Любовь Дегтярёва(Слепченко)

Грязный, пыльный, с тяжелым запахом старости и сырости, ковер лежал посреди нашей новой, ещё почти пустой гостиной, как дохлая собака. Красный, когда-то, сейчас он был какой-то буро-грязный, с протёртыми до основы пятнами и вытертыми бахромками по краям. По углам торчали нитки, в середине зияла дыра размером с блюдце, а от него несло так, будто его десять лет держали в сыром подвале. — Лена, это вообще нормально? — голос у Миши дрожал от злости. — Это… это что такое? Я молча смотрела на ковер, на свекровь, которая, устало плюхнувшись на табурет, уже разувалась, и понимала, что сейчас что-то взорвётся. В воздухе повисло напряжение — густое, липкое, как перед грозой. — Это хороший ковер, — обидчиво сказала она, заметив наше молчание. — Турецкий. Настоящий. В своё время деньги за него отдали, как за машину. Чего вы на меня так смотрите? Я по привычке попыталась сгладить: — Мам, спасибо, конечно… Просто… он немного… — Какой «немного»? — взорвался Миша. — Ты его видела? Он воняет! Он весь в

Силантий закрутился с головой в тулуп и задремал. Какую уж зиму встречал он лесником на таёжной заимке! Мерно догорала сальная свеча в его лесной сторожке. Почти стемнело, но красное зарево заката ярко чернило верхушки деревьев. Силантий скинул тулуп, расправив широкие плечи. Он надел рыжую меховую безрукавку поверх суконного кафтана, заправил порты в затертые временем олочи и направился к белой мазаной печи, стоявшей посередине избы. - Остыла, родимая,- покачал головой Силантий,- растопить бы тебя надобно. Пламя свечи колыхнулось, осветив бревенчатые стены с торчавшим из щелей мхом. Силантий подошел к кадушке и зачерпнул ковшом ледяной воды, принесенной им из никогда не замерзающего родника. Бил тонкой струйкой из мерзлой земли, а к лету разливался в прозрачное озерцо. Силантий промокнул рукавом намокшую черную бороду и развернулся к скрытой в полумраке божнице с иконостасом. Лампадка давно погасла, но лица святых все равно проступали светящимися ликами. - Как же меня сморило,- пробур

Тайга не терпит слабости. Это откровение снизошло на меня в первую же зиму на Кордоне, в декабре девяносто первого. Но знаете, что я постиг позже? Она не выносит и сильных. Сильные полагают, что им всё подвластно, что они постигли все её тайны. А тайга… она лишь молча ждёт. Ждёт того мига, когда ты споткнёшься, когда усомнится твоя уверенность, когда покажется, что ты с ней освоился. И в тот миг она являет тебе, кто здесь истинный властелин. Меня зовут Михаил Степанович Шумилин. Хотя для всех я просто Степанович. Так проще, да и как-то душевнее. Мне сорок пять, и последние семь из них я несу службу егерем в Алтайском заповеднике, на кордоне Язула. А до этого были небеса. Я пилотировал Ми-8 в Афганистане. 181-й вертолётный полк, базировались в Кандагаре. Два года возил грузы, раненых, цинковые гробы. Потом нас сбили над Паншером. Из всего экипажа уцелел лишь я. После госпиталя вернулся в Барнаул, домой. Жена к тому времени уже смирилась с мыслью, что живого мужа не дождётся. Дочка не у