Это было очень странное место. Городок с говорящим названием "Тлен". Мрачный, отталкивающий. Бело-зелёные, облезлые панельные хрущёвки погрузились в туман, который всё не проходил. Их можно было спутать с корабельными остовами, в трюме которых гнили чьи-то останки – и не сильно ошибиться. Горожане стали тише собственной тени, избегая друг друга. Не было больше суетливого мельтешения взрослых, весёлого детского трёпа, скрипа дворовых качелей, игр в салочки или жмурки.
Деревья в городском парке сбросили листву – и так и остались голыми навсегда. Растопырили чёрные, мёртвые ветви. Стали похожи на многоруких тёмных чудовищ, замерших в белой дымке, но терпеливо ждущих жертву. Время остановило свой торопливый бег, поздняя осень не захотела уходить. Пронизывающий до нутра ветер гулял по мрачным, неживым улицам, выслеживая, на кого напасть, и уж если нападал, то иной раз насмерть, добираясь ледяными пальцами до мозга. Несколько окоченевших тел бездомных забрали труповозки. Последняя живая дворняга, похожая на обтянутый кожей скелет, почти не вылезала из подвала. Её жалобный скулёж сливался с протяжными стонами ветра.
Посреди безнадёги и вымирания стояла одноэтажная кирпичная постройка, цвет которой был кроваво-красным, неестественным и зловещим. В ней работал участковый Слизнев Марат Абрамович.
Он появился внезапно, а куда пропал прежний – никто не знал. На худой, костлявой фигуре Слизнева странновато смотрелся выцветший до серости китель – по размеру он был явно больше, чем надо. Из-под манжет торчали белые кисти с неестественно длинными пальцами. Слизнев барабанил ими по столу, отстукивая одну и ту же мелодию, которую никто не мог узнать. На его лицо трудно было смотреть без чувства, будто вся ненависть мира собралась в глазах этого жуткого экземпляра. Они так обжигали, что почти все отводили взгляд, иногда забывая даже, зачем пришли. Кто-то сравнил глаза участкового с двумя извергающимися вулканами, раскалёнными дырами, из которых текла лава.
Длинный, крючковатый нос замечали во вторую очередь. Ноздри всё время вздувались, будто он хотел вдохнуть в себя истории жалобщиков, втянуть их поглубже в себя, насладиться человеческими страданиями.
Рот Слизнева всегда был подвижен, хотя говорил он крайне мало. Его мелкие зубы были такими острыми, что часто он прокусывал себе нижнюю губу, и тогда кровь тоненькой струйкой вытекала на подбородок. Он вытирал его далеко не сразу, чтобы ещё больше смутить собеседника.
– Марат Абрамович? Я принесла кофе! – в комнатку заглянула напуганная помощница участкового Ксенья. Она шла по скрипучему паркету очень аккуратно, чтобы не разлить ни капли. Когда начальник пригубил ароматный напиток, Ксенья стиснула трясущиеся ладони – и больно оцарапала себя ногтями. Лишь с десятого раза она принесла Слизневу кофе, который его полностью удовлетворил. Несколько раз он выливал содержимое чашки прямо ей на блузку, оставляя ожоги.
А ведь когда-то она была самой видной девушкой города... Её вечерние выступления в клубе стэндаперов пользовались невероятной популярностью. Миниатюрная красавица с фантастически подвижной мимикой умела зажигать не по детски. Её ласково называли Малышкой Ксю. Она могла насмешить всего двумя-тремя фразами, подарить людям отличное настроение, даже если что-то сильно расстроило их прежде.
Но клуб давно прикрыли. В "Тлене" перестали доверять тем, кто смеётся. Даже улыбки исчезли с лиц горожан. Словно вернулись мрачные времена Робеспьера... После похорон юмора в "Тлене" завершилась и недолгая артистическая карьера Ксеньи.
Тогда она сосредоточилась на основной работе. Однако новый участковый пугал её до чёртиков. На первой же встрече он дал понять, что знает её тайну. Он швырнул на стол пакет с марихуаной, который она хранила у себя дома под половицей. Ксенья знала, что на целлофане были её пальчики. Слизнев пригрозил, что запросто швырнёт её за решётку, если она не будет беспрекословно подчиняться, выполнять любые его приказы. Иногда требовал, чтобы она ползала перед ним на четвереньках абсолютно голая и блеяла. Однажды приказал вылизать ему грязные берцы.
Внутри Малышка Ксю всегда была очень гордой, хотела совершить головокружительную карьеру на сцене. Считала себя выше других, была уверена, что переросла "Тлен", и её ждут огни большого города. Слизнев понимал, где она слаба, на что надо давить в первую очередь. У него без труда получилось сломить её. Превратить в зажатое, вечно напуганное существо. Он наслаждался этим, лишь горевал, что испил её до дна, и уже нечем было питаться.
– Новости? – спросил он, прикончив кофе.
– В доме номер шесть, в первом подъезде, новые жильцы.
– Схожу поздороваться.
Общаясь с помощницей, Слизнев почти всегда использовал 1-2-3 слова. И требовал предельной лаконичности от Ксеньи. Первое время она пыталась обаять босса, в надежде, что изменится странное отношение к ней. Она мечтала, что Слизнев однажды поймёт, какая она хорошая, и уничтожит улику. Даст ей жить спокойно, как прежде. Но очарование стэндапера, работавшее с другими людьми, ничуть не трогало Слизнева. Он всегда смотрел на неё одинаково. Без тени тепла, чего-то душевного. Ей казалось, от человека в нём вообще была только оболочка, а внутри сидело нечто настолько чужеродное, непостижимое, что она даже боялась размышлять на эту тему.
Как-то раз ей почудилось, будто из беспокойного рта Слизнева на несколько секунд вылез раздвоенный язык, как у ящерицы. Она уже давно не употребляла, и подобные видения редко посещали её. Но тот раз был слишком реалистичным, чтобы делать вид, будто ничего не случилось.
Доложив о новоприбывших, Ксенья осторожно вышла из каморки начальника. И испытала большое облегчение. Его комната была удушливо-спартанской. Стол, стулья, пустой комод. Он выбросил почти всю мебель прежнего начальника. Добавил только портреты Ежова и Берии, лица которых были ненамного приятнее, чем у него самого. Он любил называть себя и висевших на стене в дорогих рамках советских палачей "Могучей тройкой". Будто они физически находились рядом. Иногда Ксенье казалось, что она слышит возле начальника голоса. Чей-то зловещий шёпот. Нечто неразборчивое. Лишь пару раз она разобрала, что говорили. "Дави их... Убивай их... Не жалей их...". Ксенья хорошо училась в школе и прекрасно знала о периоде репрессий. Когда убивали без суда и следствия. И ей было жутко слышать не пойми кого в кабинете начальника, с такими-то портретами.
Столь гнетущая обстановка била по нервам, а они и без того были у девушки ни к чёрту. Кроме того, одурманивал спёртый воздух кабинета. У Ксеньи быстро начинала кружиться голова, один раз она была близка к обмороку. А недавно Слизнев завёл кота. Очень странного, желтоглазого. Худого донельзя, грязного. Он не тёрся о ноги, не мурлыкал. А пристально смотрел из угла комнаты, возле блюдца – его кормили исключительно мясом. Один раз выгнулся дугой, зашипел, бросился к её ноге. Она еле успела отскочить. Слизнев наблюдал за этим с ухмылкой. Находиться в кабинете становилось всё невыносимее. Поэтому каждый раз Ксенья мечтала поскорее выбраться, выскочить на улицу, продышаться. Хоть немного привести мысли в порядок.
В этот раз они вышли из здания почти одновременно. Слизнев грубо оттолкнул помощницу – он торопился в дом номер шесть. Его любимый первый подъезд... Там было столько людской боли, что совершая ежедневный обход, он почти целиком утолял голод. По дороге, сделав один телефонный звонок, успел кое-что выяснить – вселились в квартиру 15.
Недавно там умерла женщина по фамилии Терентьева, державшая дюжину котов. Вообще, будь он нормальным участковым, принял бы меры, поскольку животные жили в условиях полной антисанитарии. Но Слизнева радовало, что Терентьева сходила с ума, пытаясь компенсировать смерть мужа котами – каждого называла именем усопшего, кормила их тем, что он любил – мясом с кровью. Участкового также радовало мучение животных, которых не мыли, отчего в квартире стоял жуткий смрад. Но никто не жаловался. Все боялись Слизнева. Заходя к Терентьевой в квартиру, участковый обычно оставался на подольше, чтобы съесть жирный кусок безнадёги, посмаковать.
Терентьева умерла страшно. Споткнулась, ушиблась головой, её парализовало. Слизнев как раз зашёл к ней – входная дверь была не заперта. Увидел, как она лежит на спине и смотрит на него безумным взглядом. Обездвиженная, внутри давно мёртвая. Слизнев дотронулся до своего лица, сковырнул кожу, снял. Под его рожей оказалось другое лицо. Терентьева увидела мужа, в глазах забрезжила надежда. Его голосом он произнёс: "Того света нет. Я тебя не жду". Глаза Терентьевой наполнились слезами. Она не могла даже пошевелиться. Слизнев, криво усмехаясь, вернул свою морду на место. И распахнул дверь комнаты, где стенали коты.
Они давно не ели. И жадно смотрели на хозяйку. Самый смелый, шипя, начал к ней подбираться. Слизнев дождался, когда первые алчные клыки сомкнутся на несчастной, чтобы отодрать кусок мяса, и продолжил обход. Позже одного из котов он взял себе.
Теперь в квартире Терентьевой появились новые люди. Слизневу стало очень любопытно. Он помнил, что на днях приезжала дезинфекция, но не стал выяснять, кто вызывал. Оказалось, новые жильцы. Надо было скорее знакомиться. Он надеялся на десерт.
Это были родственники Терентьевой. Жители соседнего города, в 300 км. Квартира досталась по наследству. У себя снимали однушку, поэтому решились на переезд в глухомань. Молодая пара, ребёнок.
Когда дверь открыла девушка в халате и с полотенцем на голове, участковый поморщился. "Тлен" ещё не успел их испортить. Они были вполне себе счастливы, хоть и бедны. И это счастье перебило ему весь аппетит.
Он холодно кивнул, прошёл в гостиную. Перед глазами стояла недавняя сцена, как кошачья толпа надвигается на большой кусок живого мяса. Но теперь квартира была иной, вычищенной до блеска. Даже приятной. Ребёнок бегал по детской, визжал, кричал. Он был очень доволен новым конструктором. Отец подбрасывал мальчугана, смеясь. Слизнев пошатнулся, его лицо стало ещё белее. Хозяйка заботливо подхватила его за руку.
– Вам помочь? Вам плохо?
Он выругался. Отвык от добра, участия. Его глаза гневно засверкали. Но девушка выдержала взгляд. Обычно они отворачивались, пригибались к земле. Но только не она... Убежала на кухню, вернулась с чаем. Он взял, отхлебнул – и выплюнул.
– Холодный!
Но хозяйка всплеснула руками, сбегала и сделала ещё. Мальчик выскочил из комнаты и кинулся к участковому. Обвил его ноги своими маленькими, тёплыми ручками, звонко смеясь. Отец стоял в дверном проёме и улыбался сквозь усы.
Слизневу захотелось кричать, его зубы так прокусили губу, что хлынул поток крови. Хозяин кинулся в ванную комнату, достал аптечку. Усадил Слизнева, обработал рану – недаром был фельдшером.
– Товарищ участковый, мы только въехали, – заговорил мужчина. – Расскажите, как здесь, в "Тлене"? Спокойно? А может быть, угостить вас фирменными бисквитами Алёнки? Жена делает их божественно! Вы не поверите, стоит надкусить, и появляется ощущение, будто попали в рай.
Слизнев подскочил. Ему срочно нужна была подзарядка. Ненормальная семейка добряков, столь абсурдная для "Тлена", продолжала суетиться вокруг него. Он ощутил сильнейшее давление в голове и начал отступать к выходу. Ему требовалась срочная подзарядка. В подъезде было достаточно страдающих душ, чтобы залечиться. Наркоманка в завязке, которую он заставил снова ширяться. Ребёнок, которого отец привязывал цепью к батарее и избивал ногами (Слизнев получал особенное удовольствие, когда выгонял отца из комнаты и питался болью мальчика). Старуха, потерявшая дочь - участковый заходил за порог и сразу начинал говорить её голосом, отчего хозяйка квартиры падала на колени, умоляя прекратить. Мужчина, зарубивший свою жену и хранивший в холодильнике части тела - Слизнев слишком долго игнорировал заявления о побоях. Проститутка, которую он сделал такой, убедив, что на большее она не способна.
- Мне надо идти! - крикнул Слизнев.
Но перед дверью стояла Алёна. У неё в руках была сахарница с конфетами.
- Угощайтесь, право слово. А то хотите, накроем на стол, как раз обедать собирались. Вы такой бледный, наверное, сильно устали. Вам нужно подкрепиться, так?
Слизнев не мог сопротивляться. Он угодил в ментальную ловушку. Это были охотники на пожирателей душ, теперь он это понимал. Но им уже удалось подключиться к нему, разрушить защиту. Он потерял бдительность. "Тлен" сдался без боя, и он почему-то решил, что всесилен.
Чем больше охотники делали ему добра, тем сильнее разрушался блок. Накопленного зла не хватало, он слишком быстро переваривал боль. Организм постоянно требовал добавки.
На кухне Слизнев упал и начал дёргаться в конвульсиях.
- Не волнуйтесь, сейчас принесу противосудорожное, - улыбнулся фельдшер. Когда Слизнев взвыл и замер, мальчик обнял его и поцеловал в щёку. Слизнев начал уменьшаться, пока не превратился в ящерку. Мальчик поймал её и сунул в банку.
Охотники переглянулись. Они выложились, сил осталось слишком мало. Пожиратель был слишком могуч, и им потребовались вся сноровка, чтобы справиться.
- Впереди ещё много работы в "Тлене", - вздохнула Алёна. Её усатый напарник (не муж) Сергей пожал плечами. И потрепал мальчика, Ромку, по щеке.
Это был нанятый в Корпорации добра ребёнок. Дети всегда работали в связке с охотниками. Они стали чуть ли не главным оружием против пожирателей. Если у них была плюсовая, добрая зарядка, то они уничтожали зло за пару прикосновений. Но дети, привлечённые для охоты на пожирателей, слишком быстро взрослели...
- Я тут видел грустную тётю, в соседней квартире, - сказал Ромка. - Давайте начнём там. Я очень хочу обнять её...
Автор: Станислав Купцов. Фото: Pixabay


Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 4