4 золотых браслета

4 ожерелье подвески 5 золотых колье

2 пары колье-застежки 1 золотой амулет 1 гравированный камень 1 изумрудный шарик 3 стеклянные бусины 1 золотая пряжка для ремня украшенная танцующим сатиром

1 сланцевая цилиндрическая коробка Небольшой цилиндрический ящик с крышкой, сделанный из сланца, также принадлежал кладу.

Находка была сделана при очень печальных обстоятельствах. Искатель обнаружил клад без ведома и разрешения владельцев участка, который недавно был расчищен для строительных работ, и сделал свое открытие ноябрьским днем, в сумерках. Он в большой спешке собрал материал, вероятно, не обратив внимания на некоторые мелкие детали, и поскольку он знал, что у него нет законного права искать в этой области, он не сообщил о своей находке властям, как того требует закон. Вместо этого он неразумно попытался продать найденные им предметы частным покупателям. К тому времени, когда археологи узнали о находке несколько месяцев спустя, место находки было построено заново, что сделало невозможным надлежащее археологическое исследование. Упорные слухи о том, что клад первоначально включал монеты, никогда не подтверждались или убедительно отвергались, но даже если бы не было монет, вполне вероятно, что группа, как мы ее видим сейчас, является неполной. Этот недостаток информации делает особенно трудным размышление о природе клада и цели его сокрытия в древности. Серебряная посуда в кладовой состоит из трех ситечек и 33 ложек, двух типов. Семнадцать ложек-это кохлеарии с длинными заостренными ручками, а остальные шестнадцать-более крупные лигулы или чиньи, с чашами размером с современную десертную ложку и короткими спиральными ручками, заканчивающимися птичьими головами. Многие из ложек несут языческие надписи, второстепенному римскому богу, который имел много общих черт с греческим Паном. В кладе нет откровенно христианской символики, хотя одна ложка украшена фигурой рыбы, которая часто может быть косвенной ссылкой на христианство. Вакхическая иконография очевидна в группе и была традиционной в римской культуре, но в позднеримский период многие вакхические мотивы были приняты и получили новые интерпретации христианами. Откровенная и, вероятно, исключительно языческая иконография остается одним из самых интересных и необычных аспектов собрания. Было высказано предположение о том, что эти предметы вряд ли предназначались для использования в обычной домашней столовой и что их последующее хранение может быть истолковано как ритуальный акт, а не практический. Однако, поскольку как языческие, так и христианские надписи регулярно встречаются на римских ювелирных изделиях и домашней посуде, а также поскольку фактическая мотивация для сокрытия самого материала неизвестна, эта точка зрения открыта для обсуждения. Необычная композиция группы золотых предметов на самом деле является несколько лучшим свидетельством не бытового фона, чем украшения и надписи серебряной сборки . Подозрение, что клад является неполным, подрывает любой детальный анализ этих вопросов, но если бы золотые и серебряные предметы были каким-либо образом связаны с языческими культовыми практиками, что, безусловно, возможно, то антиязыческие теодосийские эдикты 390-х годов обеспечили бы хорошие практические (а не ритуальные) причины для сокрытия материала от властей.Золотая пряжка пояса-необычная находка, и ее носил бы человек;мы знаем, что пояса, украшенные в различных формах, были важными символами должности или статуса в поздние римские времена, хотя немногие элементы из них сохранились.Его украшение, сатира, несущего педум (пастуший посох) и гроздь винограда, согласуется с другими намеками на вакхические образы во всем собрании, как в ювелирных изделиях, так и в посуде. Например, бегущее кошачье животное на ложке (улитке) , первоначально идентифицированное как пантера или леопард и называемое "ложкой пантеры", безусловно, относится к Бахусу, которого регулярно сопровождали пантера или леопард (Panthera pardus) или тигр (Panthera tigris). На самом деле, животное на тетфордской ложке, вероятно, является тигром: изображение полос как очень коротких изогнутых линий,было распространено в римском искусстве. Золотые кольца на пальцах могли носить как мужчины, так и женщины, хотя браслеты и ожерелья с подвесками в то время были преимущественно женскими драгоценностями. Многие из колец демонстрируют сложную филигранную работу, типичную для позднеримского вкуса, а некоторые имеют очень необычный дизайн. Золотой кулон-амулет, предназначенный для подвешивания на шее , был наполнен серой, возможно, из-за его апотропических качеств. Было высказано предположение, что все объекты "вполне могли быть заказаны группой интеллектуалов, которые горячо верили в старые ценности и которые закопали объекты, когда серьезные преследования нехристиан начались в 390-х годах".Большинство золотых предметов, по-видимому, находятся в свежем, явно неношеном состоянии. Римское золото, которое имеет высокую чистоту (в данном случае со средним содержанием золота более 94 процентов; является мягким и быстро проявляет признаки использования. Это первозданное состояние является одной из необычных особенностей ювелирной коллекции Thetford. Большинство колец имеют общие характеристики дизайна и изготовления, которые предполагают, что они могут быть продуктами одной мастерской, в то время как конструкция соответствующей пары браслетов также параллельна в виде двух колец . Было бы несколько удивительно для одного владельца или даже семьи обладать таким сравнительно большим количеством колец, которые, по-видимому, были приобретены из одного источника в одно и то же время. Личные коллекции ювелирных изделий обычно содержат предметы разного возраста и состояния. Собрание Тетфорда, несмотря на печально неадекватные детали его открытия и происхождения, остается одним из самых интригующих и необычных из многих позднеримских сокровищ драгоценных металлов из Британии. Хотя сочетание серебряной посуды и золотого личного орнамента (с монетами или без них) достаточно распространено в кладах драгоценных металлов этого периода из Британии, важен тот факт, что надписи, подкрепленные визуальными образами, намекают на языческую, а не христианскую веру к концу 4-го века. Были предприняты попытки интерпретировать клад как христианский, но они остаются несколько неубедительными, когда применяются к объектам, текущим в период, когда язычество, а не христианство, было в немилости.