КУЛАЦКАЯ КАБАЛА

Предлагаем читателям отрывок из рассказа 1874 года, в котором раскрывается механика закабаления сибирского крестьянина кулаком.
Николай Иванович Наумов(1838-1901) – писатель-народник, считается первым бытописателем сибирской деревни. Выросший в семье прокурора под крики жертв, повергаемых порке розгами, палками и шомполами на городской площади, на которую выходили окна его дома, Наумов прожил жизнь чиновника-оппозиционера, несколько раз прошедшего через аресты, обыски и пребывание в крепости.
В сер.1880-х-сер.1890-х гг. в городе Мариинске Томской губернии Наумов занимал должность непременного члена присутствия по крестьянским делам. «В течение девятилетней службы крестьянским чиновником в двух округах Томской губернии, Мариинском и Томском, я изо дня в день по свежим впечатлениям записывал все, что доводилось мне подметить и слышать», – писал Наумов об этом периоде в одном из своих писем.
В рассказе «Крестьянские выборы» (1874) писатель раскрывает интересную схему закабаления крестьянства кулачеством. Крестьяне дважды в год были обязаны уплатить подати. Писатель отмечает, что большинство крестьян, которых он относит к беднякам (сегодня популярно заблуждение о поголовной зажиточности сибирского крестьянства), не имеет денежных средств для уплаты податей. Крестьяне оказываются под угрозой телесных наказаний (а пожилой или больной человек под розгами и умереть мог, несмотря на пресловутое «отсутствие смертной казни при царях»), насильственной продажи за долги части хлеба, других продуктов, скотины, домовых построек (распродажа крестьянского имущества была ограничена законом, но и распродажа назначенных «излишков» наносила серьезный удар по крестьянскому хозяйству). Городские прасолы в этот период слетаются в деревню, как коршуны, и за взятки добиваются не предоставления тем отсрочек, скупают за копейки крестьянское имущество на этих распродажах.
Часто же сборщики подати заключают своего рода контракт с местными кулаками: кулак выплачивает недоимки за крестьян, а чиновники предоставляют ему право бесконтрольно собирать потом крестьянские долги либо личным трудом должников, либо их будущим урожаем.
Сегодня часто удивляются, мол, ну взял у кулака разок в долг, так после отдачи свободен, где кабала? Наумов подробно поясняет, почему из такой долговой кабалы было так трудно освободиться, что она иногда становилась пожизненной. «Допустим, что у него благодарный урожай, который при других обстоятельствах мог бы поправить его хозяйство продажею избытка хлеба в посторонние руки по существующим на него ценам. Но внесший за него подать крестьянин не допустит его до этой продажи и, по цене, всегда самовольно назначаемой заберет хлеб в свою пользу, в пополнение долга. Допустим, что бедняк избытком хлеба уплатил весь долг ему; но наступает новый сбор податей – и у него снова нет средств внести их, так как весь его заработок употреблен на пополнение старого долга, и снова поневоле он прибегает к помощи своего благодетеля…»
Более того, Наумов упоминает продажу должников в работу на приисках, рыбном промысле. Почти рабство.
Подытоживая свои наблюдения, писатель делает вывод, что кулацкий промысел – зло, разъедающее экономическое благосостояние народа и его нравственность.
Непроизводительный доход с кулацкого капитала таким образом тормозил развитие хозяйства, - зачем улучшать агротехнику, внедрять новое, если к услугам кулака толпа бесплатной рабочей силы? Мы, знаем, что пройдет почти 60 лет, три революции, из деревни будут выметены помещики, но воз бессильного крестьянского хозяйства будет почти в том же положении. И тогда Сталин решится убрать кулаков из российского села.