Код Изобилия

Вечер пятьдесят восьмой. Правила — это не стены тюрьмы, а берега реки. Они не ограничивают свободу, а направляют её, давая ей силу и форму. Настоящая свобода — это не вседозволенность, а возможность действовать, не нарушая границ другого человека День был морозный и солнечный, и они катались на коньках на открытом катке в парке. Соня, ещё неуверенно стоявшая на льду, вцепилась в папину руку. Вокруг них весело носились другие дети и взрослые, и царила приятная, праздничная суматоха. Всё было идеально, пока группа подростков не решила устроить «догонялки», несясь через весь каток, не разбирая дороги. Они сшибали с ног малышей, обгоняли с криками, и вот один из них, проносясь мимо, едва не столкнул Соню с ног. Папа успел резко дёрнуть её за руку, и она, поскользнувшись, упала ему на руки. — Эй, осторожнее! — строго сказал Папа подростку. Тот лишь неуклюже затормозил, буркнул что-то невнятное под нос и умчался дальше. Соня, отдышавшись и придя в себя от испуга, с возмущением смотрела им вс

Вечер пятьдесят седьмой. Настоящее богатство — это не один сундук с золотом, а четыре: воспоминаний, знаний, отношений и внутреннего покоя. Счастлив тот, кто умеет ценить содержимое всех своих сундуков. После разговора об успехе Соня несколько дней ходила в раздумьях. Она наблюдала за людьми в метро, за одноклассниками, за учителями. Все они куда-то спешили, чего-то добивались, что-то покупали. И всем, как казалось, чего-то не хватало. В субботу они с Папой разбирали антресоль, наводя предновогодний порядок, и наткнулись на старую картонную коробку, полную детских рисунков, первых снимков УЗИ, засохшего букетика «любимому папе» и бирочки из роддома. Соня с любопытством перебирала эти сокровища, в то время как Папа с улыбкой наблюдал за ней. — Смотри, — сказал он, беря в руки кривую глиняную кружку с надписью «Самому лучшему папе», — это ты мне на день рождения подарила, когда тебе было четыре года. Помнишь? Соня покраснела: «Она же кривая, и из неё пить нельзя!» — Зато это самая ценна

Вступление-завязка В субботу утром они пошли в гости к папиному старому другу, дяде Сергею. Его квартира поразила Соню. Она была похожа на страницы глянцевого журнала: огромные панорамные окна с видом на центр города, блестящий хромированный металл и глянцевый пластик, дизайнерская мебель причудливых форм. Сам дядя Сергей был одет в дорогой костюм, много шутил громким, привыкшим командовать голосом и постоянно поглядывал на массивные часы на руке. Он показывал им свои новые покупки: последнюю модель телефона, коллекцию часов, огромную плазменную панель. «Вот это я понимаю — жизнь удалась!» — то и дело повторял он, хлопая Папу по плечу. — «Надо стремиться к большему, Виктор! Не сидеть на своих чертежах, как крот в норе!» Соня молчала весь вечер, чувствуя себя неуютно в этой стерильной, сияющей холодным блеском обстановке. По дороге домой, закутанная в шарф на ветреной улице, она не выдержала. Вопрос дочери — Пап, — начала она, крепче сжимая его руку в своей варежке. — Дядя Сергей — он у

Вступление-завязка Был один из тех зимних вечеров, когда темнело рано, а усталость наступала гораздо раньше, чем положено. Папа пришёл с работы позже обычного. Он не жаловался, не стонал, но Соня, как чуткий радар, уловила его состояние. Он двигался чуть медленнее, его смех был не таким громким, а в глазах, обычно таких живых и заинтересованных, плавала тихая, глубокая усталость. Он снял пальто, молча повесил его на вешалку и прошёл в гостиную, где Соня доделывала уроки. Он не сел в своё кресло, а просто опустился на диван, откинул голову на спинку и закрыл глаза. Он не спал, он просто лежал с закрытыми глазами, и казалось, что всё его тело, каждая косточка, вздыхает с облегчением от того, что можно не двигаться. Соня наблюдала за ним, и её охватило странное чувство — смесь жалости, нежности и лёгкого страха. Она подошла к дивану, присела на край и тихо, почти шёпотом, спросила. Вопрос дочери — Пап... Ты очень устал? Он открыл глаза, увидел её серьёзное, встревоженное лицо и слабо улыб

Вступление-завязка За окном метель затягивала город в белое, шепчущее одеяло. В квартире было тихо и уютно, только поскрипывал под тяжестью снега балконный козырек да изредка щёлкали батареи. Соня, забравшись с ногами в папино большое кресло, смотрела, как он за большим деревянным столом разбирает старые семейные фотографии, аккуратно раскладывая их по альбомам. Это был неторопливый, почти медитативный труд: стереть пыль с уголка, поправить криво вставший снимок, подписать карандашом на полях: «Лето 2005, дача». Соня наблюдала за его сосредоточенными, плавными движениями. — Пап, — начала она, подбирая с пола выпавшую карточку, — вот ты сейчас работаешь? Ты же не чертишь мосты, не зарабатываешь деньги. А мама вчера весь вечер «работала» над своим новым свитером — вязала. А бабушка говорит: «Работа в огороде — не в тягость, а в радость». Я всегда думала, что работа — это то, за что платят деньги и куда ходят к определённому часу. А получается, всё сложнее. Что же такое работа на самом де

Вступление-завязка В воздухе витал сладковатый запах палёного дерева и воска. Соня, стоя у верстака в папиной мастерской, с залихватским видом «пиратки» выжигала на небольшой дощечке замысловатый узор. Это было её новое увлечение — за две недели она перепробовала всё: от сложных гравюр до простых надписей. Но сегодня что-то пошло не так. Игла выжигателя пошла криво, и весь тщательно продуманный эскиз был безнадёжно испорчен. — Всё! — с досадой воскликнула она, откладывая прибор в сторону. — Надоело! Ничего не получается! Может, это не моё? Она с тоской оглядела мастерскую: аккуратно развешанные пилы, стамески, банки с красками и лаками, незаконченные чертежи на столе. — Пап, — вздохнула она, — вот ты — архитектор. Ты с детства знал, что будешь строить дома? А как люди вообще понимают, что нашли ТО САМОЕ? То дело, которому захочется посвятить всю жизнь? Как его искать? И что делать, если оно так и не находится? Вопрос дочери Она подошла к столу и взяла в руки одну из папиных стамесок, о

Почему нельзя купить счастье за деньги? Вступление-завязка На следующий день после разговора о деньгах-ключах Соня вернулась из школы взволнованной. В классе грядущий Новый год был главной темой обсуждений, и дети хвастались тем, какие подарки они ждут. Максим, сын владельца местного магазина, с важным видом перечислял: игровую приставку последней модели, новый телефон, огромный конструктор и поездку в Диснейленд. «Пап, — начала Соня, снимая в прихожей зимние сапоги, — а Максим сегодня сказал, что он будет самым счастливым, потому что ему подарят больше всех дорогих подарков. И что счастье измеряется в деньгах. Разве это правда? Если деньги — такие универсальные ключи, почему нельзя просто взять много-много этих ключей и купить себе целую гору счастья?» Она подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу, за которым кружился пушистый снег. Город был похож на сказочную декорацию, и эта зимняя сказка казалась куда ценнее любой приставки. Вопрос дочери «Я не понимаю, — продолжила она,

Вступление-завязка В квартире пахло мандаринами и хвоей. В гостиной, сверкая огоньками, стояла наряженная ёлка, а под ней громоздилась груда пока ещё не распакованных подарков. Приближался Новый год, и воздух был наполнен предпраздничной суетой и волшебством. Соня, помогая Папе развешивать на дверях и стенах гирлянды из фольги, нашла за шкафом старую, позабытую всеми монетку. Она была старой, почти стёртой, и на ней едва угадывался профиль какого-то незнакомого царя. Соня покрутила её в пальцах, ощущая холодный металл. — Пап, — задумчиво сказала она, — вот мы столько всего купили к празднику: ёлку, мандарины, гирлянды, подарки. И всё это — за деньги. Вот за такие вот монетки и бумажки. А что это вообще такое — деньги? Почему все их хотят? Почему мама иногда говорит: «Эх, не хватает денег», а бабушка даёт мне их на «мороженое»? Они что, волшебные? Или это просто цветные фантики, которые все почему-то договорились считать важными? Вопрос дочери Она подбросила монетку и поймала её. — Я не

Вступление-завязка Они сидели на крыше их старого девятиэтажного дома. Это было их особое, тайное место. Летом они приходили сюда смотреть на падающие звёзды, а зимой — на то, как город, укутанный в белое одеяло, зажигает свои огни против ранних сумерек. Крыша была холодной и безлюдной, под ногами хрустел слежавшийся снег, оставленный прошлым снегопадом, а воздух был таким морозным, что каждое слово превращалось в маленькое облачко пара. Город внизу лежал, как заснеженная шкатулка с драгоценностями: фонари отбрасывали на снег длинные золотые полосы, окна светились янтарным теплом, а где-то вдали мигал красный глаз телебашни, теряющийся в зимней дымке. Соня, закутанная в огромный, как спальник, пуховик, в двух свитерах и с шерстяной маской на лице, прижималась к Папе, спасаясь от колючего ветра. В её руках, одетых в толстые варежки, она сжимала термос с остатками обжигающе-горячего какао. Они молчали, глядя на этот огромный, уснувший под снегом, но всё равно дышащий огнями организм. Пос

Вступление-завязка Комнату наполнял уютный вечерний полумрак, нарушаемый лишь мягким светом настольной лампы. Воздух был сладковатым от запаха воска — Соня с упоением выжигала по дереву, выводя на небольшой березовой дощечке замысловатый узор в виде птицы, вырывающейся из ветвистых пут. Её брови были сдвинуты от концентрации, кончик языка высунут, рука с раскаленной иглой двигалась медленно и уверенно. Папа сидел рядом в кресле, наблюдая за её работой, вдыхая терпкий аромат паленого дерева. Внезапно рука Сони дрогнула. Игла пошла не туда, оставив на крыле птицы некрасивый, глубокий черный шрам, резко контрастирующий с тонкими, изящными линиями. — А-а-а! — с досадой воскликнула она, отшвырнув прибор в сторону. — Всё испортила! Опять! Она сгоряча схватила дощечку, явно собираясь швырнуть и её, но вовремя остановилась, лишь с силой сжав в руках. Глаза её блестели от ярости и разочарования. Она смотрела на этот черный провал, этот изъян на своей почти идеальной работе, и, казалось, видела