Клиника доктора Шурова

от врача-психиатра и нарколога Василия Шурова Есть одно состояние, о котором зависимые говорят реже всего. Не о похмелье, не о провалах памяти, не о срывах. О стыде. «Доктор, утром просыпаюсь — и будто проваливаюсь в чёрную яму». «Я не могу смотреть людям в глаза». «Стыдно за слова, за поведение, за всё». «Хочется просто исчезнуть». И вот что парадоксально: именно стыд — одна из самых мощных сил, которые тянут человека обратно к алкоголю. Не тяга. Не компания. Не стресс. Стыд. Сегодня расскажу, как устроен этот механизм и почему стыд — не тормоз, а двигатель зависимости. Алкоголь сначала глушит стыд, а потом делает его сильнее В трезвом состоянии стыд — неприятная, но полезная эмоция. Она помогает оценить поведение, понять, где мы ошиблись, где нужно что-то исправить. Но под алкоголем мозг работает иначе. Алкоголь: — снижает активность префронтальной коры — зоны, отвечающей за самоконтроль и совесть; — усиливает дофаминовую систему; — тормозит внутреннего критика. Человек делает то,

от врача-психиатра и нарколога Василия Шурова Каждый раз, когда на приём приходит родитель и тихо говорит: «Мне кажется, он начал пить…» — я знаю: за этой фразой стоит не только страх. Там ещё и огромный вопрос: почему подростки так легко «подсаживаются» и почему последствия у них тяжелее, чем у взрослых? И ответ здесь не моральный, а нейробиологический. Подростковый мозг — не уменьшенная копия взрослого. Это другой орган, живущий по своим законам. И алкоголь в этот период действует совсем иначе — быстрее, агрессивнее, глубже. Сегодня расскажу простыми словами, что именно происходит внутри, почему подростки особенно уязвимы к алкоголю и как формируется зависимость, если вмешаться слишком поздно. Подростковый мозг в фазе активного роста В 12–20 лет мозг перестраивается почти так же активно, как в первые годы жизни. Это огромная «стройка»: меняются связи, растут нейронные сети, созревают зоны, отвечающие за эмоции, самоконтроль, мотивацию. Но проблема в том, что эти зоны созревают н

от врача-психиатра и нарколога Василия Шурова Иногда ко мне приходит человек и говорит фразу, от которой у любого врача внутри всё сжимается: «Я помню начало… а потом словно выключили. Время пропало». Кто-то называет это «отключкой», кто-то — «провалом», кто-то — «будто наблюдал со стороны», кто-то — «я был, но меня как будто не было». На самом деле это всё разновидности одного явления — диссоциации. И при употреблении алкоголя и наркотиков она встречается куда чаще, чем люди готовы признать. Сегодня хочу объяснить простыми словами, почему мозг «исчезает», почему время проваливается, и что на самом деле происходит внутри в эти моменты. Диссоциация — это не сон и не забывчивость. Это защитный режим. Чтобы понять механизм, нужно отказаться от бытового представления о «провале». Это не отключение сознания, как при обмороке. И не потеря памяти, как при амнезии. Диссоциация — это способ психики отделиться от происходящего, когда она не может выдержать стресс, токсичность или перегрузку. К

от врача-психиатра и нарколога Василия Шурова Когда ко мне приходит человек с зависимостью, я почти всегда задаю один и тот же вопрос: «Когда вы по-настоящему чувствовали себя не одиноким?» Ответ обычно звучит одинаково — неловкая пауза, тяжёлый выдох, потом: «Давно. Не помню». «Наверное, никогда». «Только когда пил». И вот эта последняя фраза — самая важная. Потому что зависимость — это не только про химический захват мозга. Это про одиночество. Про ту пустоту, которую человек годами пытается заполнить — сначала людьми, потом работой, а потом алкоголем, который даёт иллюзию связи. Сегодня хочу рассказать, почему мозг зависимого выбирает не людей, а алкоголь. И почему это происходит даже тогда, когда рядом есть семья, дети, друзья. Одиночество — не внешнее, а внутреннее состояние Люди часто думают, что одинок тот, кто живёт один. Но я видел огромное количество зависимых, которые живут в семьях, окружены близкими — и всё равно чувствуют себя так, будто весь мир где-то далеко, за ст

от врача-психиатра и нарколога Василия Шурова Если вы когда-нибудь жили рядом с зависимым человеком, то знаете один болезненный факт: ложь там присутствует всегда. Иногда беспардонная, иногда изящная, иногда наивная, иногда глупая — но обязательная. Зависимый может клясться в любви, уверять, что «сегодня точно не пил», обещать изменить жизнь, давать слово, которое забудет через два часа. И делает это настолько естественно, что ближний начинает сомневаться в себе: «Может, правда?» «Может, я преувеличиваю?» «Может, я слишком жесткий?» А потом — новая ложь. И ещё одна. И ещё. Почему так? Почему зависимые врут даже в ситуациях, где ложь очевидна, бессмысленна или легко проверяема? Почему лгут даже тогда, когда хочется быть честным? Ответ — в нейробиологии. Ложь при зависимости — не черта характера, а симптом. И если это понять, можно перестать воспринимать ложь как личное предательство и начать видеть её как часть болезни. Ложь — это защита мозга, а не осознанный выбор У зависимого

от врача-психиатра и нарколога Василия Шурова Когда люди приходят на консультацию с зависимостью — алкогольной, наркотической, игровой — почти всегда звучит один вопрос: «Почему это случилось именно со мной?» И очень редко человек предполагает, что зависимость пришла не одна. Что рядом с ней — как тень — существует вторая проблема: тревога, депрессия, панические атаки, травматичный опыт, нарушение саморегуляции, расстройства личности, синдром дефицита внимания, хронический стресс. В медицине это называется коморбидностью — сочетанием нескольких состояний одновременно. И в зависимости это не исключение, а правило. Сегодня хочу объяснить простым языком, почему зависимость почти никогда не бывает «одиночной», почему её нельзя рассматривать только как «вредную привычку» и как коморбидность меняет сам процесс выздоровления. Зависимость — не причина, а следствие Если убрать все сложные термины, зависимость — это способ справиться с тем, с чем человек давно не может справиться иначе. И о

от врача-психиатра и нарколога Василия Шурова Есть одна тема, о которой люди говорят вполголоса — обычно с неловкой улыбкой: «Доктор, я помню вечер… а потом — всё. Пустота. Как будто смотрел фильм и перемотал кусок». Провалы памяти после алкоголя кажутся чем-то смешным, «классическим студенческим опытом», но на самом деле это одно из самых серьёзных последствий употребления. Потому что в эти моменты мозг работает не так, как должен — и вовсе не потому, что «перебрал». Сегодня расскажу, что реально происходит внутри — просто и по-человечески. Провал памяти — это не забывание. Это отсутствие записи. Многие думают, что во время алкогольной амнезии человек «забывает» события. Но это не так. Он их не забывает — он их не записывал. Как будто мозг выключает кнопку «сохранить». И это уже не про характер, силу воли или интенсивность вечера. Это физиологический сбой: гиппокамп — зона мозга, отвечающая за формирование новых воспоминаний — перестаёт нормально работать. Вы можете разговаривать

от врача-психиатра и нарколога Василия Шурова Есть один любопытный феномен, который замечают почти все, кто хоть раз сталкивался с похмельем: после алкоголя резко тянет на сладкое. Кто-то ищет шоколад, кто-то — газировку, кто-то способен съесть торт в одиночку. И это не просто «хочется чего-то вкусненького». Это биохимический, очень точный запрос мозга. Люди часто спрашивают: «Доктор, почему меня после выпивки тянет в кондитерский отдел? Я же не сладкоежка» Это нейрохимия. И если её понимать, становится намного проще разобраться в собственных состояниях — и в том, почему алкоголь меняет пищевое поведение. Давайте разберёмся спокойно и человеческим языком. Алкоголь выбивает систему вознаграждения — и мозг требует компенсации Когда человек употребляет алкоголь, мозг получает резкий всплеск дофамина. Это тот самый нейромедиатор, который отвечает за предвкушение, интерес, удовольствие, мотивацию. Но проблема в том, что алкоголь — искусственный дофаминовый стимул. Слишком быстрый и слишк

от врача-психиатра и нарколога Василия Шурова Есть одна особенность, которую замечают почти все: чем старше человек становится, тем тяжелее проходит похмелье. Причём возраст тут не всегда играет главную роль — иногда организм «сдаётся» уже к тридцати. Многие воспринимают это как признак старения или слабости, но на самом деле объяснение куда глубже. Тяжёлое похмелье — это не «везёт/не везёт». Это нейрохимические процессы, которые со временем перестают терпеть алкоголь так же легко, как раньше. Сегодня разберём, почему похмелье усиливается, что в этом участвует и как мозг меняет свою реакцию на алкоголь год за годом. Алкоголь действует одинаково. А вот организм — уже нет В юности организм работает как система с огромным запасом прочности: печень быстро перерабатывает алкоголь, мозг легче восстанавливается, гормоны стабильнее, сон глубже. Но по мере жизни меняются: — работа печени, — уровень ферментов, — гормональный фон, — состояние сосудов, — чувствительность нервной системы. Всё

от врача-психиатра и нарколога Василия Шурова Когда человек пьёт год-два — это одна история. Когда десять лет — совсем другая. За это время меняется не только поведение, здоровье и эмоциональный фон — меняется сам мозг. Структурно, химически, функционально. И если честно, вот что всегда поражает: люди, которые приходят ко мне после долгих лет употребления, уверены, что их проблемы — в характере. Что они «рассеянные», «раздражительные», «устали от жизни», «потеряли интерес». Но на самом деле это не характер. Это нейробиология. Сегодня расскажу, что происходит с мозгом после 10 лет регулярного употребления алкоголя — человеческим языком, без страшилок, но честно. Мозг перестаёт работать стабильно: выпадает «режим взрослости» Первая зона, которую алкоголь бьёт сильнее всего, — префронтальная кора. Это участок мозга, отвечающий за: — самоконтроль, — планирование, — волю, — способность завершать дела, — анализ последствий, — эмоциональную стабильность. После 10 лет употребления префронта