Рита Сорокина (Фролова)

Тихо летят паутинные нити. Солнце горит на оконном стекле. Что-то я делал не так; извините: жил я впервые на этой земле. Я ее только теперь ощущаю. К ней припадаю. И ею клянусь… И по-другому прожить обещаю. Если вернусь… Но ведь я не вернусь. Роберт Рождественский «Нас мало, нас, может быть, четверо», – написал Андрей Вознесенский о себе, Евгении Евтушенко, Белле Ахмадулиной и Роберте Рождественском. «Четвёрка» перевернула представление о поэзии, изменила взгляд на неё, стала невероятно популярна. Они собирали огромнейшие аудитории; на встречи с ними шли сотни людей для того, чтобы послушать стихи в авторском исполнении и задать вопросы о жизни, стране, гражданском долге, вечных ценностях. Кто-то, безусловно, сочтёт это удивительным. Ведь сегодня интерес к поэзии не так велик, как хотелось бы, а сборники стихов не являются лидерами читательского спроса, и это, к сожалению, признанный факт: не поэты – «властители дум». Но было и иное время… И почитатели, и критики творчества Рождественс

Тихо летят паутинные нити. Солнце горит на оконном стекле. Что-то я делал не так; извините: жил я впервые на этой земле. Я ее только теперь ощущаю. К ней припадаю. И ею клянусь… И по-другому прожить обещаю. Если вернусь… Но ведь я не вернусь. Роберт Рождественский «Нас мало, нас, может быть, четверо», – написал Андрей Вознесенский о себе, Евгении Евтушенко, Белле Ахмадулиной и Роберте Рождественском. «Четвёрка» перевернула представление о поэзии, изменила взгляд на неё, стала невероятно популярна. Они собирали огромнейшие аудитории; на встречи с ними шли сотни людей для того, чтобы послушать стихи в авторском исполнении и задать вопросы о жизни, стране, гражданском долге, вечных ценностях. Кто-то, безусловно, сочтёт это удивительным. Ведь сегодня интерес к поэзии не так велик, как хотелось бы, а сборники стихов не являются лидерами читательского спроса, и это, к сожалению, признанный факт: не поэты – «властители дум». Но было и иное время… И почитатели, и критики творчества Рождественс