Счастье есть

Алена так и осталась стоять в холодном больничном коридоре, прислонившись лбом к прохладной кафельной стене. В ушах звенело от резких слов и того ледяного тона, каким они были произнесены. Щеки горели от унижения. Дверь в палату снова приоткрылась, и на пороге появилась Наталья. Ее лицо, только что сиявшее сладкой улыбкой, теперь было непроницаемо и холодно. — Послушайте, как вас там… — начала она, делая паузу для эффекта. — Алена, — тихо, но четко ответила девушка, выпрямляясь. — Да, так вот, Алена, — Наталья сделала шаг вперед, понизив голос до конфиденциального, но недружелюбного шепота. — Андрей просил передать, что не хочет вас видеть. Ему нужен покой, а не визиты посторонних. Так что, вот, держите. Здесь вполне хватит за ваши хлопоты, и можете уходить. Надеюсь, вы все поняли. — В ее протянутой руке лежала пачка купюр. Голос звучал стальным нотами, не оставляющим места для возражений. Алена посмотрела на конверт, затем в глаза Натальи. В них не было ни капли тепла, лишь расче

Апрельская погода не была похожей на весеннюю. Алена, закутавшись в пальто, вышла из подъезда с мусорным пакетом в одной руке и сумочкой в другой. Впереди был насыщенный день: несколько собеседований, одно важнее другого. Хотелось, наконец, найти работу, деньги, что она откладывала перед увольнением, заканчивались… У мусорных контейнеров она заметила мужчину. Он не решался подойти ближе к бакам, а ходил неподалеку, и его неуверенные шаги выдавали внутреннее сомнение. Внешность его была противоречивой: добротное, дорогое на вид пальто, но сильно помятое, пыльное, небритость щеки и лохматые, не стриженные волосы контрастировали с прямой осанкой и каким-то врожденным аристократизмом. Он брезгливо морщился, поглядывая на контейнеры, но какая-то неодолимая сила удерживала его здесь. Алена на секунду замешкалась. Внутренний голос нашептывал: «Иди своей дорогой, не вмешивайся, опоздаешь». Но что-то более глубокое, человеческое, заставило ее сделать шаг навстречу. Тогда она еще не знала, что

Катя хлопнула дверью, и на какое-то мгновение в комнате повисла тишина. Даже малышня притихла, перестала шуршать фольгой и позабыла обо всем. Марина почувствовала, как лицо заливает густой, предательский румянец. Она опустила глаза, желая в этот момент провалиться сквозь землю. Мысль о том, что Андрей мог подумать, будто она навязывается в его дом, в его сложную жизнь со своей помощью и этой нелепой короной из фольги, была невыносимой. Она чувствовала себя непрошеной гостьей… — Я, пожалуй, пойду… — тихо, почти шепотом, проговорила она, отодвигая стул. — Спасибо за завтрак и за гостеприимство. — Подождите, — твердо сказал Андрей. Его голос прозвучал как островок спокойствия в этом море неловкости. — Я Вам все объясню. Пожалуйста, не уходите. И не подумайте ничего плохого о Кате. Да, у детей есть мама. И это все мои дети. — Вам не нужно ничего объяснять, — поспешно возразила Марина, все еще глядя в пол. — Это ваши личные дела. Я все понимаю. — Послушайте, Марина Анато… Марина. — Он сдела

Марина только собралась с духом, чтобы дать совет Дмитрию, который стоял перед ней с младенцем на руках, как слова застряли в горле. Скрип половиц — и в комнате появилась Настя. Она замерла на мгновение, ее большие, васильковые глаза, которые только что воспевал Дмитрий, расширились от удивления. — Дима! Ты как здесь оказался? — Голос ее был резким. Дмитрий аж подпрыгнул на месте и инстинктивно прижал к себе Левушку, который захныкал от внезапного движения. — Настя! Так это и есть дом твоего деда? Бывает же такое… — Он растерянно огляделся. — Ты что здесь делаешь? — Настя сделала шаг вперед, ее пальцы сжались в кулаки. — Верни Левушку в кроватку! Сию же минуту! Она была готова броситься и забрать ребенка, но Дмитрий, опомнившись, крепче прижал к себе малыша. — Настя, я к тебе приехал. — Он произнес это просто, без пафоса, глядя ей прямо в глаза. — Долго же ты думал… — В ее голосе была горечь, накопленная за месяцы одиночества, страха и обиды. — Уже и не считала, сколько. — Настя, я

Прошла неделя. Другая. Третья. Календарь на столе, весь отмеченный красными крестиками, показывал, что она давно не была в деревне. Марина стояла у окна ординаторской, глядя на мокрый асфальт, разрисованный отражениями неоновых вывесок. И поняла, что она очень соскучилась. Очень. Скучала она по теплому, пахнущему печеными яблоками деревенскому дому, по громкому плачу Левушки, по его беззубой улыбке, которая умиляла даже такого строгого деда, как Иван Кузьмич. Скучала по Насте, с ее взрослой не по годам серьезностью и одновременно нежностью, с которой она возилась с сынишкой. Скучала даже по ворчливому деду Ивану Кузьмичу. Хотя, она сразу поняла, что за ворчливостью прячется настоящая любовь к внучке и правнуку. Они за такой короткий срок стали почти что родными. А еще… еще она не могла забыть внимательный, спокойный взгляд Андрея. Взгляд, в котором читалась ответственность и какая-то неизменная внутренняя сила. «Надо же, разве такие еще бывают? – думала она, бесцельно проводя пальцем п

Семь часов утра. Родильный дом. Смена закончилась, но сил ехать в свою пустующую квартиру не было никаких. Она сидела в своем кабинете, уставившись в темный экран монитора, и чувствовала себя выжатой, как лимон. Неспокойная ночь, несколько рожениц. Дверь скрипнула, нарушив тишину. В кабинет, шаркая влажной тряпкой, заглянула санитарка Валентина Степановна, хмурая, но, не смотря на постоянное недовольство, всегда готовая помочь. — Марина Анатольевна, а Вы все еще тут? — хрипло прошептала она, хотя кроме них в кабинете никого не было. — Я уж думала, уехали, смена-то закончилась, отдохнуть бы вам. — Собираюсь, Валентина Степановна, — машинально ответила врач. Санитарка, не смущаясь, вошла и принялась водить тряпкой по уже чистому полу, явно желая пообщаться. — Ну и дела, Марина Анатольевна, дела-то какие, — завела она свою привычную песню. — Только что в третьей палате мыла, так там одна непутевая от ребенка отказываться собралась! Молодая, здоровая, мальчика родила — красавчика, кудрявог

Как только Сонечка уснула, Вера тихонько спустилась в гостиную. Огромный дом затих. Никого. Родители Елены уехали. Вера прошла в кабинет, сердце её колотилось. Ей было о чём поговорить с Артёмом, и этот разговор не терпел отлагательств. Она тихонько постучала и открыла дверь. Артем сидел за столом, в слабом свете настольной лампы рассматривая серебряную фоторамку. На фотографии была Елена и он сам, моложе и как будто беззаботнее. Услышав шаги, он не поднял головы, лишь пальцы чуть сильнее сжали рамку. — Сонечка уснула, — тихо начала Вера, останавливаясь по другую сторону стола. — А мне важно поговорить с Вами. — Она теперь всё знает? — голос его был глухим, уставшим. — Да. И, самое удивительное, призналась, что догадывалась, что я не её мама. — Вера попыталась улыбнуться, но получилось неуверенно. — Сказала, что заметила, что я не умею рисовать и не знаю, где что находится в доме. А ещё, что я много времени провожу с ней… И это ей нравится… Артём наконец оторвал взгляд от фотографии и

— Все из-за этой фотографии… Лучше бы ее и не было, ничего бы тогда не произошло… — прошептала Анжела Игоревна, и в ее голосе звучала такая безысходная горечь, что по спине Веры пробежал холодок. Она сидела, изящная, чуть ссутулившаяся, и вся ее былая надменность растворилась, уступив место усталости. Казалось, она даже стала меньше ростом. — Скажите, — тихо, но настойчиво попросила Вера, — как фотография попала в папку с рисунками Елены? Я сразу узнала маму на снимке и захотела выяснить, что же было тогда на самом деле... А позже нашла две одинаковые бирочки, те самые, из роддома. И поняла, что девочек было две. — Девочек было две… — Анжела Игоревна говорила медленно, с трудом подбирая слова, как будто перебирала тяжелые, запрятанные в глубине моменты памяти. — Но одна из них могла не дожить и до года, потому что нужна была сложная операция и дорогое, долгое лечение. — Она посмотрела на Веру, и в ее глазах читалось что-то вроде оправдания. — У вашей мамы, Натальи, было две крошечные ж

Вера допоздна задержалась в комнате Сонечки, слушая ее ровное дыхание во сне. Девочка, утомленная игрой и впечатлениями, уснула, крепко прижимая к себе новую куклу и руку Веры. Высвободить ладонь удалось лишь с трудом. Вера посидела еще несколько минут, наблюдая в свете ночника за малышкой. Ей не хотелось лишний раз встречаться с угрюмой Марьей Ивановной, поэтому она задержалась в комнате малышки. Наконец, она тихонько спустилась в гостиную. В этот момент открылась входная дверь. Вернулся Артем. Он выглядел уставшим. Сбросил пальто, провел рукой по волосам и, увидев Веру, на мгновение замер. — Не спите? — его голос был низким, охрипшим от усталости. — Нет. Я ждала Вас, чтобы поговорить… — тихо ответила Вера. — Как все прошло с замом? Он вернет деньги? Артем тяжело опустился в кресло напротив, откинул голову на спинку и закрыл глаза. — Сергей… Он не ожидал, что я появлюсь. И уж тем более — что выложу все факты ему на стол. — Он открыл глаза, и в них читалась не столько злость, сколь