ГОЛОД РАЗЛУКИ

Творчество

Популярные темы

И ВОТ ОПЯТЬ.... *********************** Ну вот опять, сынок, зима. Опять завьюжило. Я снова как-то без тебя Весь год продюжила. Опять прошу поменьше снега У погоды, Чтоб легче было протоптать К тебе проходы. Зимой на кладбище бывают Редко гости. Не все, как я ведь прописались На погосте. Зима в себе всё собрала: Как дар рожденья, Так и проклятье - Твоей смерти воплощенье. И как прикажешь мне, сынок, К ней относиться? Где за тебя благодарить? Где возмутиться? Как страшно в один миг Всего лишиться! Остаться здесь, за счастье Болью поплатиться. Когда зима приходит, на неё Как мне не злиться? Она заставила "за упокой" Меня молиться. Давно ценить я стала всё В другой валюте. Тот чёрный день - мне приговор По своей сути. Мой белый флаг с тех пор висит Под взглядом Божьим. Не может мир, где нет тебя, Быть мне пригожим. Опять твой тёплый шарф Укутал фото. А Бог не принял моего Самоотвода. /Любовь Зяткина/

ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЫХОД. _______________________________________ Когда уходят деточки в " закат", То сердце к счастью больше не способно. И все мечты о будущем ребёнка Приобретают статусы " загробно". Мы мысленно стараемся уйти, С душой ребёнка, из могилы тесной, Желая, чтоб сполна он получил Всё, что не смог и не успел - в стране Небесной. Без веры в это, мы не сможем дальше жить. Так много вложено в рожденья перспективу! И мы не можем в ином мире не искать, Для мечт своих детей, альтернативу. Нельзя иначе. Потеряв все нити смысла, Не сможем оправдать существованья. Ни своего и хуже - ни ребёнка. Хоть и не станет легче груз страданья. Не станет меньше и большой кусок беды, Что мы с тобой, сыночек, получили. За что терпели мы такую боль? Отказ земной от нас - не объяснили. Мы эфемерно ищем воплощенья Тому, что не сбылось, что не смоглось. Тому, что личностное самовыраженье "Там" на ступеньку выше поднялось. Нельзя без этой веры нам никак. Без той, где есть бессмертье, как реальность. Где смерть - начало жизни для души. Где встреча нас - не миф, а актуальность. Нельзя иначе. Когда лоб разбив о стену, Мы облегченья на земле не получаем. Тогда измученным сознанием мы в Небо Остатки подранной надежды устремляем. И начинаем больше верить мы Писанью. И меньше домыслам людских инфопотоков. Нас радуют два слова:" Мёртвых нет!" А не слова от атеистов-демагогов. Подругой и доверенным лицом Мы склонны Богородицу считать. Мы рады, что на небе есть Она. Замена наша и для всех вторая Мать. Хоть боль при нас, но верить мы хотим, Что ТАМ найдёт себя, кто не нашёл. Что милость Бога выше наших прегрешений. И что ребёнок, в этот срок, не зря ушёл. Нельзя, чтоб не найти другого русла Все воды наших слёз бы не сумели. Все выходы для нас - ведут на Небо. И в веру про иные параллели. /Любовь Зяткина/

НИЧТО НЕ ЗАБЫТО... ========================= Сына молодого хоронила мать. Не осталось силы плакать и кричать. И глаза пустые, будто из стекла. Жизнь из них в могилу с сыном утекла. На кусочки смерть ей сердце разорвАла И горстями в землю их она бросала. На поминках люди речи говорили, Чем ещё сильнее душу изводили. Ей хотелось убежать к сыночке обратно И рыдать, рыдать, рыдать без людей. Приватно. Болью бьётся пульс в висках. Ноженьки не гнутся. До согласья с Божьим планом, ей не дотянуться. Обречённость поняла. От неё не скрыться. Ей со многим, против воли, в будущем мириться. Никогда перед другими не умела оголять Свои чувства, свою душу. Также будет и опять. Разум, сердце и сознанье - по отдельности живут. Где любовь, там и страданья.Так устроено уж тут. У неё перед глазами лишь сынок - весь мир её. И теперь зарыты в яме смысл и планов громадьё. И обрушилось в могилу всё, что ценным было "до". Где мой "птенчик сизокрылый"? Где семейное гнездо? Одно дело отпустить "птенчика" для жизни. И другое - потерять в похоронной тризне. В теле мечется душа, не желая "клетки". И не хочет исполнять роль марионетки. Материнская душа рвётся за ребёнком, Боль надеясь потерять где-то в мире "тонком". Человек бежит за чем-то, тянется, мечтает. Жизнь его иллюзии жёстко обрывает. Всё, что строилось годами, рушится в единый миг. Холод зимний даты страшной в душу навсегда проник. Взгляд пустой и дом пустой, пуст округи вид. Кто бы знал, что пустота сильно так болит. Кто бы знал, что тишина может резать слух. Кто бы знал, как одиноко средь людей вокруг. Кто бы знал, что будет память о плохом - преобладать. Что умеет она мучить и винить, и упрекать. Кто бы знал, как будет трудно видеть временность во всём. Будто кто-то тебе шепчет:"Всё не вечно. Все умрём." Кто бы знал, как трудно выгнать эту мысль из головы, Чтоб ценить родные жизни, здесь, сейчас им дать любви. Кто бы знал, что будет строить "стену" из цемента слёз, Чтоб себя за нею прятать, не скрывать, что нету доз Ни у горя и бессилья, у допросов без конца, Ни у боли, что терзает материнские сердца. Мы страдаем там, где любим.Лишь любовь и не умрёт. И проложит путь до Неба, и ребёнка ТАМ найдёт! Эта нить прочна и вечна! И взаимностью жива. Связи есть меж измерений! И поверьте - я права! / Любовь Зяткина/

ИСПЫТАТЬ СМЕРТЬ РЕБЕНКА - УМЕРЕТЬ САМОМУ "Речь священника должна быть возвышенной. Он говорит о высоком, касается вечных истин, глубоких смыслов, величественных трагедий. Но когда мы, священники, говорим о смерти — а об этом приходится говорить часто, — то слов порой не хватает, потому что каждая смерть зорко хранит свое целомудрие и каждая трагедия имеет свое лицо и неповторимый облик. Нет смерти вообще. Каждая смерть — лична, каждое горе — конкретно. Все слова утешения бессильны и бесцветны там, где уместно одно лишь молчание. Что такое смерть? Кто может осмелиться говорить о ней? У кого есть такое право? Оттуда никто не возвращался. А те, кто вернулся, — что могут сказать они, не испившие этой чаши до дна? Однако есть люди, пережившие смерть и живущие с этой смертью, знающие слишком хорошо, что это такое. У моего друга умер сын — красивый талантливый мальчик. Умер у него на глазах. Неожиданно. Внезапно. Нелепо. Тяжело хоронить родителей. Бесконечно трудно пережить супруга. Невыносима утрата любимого друга. Но ребенок — это что-то совсем другое. Этого даже понять нельзя, невозможно себе представить, вообразить, помыслить, если сам такого не пережил. Потому что испытать смерть ребенка — то же, что умереть самому. Но это еще не все. Ты не просто умрешь, это было бы слишком легко, — ты будешь жить с этой смертью, с этой болью, глубокой, пронизывающей, ноющей. Она заберется в самую глубину. Смоет все краски. Отравит смех. Вой — единственная роскошь, оставленная мертвецу. Боль, которую ни с кем не разделишь. Мне так совестно подымать глаза на моего друга. У меня нет слов утешения. Даже смотреть на эту постоянную боль невыносимо — целомудренно и неумело скрываемую муку, которая с ним навсегда. Как он живет? Живет ли он? Не знаю. Иногда мне кажется, что его просто нет. Его заменила тень. И это не душевные страдания, не лихорадка эмоций. Боль эта — чистая физическая боль. Так болит тело на своей самой последней незримой глубине. Когда умирает друг, с ним гибнет часть души. Но твой ребенок — воистину часть тебя, продолжение твоего тела. И смерть убила его. А умерли вы вместе. Чего же я хочу? Не наглость ли с моей стороны что-то говорить о смерти детей, мне, монаху, человеку, защищенному от этой невыразимой боли, неуязвимому от такого опыта умирания? Пусть я не познал вкус этой горечи, но мои глаза видят, а сердце способно сострадать, и единственное, чего я хотел бы, это плакать с моим другом." (Архимандрит Савва Мажуко)