Аннушка Пишет

— Слушай, Андрюха, ты мне пятьдесят тысяч на неделю дашь? Срочно надо! — Вадим плюхнулся на диван и закинул ноги на журнальный столик, сбивая при этом вазочку с конфетами. Андрей замер с половником в руках. Он как раз помешивал борщ, который жена попросила доварить. Обернулся, прищурился: — Вадик, ты серьёзно? Мы тебе месяц назад двадцать давали. Ты их вернул? — Да какая разница! — махнул рукой шурин и потянулся к пульту. — Мы же семья, должны друг другу помогать. Марина! — заорал он в сторону спальни. — Где у вас тут печенье нормальное? Это что за сухари? Марина вышла из комнаты, вытирая руки о передник. Лицо у неё было усталое, под глазами тени. — Вадим, опять? Мы уже столько раз тебе... — начала она, но брат перебил: — Ты что, сестра, против родного брата? Я ж не просто так прошу! Бизнес открываю, понимаешь? Через полгода вам в десять раз верну! Андрей поставил половник и подошёл ближе. В груди закипало что-то горячее и неприятное. — Вадим, в прошлый раз ты тоже бизнес открывал.

— Роди сына, а потом поговорим! — Светлана Борисовна швырнула полотенце на стол. — Две девчонки уже есть, а толку? Настя замерла у плиты, чувствуя, как внутри всё сжимается. Она аккуратно отставила кастрюлю с борщом и обернулась. — Светлана Борисовна, я не понимаю... — А что тут понимать? — свекровь прошлась по кухне, словно генерал перед строем. — Фамилию некому передавать! Максиму нужен наследник, а ты что нарожала? Бантики да косички! — Мама, при чём тут бантики? — Настя попыталась сохранить спокойствие. — Девочки — это тоже дети, ваши внучки... — Внучки! — Светлана Борисовна фыркнула. — Они замуж выйдут, фамилию сменят, и всё! А кто продолжит род? Ты об этом подумала? Настя сжала половник так, что побелели костяшки пальцев. Четыре года она терпела. Четыре года слушала намёки, упрёки, сравнения с другими невестками. Но сегодня что-то внутри неё щёлкнуло. — Мы с Максимом решили, что двоих детей достаточно, — она старалась говорить ровно, но голос предательски дрожал. — Решили? — с

— Отдай ключи маме, — Денис даже не поднял взгляд от телефона. — Ей так будет спокойнее. Я замерла, держа в руках тарелку с недоеденной яичницей. Послышалось, что ли? — Что? Какие ключи? — От нашей квартиры. Мама переживает, вдруг что-то случится, а мы не дома. Тарелка выскользнула из рук и с грохотом упала в раковину. Яичница размазалась по белой эмали. — Ты серьёзно? Мы живём здесь всего три месяца, и ты хочешь, чтобы твоя мама могла прийти когда захочет? — А что такого? — Денис наконец оторвался от экрана. — Она же не чужая. Вдруг нам помощь понадобится. — Денис, мы взрослые люди! Нам по двадцать восемь лет, а не восемь! — Вот именно, взрослые. Так веди себя по-взрослому, а не капризничай. Я схватила половник и швырнула его в мойку так, что брызги полетели на плиту. Денис поморщился. — Кира, не устраивай истерику. Мама вчера звонила, спрашивала, как мы тут. Я сказал, что всё нормально, но она волнуется. У неё же теперь пустая квартира, она одна... — И что, теперь она будет заполн

— Значит так, Лариса, — свекровь прошла на кухню, даже не сняв ботинки. — Ты узнала, что Витька квартиру от дяди Миши получил, и думаешь, что это только ваше? Я замерла с половником в руке. Борщ на плите булькал, по кухне разносился запах свежего укропа. Обычный вечер четверга превратился в засаду. — Нина Петровна, добрый вечер, — я аккуратно отложила половник. — Проходите, раз уж прошли. — Не ёрничай! — она шлёпнула ладонью по столу. — Мы с Олегом посоветовались. Квартира — общее наследство семьи! — Какое общее? — из коридора вышел Виктор, вытирая руки о полотенце. — Мам, дядя Миша оставил квартиру мне. По завещанию. Нотариус всё подтвердил. — А кто за ним ухаживал, когда болел?! — свекровь вскочила. — Я ему бульоны варила, к врачам водила! Олег лекарства покупал! Я едва сдержала смешок. В общей сложности Нина Петровна навестила дядю Мишу раза три за последние десять лет. Бульоны — это вообще из области фантастики. Дядя питался в основном макаронами и консервами, которые ему Виктор

Каждый раз, когда я поворачиваю с пыльной грунтовой дороги к знакомым воротам, сердце начинает биться чаще. Вот уже пятнадцать лет, как мамы нет, а дача всё ещё живёт своей тихой жизнью, храня память о ней в каждом уголке. Калитка скрипнула так же, как и тридцать лет назад, когда я впервые сюда приехала пятилетней девчонкой. Мама никогда не смазывала петли, говорила, что этот звук – лучший звонок. Она всегда знала, когда кто-то пришёл. Яблони встречают меня первыми. Старые, корявые, они помнят все наши семейные праздники. Под той, что справа, мы с братом закопали капсулу времени – жестяную банку с нашими детскими сокровищами. Интересно, цела ли она? Мама смеялась тогда, говорила: "Откопаете через двадцать лет и будете плакать от умиления". Прошло больше, а я так и не решилась раскопать. Боюсь разрушить магию того летнего дня. Дом выглядит усталым. Синяя краска на ставнях облупилась, крыльцо просело с одной стороны. Но для меня он всё равно самый красивый. Здесь мама вырастила не толь

— Лариса! Ты посмотри на себя! — Виктор швырнул на стол старую советскую брошюру «Физкультура — путь к здоровью». — Вот раньше женщины следили за собой! А ты что, совсем распустилась? Я замерла у плиты с половником в руке. Борщ кипел, из кастрюли валил пар, а я чувствовала, как внутри меня закипает что-то похуже. — Витя, я готовлю ужин. Может, поговорим потом? — Нет, сейчас поговорим! — Он встал из-за стола и начал расхаживать по кухне, как на плацу. — Я вчера встретил Колю Семёнова. Его жена в пятьдесят два выглядит на сорок! Знаешь почему? Потому что каждое утро зарядку делает! — Ну и чудесно для неё, — я отвернулась к плите, пытаясь сдержаться. — А ты когда последний раз зарядку делала? — голос у него стал таким ехидным, что хотелось вылить на него этот борщ. — В школе, небось? — Витя, хватит, ладно? Устала я сегодня. Полы мыла, бельё стирала, в магазин три раза бегала... — Вот именно что бегала! — он ткнул пальцем в брошюру. — А надо правильно бегать. С подходом. Как в советское

— Где три тысячи?! — Олег швырнул пустой конверт на стол так, что тот соскользнул на пол. Настя замерла у плиты, половник завис над кастрюлей с борщом. Капли красного бульона медленно стекали обратно. — Какие три тысячи? — Не прикидывайся! Утром положил в комод, сейчас пусто! Он подошёл ближе, лицо налилось краснотой. Настя отложила половник и вытерла руки о передник, стараясь не смотреть мужу в глаза. — Может, ты их в другое место... — Я что, маразматик?! Помню отлично: левый ящик, под носками! А теперь там только пыль! Из коридора появилась свекровь Тамара Ивановна, видимо, привлечённая криком. На лице её читалось плохо скрытое торжество. — Олежек, ты чего раскричался? Соседи же услышат. — Мам, деньги пропали! Три тысячи! — Ой-ёй-ёй, — свекровь прижала ладони к щекам, — да как же так? Ты точно в комод клал? — Точно! Специально туда спрятал, чтобы никто... — Олег осёкся и снова уставился на жену. — Настя, последний раз спрашиваю: ты брала? — Нет! — голос Насти дрогнул. — Я даже не з

— Ты опять собираешься всех позорить своей стряпнёй?! — Валентина Петровна вошла на кухню, словно инспектор на фабрику брака. — На мой юбилей, между прочим! Лариса обернулась от раковины, стиснув в руке мокрую тряпку. Вода капала на линолеум, оставляя небольшую лужицу у её ног. — Валентина Петровна, я просто хотела узнать, что вам больше по душе... — По душе?! — свекровь фыркнула, скрестив руки на груди. — Да ты за двадцать лет так и не научилась готовить нормально! Вспомни прошлый Новый год — твой оливье даже кот не стал есть! — Мам, ну хватит уже, — Игорь высунулся из гостиной, но тут же спрятался обратно, когда мать метнула в его сторону убийственный взгляд. — Не мешай, Игорёк! Это женский разговор! Лариса глубоко вдохнула. Двадцать лет. Двадцать лет терпеть эти выпады, эти бесконечные придирки к каждому блюду, к каждому жесту. — Я хотела сделать что-то особенное, — тихо проговорила она, выжимая тряпку. — Баранью ногу, например. Видела рецепт в журнале, с розмарином и чесноком. Г

Анна стояла на перроне, глядя на мерцающее табло. 23:47. Последний поезд уходил через тринадцать минут. Она прижимала к груди продавленную сумку с вещами — всё, что осталось от трёх лет жизни в этом городе. Усталость навалилась внезапно, как лавина. Не та усталость, что накапливается за день или неделю. Это была усталость души — глубокая, въевшаяся в кости, пропитавшая каждую клетку. Усталость от попыток быть достаточно хорошей, достаточно старательной, достаточно терпеливой. — Я устала, — прошептала она в пустоту вокзала, и эти слова прозвучали как признание, которого она избегала месяцами. В кармане завибрировал телефон. Очередное сообщение от Дмитрия: "Ну и уходи! Посмотрим, как ты без меня проживёшь!" Анна даже не открыла его. Она уже знала содержание наизусть — те же упрёки, та же манипуляция, то же желание заставить её почувствовать себя виноватой. Три года назад она приехала сюда с горящими глазами и сердцем, полным надежд. Новая работа, новая любовь, новая жизнь. Дмитрий каза

— Ты что, совсем очумела?! — Светлана Борисовна швырнула на стол глянцевый журнал с домами. — Мы тебе квартиру купили, свадьбу сделали, а ты нам в старости отказываешь? Я вытерла руки о полотенце и развернулась к свекрови. На кухне пахло жареным луком, а за окном моросил октябрьский дождь. — Светлана Борисовна, я не отказываю. Просто у нас сейчас нет таких денег. — Как нет?! — Она вскочила, опрокинув чашку с недопитым чаем. — Андрюша мне всё рассказал! Вы копите на машину! На какую-то там иномарку! Муж виноватым взглядом сидел в углу, уткнувшись в телефон. Трус. Сам наплёл матери про наши планы, а теперь молчит. — Мама, ну при чём тут Лена? — наконец выдавил он. — Мы же обсуждали это... — Обсуждали! — Свекровь ткнула пальцем в журнал. — Вот, смотри! Дом в Анапе, двести метров от моря! Всего шесть миллионов! Для вас это копейки! Я глубоко вдохнула. Считай до десяти, Лена. Не срывайся. — Светлана Борисовна, шесть миллионов — это не копейки. Это наши накопления за пять лет. — Зато я бу