру сдать милиции и опечатать печатью и личной подписью самого товарища майора Конгломератенко, то ни один вор туда не проникнет. - Ей Богу? – спросила Маруся. - Ей Богу! – ответил Гениталенко. В день отъезда квартира Маруси была надежно опечатана. Маруся села на троллейбус № 4 и поехала на вокзал. А Комбайнеровы, спустя какое-то время, открыв кран, обнаружили, что вода из него не хлещет, не идет и даже не капает. В то время народная примета «Если в кране нет воды…» еще была неизвестна, поэтому ответственный товарищ Комбайнеров порысачил в ЖЭК. На дверях ЖЭКа он обнаружил амбарный замок, так как было уже пол шестого, а ЖЭК, согласно расписания, работал до шести. Пришлось Комбайнеровым, под покровом темноты, набирать воду из дворового крана. Но темнота темнотой, а те, кому надо, все прекрасно увидели. И рассказали. Всем! С подробностями! Но это были еще ягодки! Наутро товарищ Комбайнеров дождался-таки примерно в полдесятого, поскольку ЖЭК работал с восьми, самого управдома. Управдом высоким государственным положением Комбайнерова не проникся, но все же обещал подослать сантехника при первой же возможности. Такая возможность подвернулась назавтра после обеда. Придя к Комбайнеровым, сантехник добросовестно обследовал все трубы и краны и сообщил, что повреждение, видимо, где-то снаружи. Мадам Комбайнерова не вознаградила сантехника за труд ни трешкой, ни рублем, а вознаградила плохими словами, некоторые из которых сантехних даже не знал. Это была ее ошибка! Ночью, вернее, поздним вечером семейству Комбанеровых пришлось не только добывать воду из дворового крана, но и в полном составе посетить дворовой же сортир, что произвело на них неизгладимое впечатление. А уже утром сам товарищ Комбайнеров был застукан дворником дядей Федей за попыткой оросить угол парадной. Мало товарищу Комбайнерову не показалось! Наконец, после обследования внутридворовых сетей, было установлено, что вода нормально поступает всюду вплоть до квартиры тети Маруси. Более того, сантехник вспомнил, что вентиль, перекрывающий эту самую воду, функционирует просто отлично. Оставалось открыть эту самую воду, но… Квартира тети Маруси была опечатана! Сорвать печать и вскрыть квартиру Маруси не представлялось возможным. Старший сержант Гениталенко стоял, как скала. Более того, товарищ майор Конгломератенко, на прием к которому пробрался Комбайнеров, тоже грудью встал на страже закона. Пришлось Комбайнеровым брать воду и даже посещать дворовой сортир уже вполне открыто, что радостно приветствовалось населением двора. В это же время стало известно, что тетя Сима встретила тетю Марусю на Привозе, где та «делала базар». Выяснилось, что тетя Маруся живет ни в какой не деревне, а в квартире своей племянницы, где имеется не только электричество, но даже и телевизор. Более того, как выяснила тетя Сима, в ближайшее время возвращаться к родному очагу тетя Маруся не планировала. Осчастливленный Комбайнеров, надев выходной пиджак с юбилейной медалью порысачил к Марусе. Первый тур переговоров закончился безрезультатно. Маруся соглашалась вернуться домой только после полной электрификации своей квартиры. Средства на эту самую электрификацию полагалось изыскать Комбайнерову. Сам Комбайнеров на возвращении Маруси не настаивал, а просил только зайти на несколько минут, дабы открыть квартиру и, соответственно, вентиль. Он даже был согласен отвезти Марусю туда на такси. Сами понимаете, что подобное предложение было категорически отвергнуто. Второй тур переговоров обязали вести старшего сержанта Гениталенко. Но того в дверях собственной квартиры встретила племянница тети Маруси и сообщила, что тетя отбыла в неизвестном направлении, а вернуться предполагает только после выполнения всех ее требований. Комбайнеровы попытались оттянуть расплату, мотивируя это тем, что у них нет соответствующей книжки. Но книжка загадочным образом тут же попала в руки старшему сержанту Гениталенко. А он предъявил ее, причем полностью заполненную на нужной странице. Комбайнеровы еще некоторое время держались, но после особо неудачного посещения мадам Комбайнеровой дворового сортира им пришлось сдаться. Маруся триумфально вернулась домой. У Комбайнеровых из крана пошла вода. А из Марусиных окон снова понеслось, привычное до слез: - … Рыбачка Соня как-то в мае… Александр Бирштейн #Бирштейн

Посвящается Гале. Она же Лаура В Ленинграде не хватает Надь на всех желающих. А желающие прут и прут, со всей России. Особенно под Новый год. - «Ты забыл свой веник» - шепчет одиноким алкоголикам ночная паранойя. И просыпаются сердешные, вскидываются по пояс в слезах о той невстреченной, что зимует в Ленинграде, эротично не умеет готовить заливное и млеет от пьяных нахалов с московской пропиской. Каждый год, 31-го декабря, Петров ездил в аэропорт с берёзовым веником и брал в буфете пять по сто. Всё согласно инструкции по пользованию Барбарами Брыльскими. Петров хотел себе счастья в дом. Четыре года он просыпался в районном вытрезвителе без денег и с девичьей фамилией. В первый заезд бог прислал Петрову фонарь под глаз, тугой и чёрный, как полезное в пути растение баклажан. - Наверное, это народный синяк, автор его никому не известен. – объяснил Петров зеркалу. На следующий год мордобоя не было, зато к груди оказалась приколота вывеска - «Мне в Ленинград». Судя по вычурной «Л», объявление писала непутёвая, но добрая женщина в красных туфлях на голое тело. Четыре года Петров не мог пройти первый уровень, «Аэропорт и Вытрезвитель». Не хватало опыта, здоровья и патронов. Потом знакомый токарь, знающий дорогу из пьянства в ЗАГС, научил: за пять минут до регистрации глотаешь два стакана спирта. И всё. На контроле ты ещё Алёша Попович, а до самолёта уже донесут. Не в лесу ведь живём. Вокруг такие же как мы, Поповичи. Сам токарь этим способом с работы возвращается. На его заводе спирт никак иначе не вынести, только внутри туловища. А не ходить домой, жить рядом с бочкой директор не велит. Нечего, говорит, валяться тут. Валяйтесь пожалуйста там, вне территории. Потому перед проходной пролетарии принимают по 0,3, в дверях все как один Поповичи, а сразу за воротами начинается дорога в глубокий приятный астрал. В пятый Новый год алкоголик Петров разлепил левое веко и понял – получилось. Вокруг был не вытрезвитель и к лицу склонилась женщина вполне ленинградской наружности. - Здравствуй, Надя, это я – сказал Петров голосом полевой ромашки. – Ничего, что я к тебе в жилище проник? - Я не Надя, я Жора – ответила Надя голосом типичного Жоры и сильно ударила Петрова чем-то негостеприимным, судя по низкому звону в голове - сковородой. И потом ещё ударила, невыносимо твёрдой ногой, прямо в район бермудского треугольника. Петров чуть не сделался Фаринелли от такой вдохновенной прелюдии. В общем, не сложилось у них. Как-то не заладилось с самого начала. И тексты «если у вас нету тёти» и «вагончик тронется» не пригодились, хоть у Петрова было выучено. Это я не к тому рассказал, что искусство далеко от жизни. Просто у меня, например, есть отличная Галя. С такой Галей весь Аэрофлот с его Надями не манит, хоть ты его с хреном подай, хоть с майонезом. Особенно после истории с Петровым. Сидите лучше дома, товарищи, жуйте дачные заготовки. Слава Сэ #славасэ