Житейские истории

— Мне не до ваших сантиментов, Арин. Какое, к лешему, родовое гнездо?! Я плевать хотел на эту твою «память»! Мне деньги нужны, понимаешь? Немедленно! У меня столько проблем, что тебе и не снилось… Риелтор мне прямо сейчас задаток даст. Выбора другого у меня нет, понимаешь? Давай мирно договоримся, Арин? Подпиши документы! *** Арина Андреевна разогнула спину, и поясница отозвалась привычным, тянущим нытьем. Она стянула грязную садовую перчатку, вытерла пот со лба тыльной стороной ладони и оглядела свои владения. Красиво. Что ни говори, а родители душу в этот участок вложили. Розы, мамины любимицы, буйствовали алым и белым цветом, виноград заплел беседку так, что внутри даже в полдень царил зеленый сумрак. Дом стоял крепкий, бревенчатый, обшитый сайдингом — отец, царствие ему небесное, строил на века. Только вот тишина эта... Неправильная она была. Глухая. Раньше в это время здесь дым коромыслом стоял. Мангал дымил, дети носились, брызгаясь водой из шланга, на веранде звякали вилки и

— Тебе не стыдно? Ты мужик или кто? Я сказал, что квартиру на меня запишем. И что, что ты деньги заработал? Коля, ты послушай меня! Если вильнет хвостом твоя жена, то придется при разводе половину ей отдавать. А оно тебе надо? Квартирку оформим на меня, ты перед законом чистый, делить нечего! Понимаешь? *** Алёна стояла в прихожей, прислонившись спиной к двери, и пыталась отдышаться. В обеих руках — тяжеленные пакеты из супермаркета. Пальцы побелели и онемели, врезавшийся в кожу полиэтилен оставил красные полосы. — Алёнка, ты? — донёсся из комнаты скрипучий, слабый голос мамы. — Я, мамуль, я, — выдохнула Алёна, сбрасывая мокрые ботинки.  Ноги гудели. Смена в магазине сегодня выдалась адская — ревизия, недовольные покупатели, вечная беготня. Она протащила пакеты на кухню. На столе сиротливо стояла грязная кружка — муж, Коля, видимо, пил чай перед тем, как завалиться на диван. Алёна вздохнула. В квартире пахло сыростью и мамиными лекарствами — корвалолом и чем-то травяным. Почти два го

— Он был рядом, когда вы пытались стереть меня из моей же жизни! — закричала Лиза в ответ, и ее голос сорвался. — Он ждал меня! А вы что сделали? Вы убили во мне все, что было живого! Виктор Ильич проигнорировал дочь и снова набросился на Максима. — И что? Готов ради своих амбиций оставить ее без всего? Без будущего? Без средств к существованию? Максим слушал его, и на его лице не было ни страха, ни злости. Была лишь усталая решимость. — Угрожайте, сколько хотите, — сказал он спокойно. — Я не отступлю. И она не вернется к вам. Никогда. — Мы ее лечили! Мы спасали Лизу от вашей больной любви! — вдруг заверещала Татьяна Михайловна, и в ее глазах блеснули настоящие, истеричные слезы. — Лиза, он... он хочет вернуть тебя в тот кошмар! Он разрушит тебя! — Хватит! — крикнула Лиза, перекрывая мать. Она подошла к Максиму и вцепилась ему в руку, чувствуя, как та дрожит. — Я не вернусь с вами. Вы мне не родители. Вы мои тюремщики. Виктор Ильич выпрямился. Его лицо стало каменным. — Хорошо. По-х

— А вы — нахлебники! Что, братец, не нравится тебе? А ты слушай, слушай! Я тебе сейчас всю правду про тебя выложу! Чего сюда явились? Неудачники! Мать с отцом обираете, живете в их квартире. Расплодились там! Родители квартиру сдавать могли, доход дополнительный к пенсии иметь. А нет, они вас пустили! Да что вы там им платите? Копейки! *** Маршрутка, старая, дребезжащая «Газель», подпрыгнула на очередной кочке, и Семен привычно стукнулся виском о холодное стекло. За окном проплывали серые поля, присыпанные первым ноябрьским снегом. Темнело. Два часа туда. Два часа обратно. Каждый день он мотался из городка жены, куда они сбежали, в свой родной город на работу. Ноги гудели, позвоночник ныл, но другой работы не было, а семью кормить надо. В наушниках играло что-то монотонное, но мысли перекрикивали музыку. Семен закрыл глаза. Перед глазами тут же всплыл тот самый дом. Двухэтажный, из красного кирпича. Он помнил каждый кирпичик, потому что сам их и таскал. Ему было пятнадцать, когда оте

— Место хорошее. Думал, Вам, как художнику, понравится. — Оно мне не просто нравится. Я его… помню. — Она сказала это впервые вслух, призналась в этом кому-то другому. — Я помню, как здесь пахнет водорослями после шторма. И как шуршит под ногами этот особенный песок. Я не могу вспомнить, кто я, но я помню, как здесь пахнет! Голос ее сорвался. Максим внимательно посмотрел на нее. Его лицо было серьезным. — Память — странная штука, — произнес он задумчиво. — Она как море. Что-то выкидывает на берег, а что-то навсегда прячет на дне. Иногда помнишь запах, но не помнишь лица. А иногда помнишь боль, но забываешь, из-за чего она была. — А Вы что помните? — прямо спросила Лиза, впиваясь в него взглядом. — Вы говорите о боли так, будто знаете ее лично. Он отвел взгляд, уставившись на огонь. — У каждого своя боль. Кто-то тонет в море. А кто-то тонет в прошлом. Результат один. Он встал, отряхнул штаны и пошел к лодке, словно сказал уже слишком много. Лиза сидела и смотрела ему вслед. Подозрени

Найти в интернете адрес фотостудии, где еще работали с пленкой, было несложно. Сложнее было вырваться из дома. Татьяна, заметив ее собирающейся у выхода, нахмурилась. — Лиза, ты куда? У тебя же через час занятие с репетитором. Артем будет недоволен, если ты пропустишь. От имени «Артем» неприятно заныло внутри. — Мне нужно…просто пройтись. Подышать», — сказала Лиза, пряча фотоаппарат в сумку. — Но доктор сказал… — Я не ребенок! Мне нужно побыть одной!» — вырвалось у нее с такой неожиданной резкостью, что Татьяна Михайловна отшатнулась, и на ее лице мелькнуло неподдельное удивление. Возможно, так, резко и эмоционально, ее дочка никогда не говорила. Лиза почти выбежала из дома, не оглядываясь. Студия оказалась маленькой, затерянной в старом дворе. Ее хозяйкой была девушка с розовыми волосами и умными, внимательными глазами по имени Аня. Она взяла пленку, не задавая лишних вопросов, лишь бросив взгляд на Лизу, замершую в тревожном ожидании. — Подождешь? Готово будет через час. — Я подож

Первое, что она ощутила, — это привкус. Стоматологический, лекарственный, словно во рту осталась пыль от растолченных таблеток. Потом пришло осознание белизны. Белый потолок, белые стены, белые простыни, натянутые до самого подбородка. Свет был неяркий, рассеянный, будто фильтрованный через плотные шторы, но глаза все равно болели. Очнувшаяся пациентка медленно повернула голову на скрипящей подушке. В горле першило, а все тело было ватным и непослушным, словно его придавили грузом. Рядом с кроватью стояла капельница, и тонкая прозрачная трубка терялась где-то под одеялом, в районе ее руки. В дверях показалась женщина в белом халате. Увидев открытые глаза пациентки, она улыбнулась, но улыбка была напряженной, профессиональной. — Ну вот и проснулись. Как себя чувствуете? Голос прозвучал чужим и глухим, будто доносился из-за толстого стекла. Девушка попыталась ответить, но из горла вырвался лишь хриплый, беззвучный выдох. — Не старайтесь говорить, — мягко сказала женщина, подходя ближе

— Да я прекрасно знаю, что ты, братец, нам просто завидуешь! Конечно, мой-то Игорек — человек при статусе, у нас квартира своя, с ремонтом хорошим. Машина новая, надежная! А ты что? Дите в тряпье одеваете, по съемным углам мотаетесь. А про ребенка не сказала… Да потому, что сглазишь! Неудачник! ***  Гоша  сидел на нижней ступеньке крыльца родительского дома, вертя в руках травинку. Внутри клокотало глухое, тяжелое раздражение. Пятница. Вечер. Хотелось тишины, бани и, может быть, бутылочку «пенного» под вяленую рыбу. Но тишины не было. Из открытого окна кухни доносился голос Игоря. Громкий, самоуверенный, такой, что хотелось заткнуть уши. — Да, братан, всё на мази! — вещал Игорь кому-то в трубку. — Короче, подтягивайтесь. Место шикарное. Да, мой коттедж! Баня, шашлык-машлык, всё организуем. Природа, воздух — закачаешься! Гоша скрипнул зубами. «Мой коттедж». Надо же. Игорь появился в их жизни полгода назад. Сестра, Вика, притащила его знакомить с таким видом, будто привела наследного п

— Пожалуйста, Артем, не бросай меня! Мне страшно, понимаешь? Если что-то случится, то я одна… Я не справлюсь просто! Артем, ты даже в выходные меня бросаешь и куда-то убегаешь. Что значит «я придумываю»? Вон, почитай документы, которые я из больницы принесла! Угроза у меня, понимаешь? Дочь наша просто может не родиться! *** Лиза плотнее закуталась в объемный шарф, пытаясь спрятать нос. От поликлиники до дома было всего две остановки, можно и на автобусе, но врач сказал: «Гулять, милочка, дышать воздухом, но без фанатизма». Вот она и дышала. Воздух пах выхлопными газами и сырой землей. В сумке лежал листок с назначениями, исписанный размашистым почерком. Гипертонус. Угроза. Опять. Лиза остановилась, прижала ладонь к низу живота. Там, под пуховиком и теплым свитером, жила их с Артемом мечта. Маленькая точка, которая уже превратилась в крохотного человечка. Девочка. Они так хотели дочку. — Ну, малышка, держись, — прошептала Лиза. — Мы с папой тебя ждем. При мысли о «папе» внутри кольнул

За всю свою жизнь Ольга только один раз побывала на море - вместе с родителями, ей тогда было шесть лет и естественно, что запомнилось совсем немногое. Теперь же она собиралась отдохнуть так, как никогда! — Максим, ты только посмотри, какие цветы! — выскочив из такси, Оля тут же подошла к кадке в античном стиле с живыми растениями, которая украшала вход в отель, — какой аромат! Наверное, это орхидеи... Ого! Отсюда видно море! — кинулась она в другую сторону, — чайки! Яхты! Как красиво! Максим! — широко улыбаясь, она подлетела к мужу, который только-только выбрался из такси, — это будет незабываемо! Согласен?! — Ага, — ответил муж, — мне бы прилечь… В самолете выяснилось, что он плохо переносит воздушный транспорт и никогда не летал так далеко. И сейчас лицо у Максима было бледным и сероватым. — Ну, давай заселяться, — Оля сама забрала два чемодана и с нетерпением обернулась на раскинувшийся внизу город - она не собиралась ни одной лишней минуты сидеть в отеле! Хотелось столько посмо