Ольга Медь | Авторские рассказы

Валентина Петровна проснулась от звонка в дверь. Она не сразу сообразила, что лежит не в своей спальне, а на диване в гостиной дочери. Потом вспомнила: перелом, больница, операция, реабилитация. Три месяца прошло, а она до сих пор ходит с палочкой и боится сделать лишний шаг. Ей шестьдесят восемь лет. До того злополучного гололёда она жила одна в своей двухкомнатной квартире, сама ходила за продуктами, готовила обеды, даже на дачу ездила летом. А теперь вот лежит на диване и слушает, как в прихожей разговаривают её дети. Сын Андрей приехал из другого конца города. Дочь Светлана жила здесь, в этой квартире, с мужем и взрослой дочерью Машей. Валентина Петровна жила у них уже второй месяц, потому что врачи сказали: одной пока нельзя. Она прислушалась к разговору в прихожей. Голоса были приглушённые, но слышно было достаточно. — Я так больше не могу, — говорила Светлана. — Я работаю, Игорь работает. Маша учится. Кто за ней следит целый день? Никто. А если она упадёт опять? — Давай сиделку

Людмила собирала вещи мужа в химчистку. Обычное субботнее утро, обычные домашние дела. Геннадий уехал на рыбалку с друзьями, дочь Катя давно жила отдельно со своей семьёй. В доме было тихо и спокойно. Она проверяла карманы его брюк — привычка, выработанная за двадцать пять лет брака. Муж вечно забывал вытащить мелочь, салфетки, чеки. Вот и сейчас в заднем кармане что-то зашуршало. Людмила достала сложенный вчетверо листок и машинально развернула его. «Алла, ул. Садовая 14, кв. 8. В четверг в 17:00. Как обычно». Почерк был не Геннадия — женский, округлый, с завитушками. Людмила перечитала записку ещё раз. Потом ещё. Буквы расплывались перед глазами. Она опустилась на край кровати, всё ещё держа листок в руках. В голове было пусто. Потом мысли хлынули разом, как вода из прорванной трубы. Алла. Садовая, четырнадцать. Четверг. Как обычно. Как обычно. Значит, не первый раз. Значит, это продолжается давно. А она, дура, ничего не замечала. Стирала его рубашки, готовила ужины, ждала с работы.

Светлана расставляла тарелки на столе и в сотый раз проверяла, всё ли готово. Сорок пять лет — дата не круглая, но муж Игорь настоял на празднике. Сказал, что она заслужила, что хватит экономить на себе, что пора уже научиться принимать подарки. Гостей ждали немного: её мама, подруга Наташа с мужем, соседка Тамара Петровна и семья Игоря — его мать Зинаида Павловна и сестра Регина с мужем Виктором. Светлана готовила два дня: салаты, горячее, пирог с яблоками по маминому рецепту. Хотела, чтобы всё было идеально. С Региной отношения не сложились с самого начала. Золовка была на пять лет младше Игоря и привыкла, что брат исполняет любой её каприз. Когда он женился на Светлане — простой медсестре из районной поликлиники — Регина восприняла это как личное оскорбление. — Ты мог бы найти кого-то получше, — услышала тогда Светлана из-за двери. — Она же никто. Ни образования нормального, ни связей. Что она тебе даст? Игорь тогда ответил что-то резкое, и Регина замолчала. Но взгляды её говорили

Вера Николаевна услышала эти слова за ужином. Обычный вторник, обычная котлета с пюре, обычный разговор ни о чём. Сын Дима приехал в гости с невестой Олей, и та за столом похвалила свекровь: — Вера Николаевна, как вы всё успеваете? И дом такой чистый, и готовите вкусно, и огород у вас — загляденье. Вера Николаевна смутилась, махнула рукой. — Да что там успевать. Привычка. И тут Геннадий, её муж, отложил вилку и сказал: — Вот именно. Обычная женская работа, ничего особенного. Все бабы так живут. Он сказал это спокойно, даже как будто с усмешкой. Потянулся за хлебом, намазал масло. А Вера Николаевна сидела и чувствовала, как что-то внутри неё трескается. Медленно, со скрипом, как лёд по весне. Тридцать лет. Тридцать лет она стирала, готовила и ждала — ждала с работы, из командировок, с рыбалки. А он назвал это обычной женской работой. Ничего особенного. Оля покраснела, опустила глаза. Дима кашлянул, сменил тему. Вера Николаевна молча встала, унесла тарелки на кухню. Руки тряслись, когда

Галина стояла на лестничной площадке и смотрела на закрытую дверь. Обычная железная дверь, коричневая, с глазком посередине. За этой дверью жила её дочь Настя. Жила уже три года — с тех пор как вышла замуж за Кирилла и переехала в эту двухкомнатную квартиру на окраине города. В руках у Галины был пакет с пирожками — она встала в пять утра, чтобы напечь свежих, с капустой и с мясом, как Настя любила в детстве. Ещё там лежала баночка варенья из крыжовника и тёплые носки, связанные за зиму. Галина всегда что-нибудь привозила дочери. Так было заведено, так казалось правильным. Она позвонила в дверь ещё раз. Никто не открывал. Но Галина точно знала, что Настя дома — видела свет в окне, когда подходила к подъезду. Да и машина Кирилла стояла во дворе. Наконец щёлкнул замок. Дверь приоткрылась на ширину цепочки. В щели показалось лицо дочери — бледное, с тёмными кругами под глазами. — Мама? Ты что тут делаешь? — Как что? В гости приехала. Пирожков напекла, твоих любимых. — Я же просила не при

Валентина Сергеевна накрывала на стол с особой тщательностью. Салфетки уголком, вилки слева, ножи справа, бокалы для вина чуть выше тарелок. Она любила, когда всё красиво. Даже обычный семейный ужин должен быть праздником — так её учила мать, так она учила дочь. Марина приехала с мужем Костей и внуком Артёмом. Мальчику было пять, он сразу побежал в комнату, где Валентина Сергеевна держала для него коробку с игрушками. Костя помог тёще донести блюдо с запечённой курицей, Марина села за стол, не предложив помощь. Валентина Сергеевна заметила это, но промолчала. Она вообще в последнее время много молчала. Научилась. Раньше сказала бы: «Мариш, могла бы и помочь матери». А теперь — нет. Психолог из телевизора объяснял, что взрослых детей не надо воспитывать, надо принимать такими, какие есть. Сели ужинать. Валентина Сергеевна разложила салат по тарелкам, налила вино. Костя рассказывал про работу, Марина ковыряла вилкой курицу. Артёмка прибежал из комнаты, залез к маме на колени. — Мам, а м

Тамара Ивановна поливала клубнику, когда над забором показалась голова соседа Виктора Петровича. Она улыбнулась и помахала рукой. Пятнадцать лет соседства — это не шутка. Вместе праздновали дни рождения, вместе возили урожай на рынок, вместе ругали местную администрацию за разбитую дорогу. — Тамара, разговор есть, — голос у Виктора был какой-то чужой. Сухой. Официальный. Она отложила лейку и подошла к забору. — Что случилось, Вить? — Я межевание заказал. Кадастровый инженер приезжал. Оказалось, твой забор стоит на моей земле. Почти метр захватила. Тамара растерялась. — Как это — на твоей? Забор тут всегда стоял. Ещё при прежних хозяевах. — А документы говорят другое. Так что давай по-хорошему — переноси забор. И теплицу свою тоже придётся двигать. Тамара посмотрела на теплицу, которую они с мужем Николаем ставили три года назад. Столько сил вложили, столько денег. А главное — там росли помидоры, которые она холила как детей. — Вить, может, ошибка какая? Давай вместе разберёмся. — Ника

Татьяна сидела в коридоре суда и смотрела на свои руки. Пальцы мелко дрожали. Рядом на скамейке лежала папка с документами, которую она перебирала уже в сотый раз, хотя знала содержимое наизусть. В конце коридора хлопнула дверь, и появился Олег. Бывший муж. Он шёл уверенной походкой, в новом костюме, с портфелем. За ним семенил адвокат — лысоватый мужчина с цепким взглядом. Олег прошёл мимо, даже не взглянув на Татьяну. Будто она была пустым местом. Восемь лет брака. Восемь лет она стирала его рубашки, готовила его любимые котлеты, терпела его мать с её бесконечными претензиями. А теперь — пустое место. История с квартирой началась на их свадьбе. Родители Татьяны, простые работяги из райцентра, копили всю жизнь. Отец двадцать лет отработал на заводе, мать — медсестрой в поликлинике. Откладывали с каждой зарплаты, отказывали себе в отпусках, в новой мебели, в нормальной одежде. Всё ради дочери. На свадьбу они подарили деньги — два миллиона триста тысяч. По тем временам как раз хватало

Телефон Саши лежал на тумбочке рядом с моей кроватью. Он забежал на пять минут — передать апельсины и термос с бульоном от моей мамы — и оставил его, когда выскочил в коридор поговорить с врачом. Я лежала после кесарева, шевелиться толком не могла, но телефон был совсем рядом, только руку протянуть. Экран загорелся. Входящий вызов — «Мама». Его мама, моя свекровь Раиса Фёдоровна. Я машинально ответила. — Саш, ну что там? — голос свекрови звучал раздражённо. — Это Оля, Раиса Фёдоровна. Саша к врачу вышел. Пауза. Потом: — А. Ну ладно. И сбросила. Даже не спросила, как я себя чувствую. Как внучка. Маленькая Варя родилась накануне, три двести, здоровенькая. А бабушка по отцовской линии за сутки так и не приехала, не позвонила, не поздравила. Я положила телефон обратно на тумбочку и закрыла глаза. Шов тянул, голова кружилась от слабости, а на душе было ещё тяжелее, чем в теле. Пятнадцать лет назад, когда мы с Сашей только начали встречаться, Раиса Фёдоровна сказала ему при мне: «Эта девочк

Телефон снова зазвонил ровно в девять вечера. Я даже не посмотрела на экран, сразу поняла, кто это. Последние три недели одно и то же. Каждый день, в одно время, один и тот же номер. Сначала я брала трубку, потом перестала. Но он продолжал звонить. Положила телефон экраном вниз и пошла на кухню ставить чайник. Пусть звонит. Мне шестьдесят два года, и я давно научилась не обращать внимания на то, что мне не нужно. Особенно если это касается Виктора, моего бывшего мужа, с которым мы развелись ровно двадцать лет назад. Чай заварился, я устроилась в кресле с книгой. За окном темнело, включила торшер. Тихо, спокойно, никто не дёргает. Вот оно, счастье. А телефон всё звонил и звонил. Потом наконец затих. Через минуту пришло сообщение. Открыла, прочитала: "Лена, пожалуйста, ответь. Мне нужно поговорить. Это важно." Вздохнула и набрала ответ: "Виктор, оставь меня в покое. Мы всё давно решили." Отправила и заблокировала номер. Не в первый раз уже. Но он нашёл способ достучаться через дочку. Ма