Истории на страницах

Света была не просто подругой. Она была частью моего ДНК. Мы сидели за одной партой с пятого класса, вместе переживали первую любовь, неудачные стрижки и поиск работы. Когда я выходила замуж за Игоря, именно Света поправляла фату и шептала мне на ухо, что я самая красивая невеста в мире. Она была крестной нашей дочери, она знала, где лежат запасные ключи от квартиры, и какой именно чай я пью, когда мне грустно. Игорь был моим тылом. Десять лет брака, которые казались мне нерушимой крепостью. Он — успешный архитектор, я — дизайнер интерьеров. Мы были той самой парой, на которую смотрели с легкой завистью: «Как им удается сохранять страсть?». В тот вечер мы готовились к большому семейному ужину. Игорь бегал по квартире, собирая документы для завтрашней встречи с инвестором, а я накрывала на стол. Света должна была прийти с минуты на минуту. — Черт! — раздалось из спальни. — Алин, у меня телефон сдох окончательно, зарядка в машине. Игорь вылетел в коридор, нервно поправляя галстук. — Солн

Галина Петровна всегда считала, что воспитала достойного мужчину. В одиночку, без алиментов, на зарплату медсестры. Она помнила, как отказывала себе в лишней паре колготок, чтобы купить Виталику новый конструктор, как ночами дежурила у его постели, когда он болел ангиной. Она вложила в него всё: душу, силы, последние деньги от продажи бабушкиной дачи, чтобы оплатить ему учебу на экономическом. — Мам, я всё верну, вот увидишь, ты будешь жить как королева, — обещал он, получая диплом. Галина плакала от счастья. Ей не нужно было «как королева», ей нужно было просто знать, что сын рядом. Беда пришла, откуда не ждали. Вернее, сначала это казалось счастьем. Виталик влюбился. Его избранницей стала Илона — девушка красивая, ухоженная, с холодным взглядом и капризным изгибом губ. Но главное — она была дочерью владельцев сети строительных магазинов. Первое знакомство с родителями невесты прошло в дорогом ресторане. Галина Петровна в своем лучшем платье, которое купила пять лет назад на юбилей по

– Ленусь, выручай! Вопрос жизни и смерти, правда! – Наташка, моя соседка по лестничной площадке, буквально ввалилась в прихожую, едва я успела открыть дверь. Она была, как всегда, при параде: яркая помада, облако тяжелых духов, цокающие каблуки. Я же стояла в домашнем халате, с чашкой недопитого кофе, и мечтала только об одном — чтобы воскресенье прошло спокойно. Я работала бухгалтером на удаленке, и конец квартала выпил из меня все соки. – Что случилось? Пожар? Потоп? – без особого энтузиазма спросила я, поправляя очки. – Хуже! Маму не с кем оставить! – выпалила Наташа, хватая меня за руку своими холодными пальцами с безупречным маникюром. – Мне срочно нужно отбежать. Буквально на часик, Лен. Ну полтора максимум! У меня встреча… ну, ты понимаешь, личная. Судьба решается! А мама… она сегодня что-то капризничает, боюсь одну оставлять. Газ не выключит или дверь кому попало откроет. Я вздохнула. Наташину маму, Антонину Павловну, я знала. Тихая, сухонькая старушка лет восьмидесяти. Мы ино

Тишина в доме была не просто давящей — она была оглушительной. Прошло сорок дней с тех пор, как не стало Сергея. Сорок дней слез, телефонных звонков, соболезнований, организации поминок и этого странного, липкого чувства нереальности происходящего. Ольга сидела на полу в его кабинете. Ей казалось, что если она начнет разбирать его вещи, то окончательно поставит точку в их тридцатилетней жизни. Но тянуть дальше было нельзя. Дочь, Аня, уже несколько раз намекала, что папины костюмы лучше отдать в благотворительный фонд, пока они не пропитались запахом нафталина, а рыболовные снасти — продать или подарить дяде Вите, его лучшему другу. — Мам, ну чего ты тянешь? — говорила Аня вчера, заезжая после работы. — Папа бы не хотел, чтобы ты превращала дом в мавзолей. Ольга знала, что дочь права. Сергей был человеком практичным, жизнелюбивым. Он не терпел застоя. «Движение — это жизнь, Оленька», — любил повторять он, собирая свой походный рюкзак. Ольга вздохнула и открыла нижний ящик массивного ду

«Одолжи мне его до утра». Просьба золовки, от которой у меня потемнело в глазах.. Я всегда знала, что семья мужа — это отдельное государство со своими законами и уставом. Но я и представить не могла, что однажды этот устав потребует от меня не просто терпения, а настоящего предательства самой себя. В тот вечер все начиналось как обычно. Мы с Олегом приехали к свекрови на юбилей. Шестьдесят лет — дата серьезная. Дом был полон гостей, стол ломился от салатов и заливного, а в воздухе витал запах дорогих духов и запеченной утки. — Леночка, передай мне, пожалуйста, салфетки, — елейным голосом попросила Кристина, сестра Олега. Кристина была приемной дочерью в семье. Свекры взяли ее из детского дома, когда Олегу было уже двенадцать. Ей тогда было пять. Сейчас, глядя на эту цветущую тридцатилетнюю женщину с копной рыжих волос и идеальным маникюром, трудно было представить в ней ту напуганную девочку, о которой мне рассказывала свекровь. Кристина всегда держалась с Олегом чуть ближе, чем принят

«Мама, познакомься, это Олег»: я улыбнулась, а через секунду пол ушел из-под ног. В дверях стоял мужчина, который еще месяц назад шептал мне слова любви Мне сорок пять, и до сегодняшнего вечера я считала, что жизнь только начинается. Я выгляжу моложе своих лет — спасибо генетике и косметологу, у меня свой небольшой бизнес по пошиву штор, уютная квартира в центре и взрослая дочь, которой я горжусь. Алина — моя радость. Двадцать два года, выпускница, умница. Мы с ней всегда были скорее подругами, чем классическими «матерью и дочерью». Я знала о её мальчиках, она знала... ну, почти всё обо мне. Кроме одного. Последние полгода я летала на крыльях. Случайная встреча в санатории, куда я поехала лечить нервы после налоговой проверки, перевернула мой мир. Его звали не так, как я привыкла называть мужчин своего возраста. В нём была искра, дерзость и та самая мужская харизма, от которой подкашиваются колени. Он был младше меня. На семь лет. Но кого это волнует, когда ты чувствуешь себя на двадца

Цена пустого слова — Леночка, ну кто, если не ты? — голос брата в трубке звучал так жалобно, что у Елены сжалось сердце. — Ты же знаешь, я один. Совсем один. А у тебя руки золотые, да и сердце доброе. Не бросишь же ты родную кровь подыхать в грязи? Елена вздохнула, глядя на недопитый кофе. Утро субботы, единственный выходной, когда можно было просто полежать и посмотреть сериал, снова отменялось. — Вадик, я была у тебя во вторник. Я привезла продукты, убрала, постирала. У меня работа, семья, внук скоро родится… — Да что там твоя работа! — перебил он, тут же закашлявшись. — Копейки считаешь. А я, Ленка, не вечный. Врачи говорят, с моей печенью… в общем, недолго мне осталось. Ты же понимаешь, квартира эта… трешка в центре, сталинка. Кому она достанется? У меня ни жены, ни детей. Все тебе оставлю. Все! Только доходи меня по-человечески. Это обещание — «все тебе оставлю» — звучало не в первый раз. Вадим, старший брат, всю жизнь жил широко. Бизнес в девяностые, потом какие-то мутные схемы

Игорь стоял посреди кухни, сжимая в руке чашку так, что побелели костяшки пальцев. Я спокойно резала овощи для рагу, хотя сердце уже начинало тревожно постукивать — не от страха, а от предчувствия чего-то мерзкого. В воздухе висело напряжение, то самое, которое обычно приносил с собой его визит к матери. — Нам надо поговорить, Лена, — сказал он глухим, чужим голосом. Я отложила нож и вытерла руки полотенцем. — Говори. Что случилось? Опять мама жаловалась, что я редко звоню? Игорь поморщился, словно от зубной боли. — При чем тут мама? Дело не в ней. Дело в нас. Точнее... в Ане. Мои брови поползли вверх. Нашей старшей дочери, Ане, было четырнадцать. Тихий, спокойный подросток, отличница, художница. Что она могла натворить? — Аня? Что с ней? Школа? Здоровье? — С ней всё в порядке, — резко оборвал меня муж. Он наконец поднял на меня глаза, и я увидела в них незнакомый холодный блеск. — Я хочу сделать тест ДНК. В кухне повисла тишина. Слышно было только, как гудит холодильник и как где-то

Сорок лет — это возраст, когда женщина расцветает. Я всегда так считала и готовилась к своему юбилею с особым трепетом. Купила новое платье цвета изумруда, которое подчеркивало фигуру, записалась к парикмахеру, даже маникюр сделала впервые за полгода. Хотелось, чтобы этот вечер запомнился — ведь сорокалетие празднуют раз в жизни. Квартира была украшена воздушными шарами, на столе красовался торт с надписью «Любимой маме и жене», а гости уже начали собираться. Пришли мои родители, сестра с мужем, коллеги с работы, несколько подруг. Атмосфера была теплой и радостной — все поздравляли, дарили цветы, говорили комплименты. Я чувствовала себя счастливой. Валентина Петровна, моя свекровь, появилась последней. Она вошла с каменным лицом, едва кивнула собравшимся и протянула мне мятый целлофановый пакет из ближайшего продуктового магазина. Даже не обернула во что-то приличное — просто пакет, завязанный узлом. — С днем рождения, — сухо произнесла она. — Это тебе. Я приняла пакет с улыбкой, думая

Лидия Петровна провела пальцем по стеклянной витрине, оставляя на ней невесомый след. Там, под бархатом и светом софитов, лежала её мечта. Не для себя, конечно. Для Катеньки, её единственной, ненаглядной дочери. Тонкая золотая цепочка с крошечным кулоном в виде цветка незабудки, усыпанного сапфировой крошкой. Это было не просто украшение. Это было воплощение её любви, молчаливая просьба «не забывай меня», материализовавшаяся в драгоценном металле. Шесть месяцев. Сто восемьдесят два дня. Каждый из них был отмечен маленькой, почти незаметной жертвой. Лидия Петровна, вдова скромного инженера, жила на одну пенсию. Она давно привыкла считать каждую копейку, но ради Катиного тридцатилетия решила совершить маленький подвиг. Всё началось с отказа от посиделок с подругами. Валентина звала в кафе «Ромашка» на пирожные, а Тамара – в кино на новую мелодраму. «Девочки, давление что-то скачет, дома отлежусь», – врала она в трубку, а сама откладывала сэкономленные триста рублей в старую жестяную коро