Вера Шатова - Расчектаева

Очнулась она в густой, больничной тишине. Тело было чужим, налитым свинцом. Последнее, что помнила — крик. Не свой, а дочери. И лицо мужа, искаженное ужасом, его губы, шепчущие прощание. Тогда она не знала, что это прощание — навсегда, а дочь её уже зовут другой матерью. Тишина, в которой она очнулась, была густой и странной. Не тишиной отсутствия звуков, а тишиной заполненного пространства. Она лежала, не открывая глаз, и прислушивалась к себе. Тело было чужим, тяжелым, будто налитым свинцом. Где-то далеко, сквозь сонную вату, доносилось шуршание, приглушенный стук, чей-то вздох. Анна медленно подняла веки. Белый потолок, трещина, убегавшая в угол. Резкий, въедливый запах карболки, йода и чего-то еще — сладковатого, больничного. Она повернула голову, и мир поплыл. Рядом стояла тумбочка, на ней — пустая стеклянная кружка и сложенная в несколько раз серая газета. За окном, замутненным пылью, синело июльское небо. Где я? Память отказывалась служить. Последнее, что всплывало, — это пронз

Однажды отец-одиночка, кормивший свою дочь, увидел, что его дочь подняла глаза и смотрит куда-то за его спиной. — Мама... — послышалось её первое слово. Отец был одновременно и рад, и опечален. Опечален, потому что его жена никогда не сможет услышать это слово из уст своей драгоценной дочери. Питер стоял у кроватки своей дочери, наблюдая за тем, как маленькая Элла мирно спит, как её крошечные пальчики сжаты в кулачки. В комнате царила тишина, и только дыхание девочки нарушало её спокойствие. В этот момент Питер чувствовал, что его сердце разбито на миллион осколков, которые уже нельзя собрать. Его любимая жена, по имени Шарлотта, ушла из жизни сразу после рождения их дочери, оставив его в мире полном боли и утраты. Прошел год и несколько месяцев. Питер старался справляться с одиночеством, воспитывая Эллу, которая была для него единственным светом в этом мраке. Каждый её новый день приносил новые радости и новые вызовы. Но в один момент, когда Элла начала лепетать свои первые сло

Максим сидел за рабочим столом, перед ним светился экран, на нём шли строки кода — ровные, сухие, одинаковые. Они сменяли друг друга без спешки, без смысла. Он не ловил себя на мысли «получилось» или «ошибся». Не было ни раздражения, ни интереса. Пальцы двигались механически: нажимали клавиши, стирали, снова набирали. Внутри — пусто. В какой-то момент он перестал различать время. День, вечер, неделя — всё растворилось в одном длинном «сейчас». Он мог бы сказать, что устал, но усталость предполагает чувство. А у него не было чувств. Была ровная глухая тишина, будто кто-то опустил на всё стеклянный колпак. Он видел индикатор часов в правом нижнем углу, видел, как меняется врем, но это было похоже на смену цифр в лифте: едешь, да, но куда — неважно. Он не ждал выходных. Не ждал ночи. За окном медленно шёл снег. Не красивый, из кино, а настоящий — мелкий, упрямый, как пыль из холода. Свет фонарей упирался в стекло и рассыпался на тонкие бледные полосы. Город в такие вечера будто перес

На центральной площади возвышается памятник Ленину, в столовой висят мозаичные панно с викингами, а в отеле можно переночевать в номере с мебелью 1980-х годов. Это не музей, здесь живут люди. Правда, всего человек десять зимой и двадцать летом. На 78-м градусе северной широты, между ледником и фьордом, на территории Норвегии стоит Российский (и даже точнее "советский ") поселок Пирамида, где в отсутствие людей по улицам ходят песцы, а единственный газон за тысячи километров — тот самый, что привезли сюда в 1980-х из Сибири. Автор фото scottgunn / Flickr CCCР без визы Поселок основали шведы в 1910 году — нашли уголь, но не выдержали арктических условий и в 1927-м продали Советскому Союзу. Формально Шпицберген принадлежит Норвегии, но международный договор разрешает любой стране вести здесь добычу. Правда, воспользовались этим только норвежцы и русские. Автор фото Daniel Foster / flickr Активное развитие началось 29 августа 1946 года, когда прибыли первые 609 советских строителей и горня

Как ни старалась Светлана, отгородиться от общественной жизни в военном городке, но муж втянул её в это. И она теперь была вынуждена посещать женсовет части. Первое заседание, на которое её пригласили, оказалось удивительно скучным. Обсуждали озеленение территории, ремонт детской площадки, и организацию субботника. Всё это казалось ей мелочным и утомительным. Светлана чувствовала себя чужой среди этих женщин, которые, казалось, знали друг друга всю жизнь. — Светлана Игоревна, мы очень рады, что вы к нам присоединились, — обратилась к ней Нина Николаевна, когда собрание подошло к концу, — у нас есть несколько идей, где вы могли бы себя проявить. Например, взять на себя организацию субботника. У вас наверняка есть опыт в этом. Светлана почувствовала, как её щеки заливает краска. — Я… я не уверена, что смогу, — промямлила она. — Ну что вы, Светлана Игоревна, — продолжила Потапова, — муж говорил, что вы очень деятельная женщина. Поэтому, я не сомневаюсь, у вас всё получится, а мы поможем