Запретная зона

Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах! В тот день на Кордоне висела привычная для Зоны хмарь — ни ветерка злобного, ни карканья воронья, одна лишь нудная дробь капель по ржавым обломкам будки да далёкий бубнёж аномалий где-то за кисель-болотами. В деревне новичков, у самой хаты с покосившимся забором, трое молодых сталкеров — Шкет, Рыбак и Валёк — вполголоса мутили воду, намыливая себе приключения на пятую точку. По их плану любой опытный сталкер только презрительно плюнул бы под ноги. — Да вы чего, парни, крышей тронулись? — процедил старый Баркас, ковыряя в нутрях своего верного "калаша" прямо у костра. — На АТП? На стаю псин? Да вас там на фарш пустят, глазом моргнуть не успеете, до первого гаража не доползёте. — Так, мы ж не с

Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах! – Байку хотите? – хрипло спросил я, переводя мутный взгляд на новичков. – Про такое не каждый слышал да и не каждый поверит, но у меня кореш, Лёха Шатун, дружил с одним из членов группы, как оно было… И начал я свой рассказ. В конце двухтысячных слушок по Зоне пополз, как ржавчина по железу: мол, за Янтарем, аккурат перед блокпостом на Припять, группа учёных, «Эпсилон-семь» назывались, нарыли что-то… нездешнее. Сперва так, шептались по углам: дескать, пси-фон шалит, не иначе как установка какая секретная. Потом слух крепче стал: «Не установка, говорят, а… портал. Или врата. Или хрен знает что – но смотрит оно, шельма, смотрит!» На бумагах, что доходили, сперва всё как положено: «Замеры фона,

Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах! Множество баек гуляет по Зоне, но история Игоря Метельского выделяется даже на фоне пропитанных аномалиями и радиацией легенд. Он не охотился за артефактами, не грезил о славе и богатстве, а просто стремился домой. К своей прошлой жизни, которая была безжалостно оборвана. Игорь вырос в Припяти, в стандартной пятиэтажке на улице Курчатова. Ничем не примечательный парень: школа, техникум, работа слесарем на ЧАЭС – обычная биография для жителя города атомщиков. Размеренное течение жизни прервалось в злополучном апреле 1986 года. Он помнил тот день до мельчайших деталей, как будто он произошел вчера. Странный, нарастающий гул, суетящиеся люди, а затем – приказ о срочной эвакуации. Паника в глазах

Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах! На Кордоне, в уютном чреве ложбины за остовом полуразрушенной фермы, где ветер стихал, не терзая комбинезоны, а дождь не норовил залить костёр, приютились пятеро сталкеров. Не слаженная бригада, не организованный отряд — лишь случайные путники, сведенные капризной волей Зоны на эту ночь у живого огня. Пламя костра плясало ровно, потрескивая сухими березовыми поленьями, и отбрасывало на лица танцующие, причудливые тени. Над костром, потемневший от копоти, висел котелок с чаем — не тем, что торгаши втридорога сбывают, а настоящим, в Зоне собранном, как бы дико это ни звучало: листья зверобоя, молодые побеги огненного папоротника, щепотка сушёной "маминой травки" для лёгкой сладости. Безопасно л

Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах! Свинцовая крупа яростно хлестала по бетону, высекая искры из арматуры, словно разгневанные духи прошлого, заточенные в стенах Припяти, пытались вырваться на свободу. Пули, словно огненные осы, жужжали над головами наёмников, заставляя их прижиматься к укрытиям — разбитым витринам магазина, покосившимся бетонным блокам, останкам ржавых автомобилей. Воздух дрожал от грохота, а запах пороха, густой и терпкий, смешивался с запахом сырой земли и гнили, создавая тошнотворную симфонию смерти. — Огонь! Огонь по этим фанатикам! — рявкнул командир отряда, капитан Воронов, хриплый голос которого едва пробивался сквозь какофонию боя. Его лицо, изрезанное глубокими морщинами и шрамами, было словно высечен

Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах! В глубине Зоны, там, где даже сталкеры ходят с оглядкой, а мутанты избегают определённых мест, стоял бункер — неприметный, давно вросший в землю, будто забытый всеми. Под толщами бетона и свинцовых плит работали учёные. Трудились они там не ради денег, не ради славы — ради знания и светлого будущего. Или, может, ради иллюзии контроля над тем, что контролировать невозможно. Среди них был доктор Арсений Волков. Он не был звездой науки — просто человек, преданный делу. Он верил: если понять механизмы Зоны, можно найти способ её укротить. Или хотя бы защитить тех, кто вынужден здесь жить. Всё началось с рутинного эксперимента. В тот день Волков работал с двумя препаратами: вакцина от гриппа — ста

Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах! Зима в Зоне… ох, это не просто холод, братцы. Это как второй чернобыльский взрыв, только ледяной, пробирает до костей, вымораживая последние остатки человечности. Тут не до шуток, тут каждый вдох – испытание. Она проверяет, гадина, кто чего стоит, кто готов слушать шепот замерзшей земли, кто способен разглядеть опасность за снежной пеленой. И в тот год она настала особенно злобной, цеплялась за горло, душила лютым морозом. Казалось, Зона решила заморозить насмерть всех, кто осмелился остаться в этом проклятом месте. Пятеро нас забились в укрытие, прогнившую котельную на окраине Припяти. Огонь в ржавой бочке еле дышал, дым, клубился под закопченным потолком. За стенами выла метель, снег, как н

Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах! Ну, сталкер, присядь поближе к костру — ночь нынче не из добрых. Ветер воет, будто плачет, тени шевелятся, словно живые. В общем, слушай. Историю расскажу. Не знаю, верить или нет, но мужики в Баре не раз за неё поминали. Да и сам я кое‑что видел… Дело было, когда я ещё зелёным салажонком бегал, только‑только из новичков вылез. Попал я тогда в группу к одному старому волку — Сычу. Чудной мужик, но дело своё знал туго. Ходили мы с ним по Кордону да по Свалке, хабар собирали, мутантов отстреливали. В общем, обычная сталкерская жизнь. Но вот однажды Сыч меня и огорошил. Говорит: — Слыхал, Димон, про Домового Зоны? Я, понятное дело, глаза вытаращил: — Ты чего, Сыч, совсем с ума сошёл? Какие ещё д

Данный рассказ является художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Приступы жестокости и трагических происшествий, добавлены лишь для атмосферности рассказа. При написании рассказа, ни один сталкер и мутант не пострадал! Всем добра! Мы осуждаем жестокость во всех ее проявлениях и формах! Ну, сталкер, слухай сюда. Про "Грех" этих, проклятых отщепенцев, что в Зоне нашей матушке, будто черви в яблоке гнилом, копошатся. Живут они, понимаешь, не по законам людским, не по понятиям воровским, а по вере своей, скверной, кровью политой. Как то раз мне говорили, у них вожак – не человек, а тень, без имени, лишь номер на роже – "Седьмой". А прихвостни его, опричники, стало быть – "Очистители". И вот про одного такого, кликуха "Анархист", я тебе расскажу… Не шизик он, слышишь, не думай. Убеждённый до мозга костей. Верил, что Зона – это суд, а они, "Грех" поганый – палачи, мечи карающие. Кто не с ними, того в расход, как погань нечистую. Кто засомневался – тому приговор уже выписан, кровь

Тут, за Периметром, все давно знали: бандиты – они как стая шакалов. Пока сытые – терпят друг друга, а как только запах добычи ослабевает, начинают грызться. Но то, что случилось лет десять назад на Свалке и в Тёмной долине, даже матёрые сталкеры вспоминают с придыханием. Не просто разборка – раскол на века, событие, изменившее правила игры. Главари тогда были двое: Хромой и Костыль. Оба – зэки бывалые, оба считали, что только они знают, как править бандитским миром в Зоне. Хромой держал под контролем Свалку, а Костыль – Тёмную долину. Они делили всё: тропы, схроны и долю с торговцев. Пока они делили, худо-бедно жили мирно. Но как только из заброшенной лаборатории пришел слух о большом хабаре, так и полыхнуло. Сообщение дошло, что в старом бункере на окраине Кордона нашли артефакт — он сиял, как расплавленное золото, а от него будто исходило тепло, приятное и убаюкивающее. Кто держал артефакт в руках, утверждал, что всё, что тревожит организм, исчезает, а раны заживают быстрее. Но гла