елена анциферова(журавлёва)

Зима была лютая, холод заставлял не стоять на месте, а двигаться, искать добычу, чтобы не замёрзнуть, а ещё накормить семью. Мать на охоту не выходит, у неё щенки, родились в самый мороз. Отец со старшими ходят за добычей. Молодые волки, почуяв силу, бегут вперёд, отец их учит, ругает, да толку...Сам таким был, сам с братьями и сестрой, что тоже стала уже матерью и недалеко оборудовала логово, сам так же носился по степи, наперегонки с ветром. Но нельзя, нельзя дать им почувствовать силу, а то подумают, что он слаб, а он не просто отец, он вожак стаи, только дай слабину, мигом найдётся тот, кто захочет занять его место. Серый оглядел детей, первый раз взял на охоту тех, что родились прошлой зимой. Обычно, они помогают матери, водятся с малышами, но...малыши ещё малы, взял с собой, хоть мать и не разрешала, мать есть мать, но детей надо учить. Дочь тоже сними, Серый залюбовался подростком, вырастет и станет сильной волчицей, станет матерью, такая сможет и волков за собой повести, а

– Коль, а ты молодец, – с неким удивлением заметила Наталья Дмитриевна. Вот уж какой раз выдавала она тетрадки, а у Коли – четверка. Ну, или твердая троечка. Что для Коли, в общем-то, и неплохо. Изменился Коля Новиков. Не заметить это было нельзя. Свитерок свежий вязаный, брюки отутюжены. Да и не это главное, главное – учиться стал, и поведение изменилось ... притих как-то, на уроках слушает, домашка готова.  За суетностью дел декабрьских, учительских, Наталья Дмитриевна это сразу и не приметила. Оно ведь как – дурное так и лезет в глаза, а хорошее надо еще увидеть, разглядеть. Начала она к Коле приглядываться. И куда делась его безалаберность? Куда ушло желание доказывать свое хулиганское лидерство? Сколько проблем с ним было! Даже школьные принадлежности не приносил. Неужто мать за голову взялась? Наконец, за ребенком следить начала? Ситуация Коли проста и обыденна. Сколько таких семей видывала сельская учительница. У Коли семья полная: мать, отец, двое детей. Отец не то что бы пил

Было это лет двадцать назад. Вечер уже опустился на село, темный, сырой. Я только-только сумку свою фельдшерскую разобрала, халат сняла, думаю: «Ну всё, Семёновна, отработала. Пора и честь знать». Только чайник на плиту поставила, как слышу - дверь входная распахнулась так, что петли взвыли. На пороге стоит Лена, невестка бабы Паши - Прасковьи Ильиничны. Женщина она городская, видная, в наше село переехала, когда за сына Прасковьи, Виктора, замуж вышла. Сама вся на нервах: волосы мокрые к лицу прилипли, пальто нараспашку, а в глазах - то ли слезы, то ли злость лютая. - Валентина Семёновна! - кричит, даже не поздоровавшись. - Идите, сделайте что-нибудь! Силы моей больше нет! Или вы её забирайте в больницу, или я сама с ума сойду! Я чайник отставила, платок на плечи накинула. - Ты, Лена, не кричи, - говорю тихо. - В больницу у нас не за крик кладут, а по болезни. Что стряслось-то? С Прасковьей Ильиничной худо? - Худо?! - Лена аж задыхается. - Да она из дома помойку сделала! Я чистоту нав

В тот день, когда в Заречье замолчала гармонь Григория Петровича, деревня будто оглохла. Вы поймите, Гриша наш, Петрович, - это не просто мужик с гармошкой. Он был душой села. Ни одна свадьба, ни одни проводы в армию, ни один праздник без него не обходились. Сам он - невысокий, кряжистый, с лицом, порезанным морщинами, как весеннее поле бороздами, а в глазах - вечные смешинки. Как растянет меха своей трофейной, немецкой гармони, как ударит по клавишам - так и мертвого в пляс поднимет. Ноги сами вприсядку идут, и вся тоска-печаль из души вон. А тут - тишина. Неделю молчит, вторую. И деревня притихла, потускнела. Словно солнце выключили. Приходят ко мне бабы, то за каплями, то давление померить, а сами все в одну сторону: «Семёновна, ты б сходила к Петровичу. Неладно с ним что-то. Не заболел ли, часом?». Я и сама уж собиралась. Взяла свою сумку старенькую, где и корвалол, и пластырь, и доброе слово всегда найдется, и пошла. Дом у него на пригорке, аккуратный, с резными наличниками. А во